Ангелы из макарон

Поднимаешься на крыльцо здания пансионата для онкобольных детей, проходишь вестибюль, заходишь в лифт и обнаруживаешь, что это уже третий этаж. Так гласят кнопки в лифте. Первый и второй этажи уже у тебя под ногами, в подвале... Но мы с волонтёрами Настей и Лёшей едем вверх, на пятый. Проходим по короткому коридору, где справа и слева — палаты, и упираемся в комнатку с большими окнами, заклеенными разноцветными клоунами из Мак-Доналдс. В комнатке у стены стоят два стола, заставленные игрушками. Алексей достаёт блестящий ключик, открывает шкаф, и на столе начинают появляться краски, кисточки, альбомы, прозрачные стеклянные тарелки и прочие атрибуты художественной мастерской. Настя идёт по палатам собирать детей. Это моё первое посещение детской Киевской онкологической больницы. Зачем я сюда пришёл? Мне нравиться общаться с детьми. И я знаю, что в больнице всегда скучно и хочется, что бы к тебе кто-то приходил — знаю по своему опыту. А если это ещё и онкологическая больница...

Увы, в отделении кто-то заболел ветрянокой, объявлен карантин и большинство детей разъехалось по домам. Но....Несколько обитателей пансионата проходят химиотерапию, или восстанавливаются после неё. Они и стали моими первыми знакомыми в этой комнатке на третьем (или пятом?) этаже онкобольницы, с окнами выходящими на вечно дождливый больничный двор.

Это Юля. Она из какого-то посёлка под Николаевым. Розмовляє переважно укра§ нською мовою. У неё весёлые, смеющиеся глаза. Малейшего повода для смеха достаточно, чтобы смеялось уже всё лицо. А поводов здесь предостаточно. Сейчас Леша затеял лепить из глины летучую мышь. Он художник, закончил академию художеств, собирается в аспирантуру. Но это не мешает Юле прищурившись, посмотреть на возникающую из комка глины мордочку животного. У него подозрительно пухлые губы и нос. «Лёша, это ж у тебя свинья!» — выдаёт Юля.

- «Ну как это, Юля — тянет Лёша.- Это же летучая мышь. Видишь, у неё крылья. Настя скажи, это мышь», — обращается он за поддержкой. «Да Лёша, это мышь», — соглашается Настя.- «Но с мордой свиньи».

Здесь, в пансионате, общаясь с детьми, которые отходят от ударных доз химии, операций по удалению опухолей, я не чувствую присутствия болезни, страданий и опасности, нависшей над юными пациентами. В детях живёт неистощимый запас оптимизма и жизненной силы. Их совсем не хочется жалеть. Общаясь с Юлей, я только раз вспомнил, где нахожусь — она внезапно сморщилась и встала со стула: «Нога болит, надо постоять». И ты понимаешь, что это та нога, на которой опухоль.

Ещё она как-то вошла в комнату на костылях — после перевязки. Уселась на стул и уронила костыль. «Этот костыль постоянно падает», — пожаловалась она, ставя его на место. Через минуту он упал снова. Мы с Настей начинаем потихоньку смеяться. «Чего вы смеётесь», — жалуется Юля, прислоняя костыль к батарее. Когда он упал в третий раз, смеялись уже все, и Юля громче всех.

На следующем занятии мы познакомились с Мишей. Ему лет 9. Он сразу заинтересовался раскрашиванием фигурок из гипса. Когда все они были раскрашены, мы затеяли изготовление новой порции, и — у нас не вышло. Гипс упорно не хотел застывать. Это произвело на Мишу неизгладимое впечатление. Он обвис на стуле, и его взгляд стал печальным. Другие занятия, как-то изготовление аппликаций из ниток, раскрашивание тарелок его не интересовали. Видя это, Лёша стал искать пути к затвердевшему Мишиному сердцу. Вот смотри, Миша — начал Алексей, беря со стола листок бумаги. «Если взять бумагу и сложить её вдвое, потом ещё вдвое и ещё...» — Лёша иллюстрировал свои слова действиями, стараясь говорить как можно более загадочным тоном. «Потом разрезаем это пакетик вот так, и получается снежинка. Видишь, как интересно». Миша по-прежнему печально смотрел на нежелающий твердеть гипс. «А теперь мы эту снежинку с тобой приклеим в угол этого листа ватмана, Миша» — говорил Леша, намазывая снежинку клеем. Миша поморщился. — «А теперь вырежем ещё одну». Лёша вырезал четыре снежинки, наклеил их на лист ватмана, и покрыл всё это лаком. Миша печально сидел, глядя в пустоту. Потом я и Настя долго смеялись, по очереди изображая, Лешин мастер-класс по снежинкам и печальное лицо ученика.

Как-то раз мы раскрашивали стеклянные тарелки специальными акриловыми красками. Берётся понравившийся рисунок из книжки, сверху ложится тарелка и рисунок обводиться. Дальше всё зависит от фантазии. Я нашёл в одной раскраске пушистого хвостатого кота. Перевёл его на тарелку, раскрасил белыми, оранжевыми и жёлтыми пятнами. Потом стал думать, о чём же кот может мечтать. Вскоре по краям тарелки появились две мыши и два бутерброда с сыром и колбасой. Затем я нарисовал оранжевые лучи, отходящие от кота — кот сиял. «У тебя какой-то мексиканский кот. Символ дикого племени, поклоняющегося котам» — сказал Лёша. И тогда я написал под вдёрнувшим хвост животным одно слово «Мечтай». Я посмотрел на него и вдруг ощутил, что знаю десяток легенд об этом коте. Мечтать было классно. Рядом сидели люди, которые меня вдохновляли. Настя — курносая девушка с удивительно тёплой, уютной улыбкой. Алексей — будущий художник, человек, готовый часами рассказывать мальчику Мише о прелести изготовления снежинок. Дети, которым было интересно раскрашивать, рисовать, клеить вместе с нами, которым мы были нужны.

Потом я шёл по улице мимо корпусов онкологического центра, и меня накрыла волна. Как жителя Сейшельских островов накрывает цунами. Если бы я никогда не ходил в церковь, я бы назвал это «кайфом». Но я знал, что это называлось Благодать. Я выстаивал длинные службы в Лавре. Ездил в паломнические поездки. Жертвовал деньги на храм. И всё для того, что бы ощутить это ни с чем несравнимое присутствие Бога. А тут, после скромной попытки помочь больным детям, после общения с людьми, которые видят смысл в том, чтобы приходить и помогать, я почувствовал такую полноту жизни, какой не ощущал никогда раньше.

Через несколько дней, слушая аудиокнигу про Серафима Саровского «Беседы с Мотовиловым» — я понял, откуда взялась эта нахлынувшая внезапно радость. Преподобный Серафим учил, что нужно не только делать добрые дела, но и ставить особой целью собирание благодати Духа святого этими делами. И делать именно то, что приносит тебе эту благодать. У всех по-разному. Кому милостыня, кому молитва, кому монашество и отшельничество. И я понял, что попал в десятку. Богу почему то очень понравилось то, что я прихожу в больницу. Иначе откуда это ощущение, которое я ранее собирал по крупицам, и которое буквально переполнило меня, когда я вышел из больничного корпуса и пошёл по залитому дождём асфальту к остановке такси? Я и сейчас стараюсь вернуть в памяти то ощущение абсолютного счастья. И сидя за столом в комнатке с красными клоунами на стенах я чувствую, как где-то на дне души, там, где всегда было сухо, плещется драгоценная влага. 6 октября кончается карантин. В импровизированной художественной мастерской Насти и Лёши будет аншлаг. И я тоже смогу с кем-то из детей наделать фигурок из гипса. И раскрашивать их всеми цветами радуги. А ещё я нашёл в Интернете, как делать ангелов из макарон. Берёшь толстую макаронину — это туловище. Приклеиваешь две изогнутых — это руки. Сзади макаронину в форме бабочки — это крылья. Голова — белый шарик из теста. Рисуешь глаза, ушки, рот. Покрываешь золотой краской. Смотрится потрясающе...

Господи, как просто!

Александр Иваницкий