Одно из направлений деятельности братства — занятия детской изобразительной студии в киевском Институте рака. О них расскажет координатор проекта, руководитель студии Алексей Глазунов.

— Как ты пришел в братство? Был ли какой-то определенный момент, когда возникла мысль — «я хочу этим заниматься»?

— Я уверен, у каждого человека есть определенное место в жизни, и некоторые вещи иногда происходят с людьми как бы случайно, а потом оказывается, что это — то самое место, в котором ты нужен. Мыслью о занятиях социальной работой я не горел никогда, тем более что по образованию я художник. Но однажды про изостудию мне рассказал друг, я попробовал поучаствовать в процессе работы, и понял: кое-что из своего опыта я могу предложить детям.

— Дети все очень разные: кто-то плачет, кто-то хулиганит. Как ты справляешься с этим?

— Да главное с этим не справляться, дети ведь не на уроках в школе сидят. Полная свобода — это то, что нужно, вот почему у нас на занятиях ребята работают сразу в нескольких техниках — кто-то рисует на батике, кто-то разукрашивает гипсовые рельефы, а те шустрики, которые лихим мазком кисти делают всю работу за две-три минуты, могут порисовать и на бумаге. Ну и основная заслуга принадлежит, конечно же, волонтерам, ведь на каждого ребенка обычно есть один волонтер, который поможет ему во всех его начинаниях, будь то рисунок, поделка или игра.

— Как ты считаешь, волонтерство — это определенный этап в жизни, или это образ жизни?

— На этот вопрос я не могу ответить однозначно. Могу сказать, что около пяти человек, которые ходят на студию, занимаются волонтерством уже в течение нескольких лет, а это значит, что для них волонтерство — неотъемлемая часть жизни. А вообще, редко когда человек может похвастаться тем, что он не выгорает в каком-либо роде деятельности. Но важно не то, какое место занимает волонтерство в жизни людей, а то, что в один прекрасный момент у человека возникает желание быть полезным другим людям абсолютно бескорыстно. Ведь мы живем в мире потребительства, каждый думает: «я хочу то или это, почему у меня нет того и сего, со мной несправедлива судьба», и всего всегда мало, народ кидается на поиски кайфа и развлечений, но от развлечений становится еще более опустошенным. А вот волонтерство — это уже своего рода альтруизм, человек не ищет, чего бы взять, он ищет, кому подать руку помощи. Я думаю, именно в такие моменты в человеке просыпается душа.

Волонтером нужно быть всегда: идешь по ступенькам, видишь женщину с тяжелой сумкой — помоги поднять наверх. Кидает кто-то из друзей мусор на улице — подними и «сделай втык». Видишь, что человек не в настроении, — уступи или ободри... Вот тогда ты действительно волонтер по жизни.

— Есть что-то такое, что в наших силах сделать, но чего пока нет в нашей работе? Твои предложения.

— В последнее время я вижу больше не проблем, а плюсов. Вот, к примеру, волонтер Таня организовала группу «Вконтакте», где за пожертвования можно приобрести работы детей. Казалось бы, что такого? А на расходные материалы, кисточки, краски, глину, пластилин, тарелки для рисования и всякие шкатулочки для декора появились дополнительные средства. Во как. Приятно, когда в ходе работы у людей возникают желания, которые они реализуют самостоятельно и доводят все до конца. Это действительно похвально.

О каждом из ребят-волонтеров хотелось бы сказать больше. У каждого свои причины заниматься волонтерской работой, у каждого своя история. Вот некоторые из них. О себе рассказывают сами волонтеры: на одни и те же вопросы они отвечают по-разному, но в тоже время есть то, что объединяет их всех — искреннее желание помочь тем, кто в этом особо нуждается...

Сергей Гришкан

— Каковы были твои первые ощущения, когда ты пришел? И как они менялись по мере того, как ты начал регулярно посещать детскую онкологию?

— В первое время, кроме естественной, может быть, первой неловкости, которая есть почти при каждом знакомстве (не важно, где и с кем), меня только поразило, что в студии, да и вообще при работе с детьми в онкологии, не было никакой мрачной атмосферы. Дети радовались играм и творчеству так же, как если бы они были обычными детьми. Может быть, так происходит отчасти потому, что дети не до конца еще осознают, чем именно они болеют.

— Почему среди всех существующих направлений тебя привлекает именно наше направление, ведь онкология — это тяжело, а детская онкология — тяжело вдвойне?

— Трудно ответить на этот вопрос... Начиная еще с того времени, как я познакомился с романами Достоевского, меня всегда тянуло именно к самому трудному и тяжелому в этом смысле. Я, кроме онкологии, работал еще волонтером с людьми, склонными к суициду, и ездил в детский дом. Возможно, это потому, что в мире есть немыслимые страдания, которые невозможно принять. И единственный, наверное, способ принять этот мир — это быть причастным к уменьшению этих страданий.

Знаешь, когда человек один в беде и беспомощен — это ужасно, и хуже этого быть ничего не может... Но если находится другой человек, который искренне помогает ему, то все кардинально меняется — лучше этого не может быть ничего. Вот в этом изменении знака с минуса на плюс, с самого тяжелого и жуткого к самому прекрасному и хорошему — в этом я вижу огромный смысл. Ведь именно об этом говорил Христос, когда Его спрашивали, почему бродяга слеп от рождения.

Вопрос надо ставить иначе — не почему, а для чего? Что мы можем сделать, чтобы все это изменить? Мне кажется, что единственный способ для неравнодушного и мыслящего человека не сойти с ума, как Иван Карамазов, от сознания страдания детей на земле, — это быть хоть в какой-то мере причастным к устранению этих страданий. Тогда я могу и верить в Бога, который милосерден и неравнодушен, считая, что именно через меня, и таких, как я, Он и меняет этот мир. Думаю, через эту причастность к творению добра только и можно по-настоящему верить в Бога.

— В чем источник внутреннего побуждения? В чем ты черпаешь силы для волонтерской деятельности?

— Для меня — ощущение смысла. Силы, я думаю, есть у всех: у кого-то меньше, у кого-то больше. Но надо еще и мотивацию, ощущение и понимание, зачем я буду тратить эти свои ограниченные силы и время на ту или иную деятельность, тем более, если это не приносит непосредственной выгоды, которая в нашем бренном мире так ценится. В волонтерстве я часто чувствую, что не напрасно трачу те силы и время, которые были мне даны.

— Бывают ли моменты, когда приходится себя пересилить (усталость, плохое настроение и т. д.), чтобы прийти, и чем ты себя в таком случае мотивируешь?

— Конечно, бывают. Мотивирую, наверно, тем, что называется чувством долга. Некоторые считают, что сухое чувство долга и обязанности — плохо, неискренне. Это, наверно, не совсем так, нельзя постоянно находиться на одном и том же уровне энтузиазма, мы все люди и можем чувствовать себя каждый день по-разному. Но в отношениях с людьми мы должны, тем не менее, оставаться постоянными, потому что они верят нам, доверяют. Поэтому требуется также и постоянное сознание собственного долга и ответственности за других людей. Хотя кому-то со стороны это может показаться чем-то очень тяжелым. Это не совсем так, даже более того: ответственность за других — это то, что очень помогает справляться в том числе и со своими личными проблемами.

— Бывают ли у тебя моменты психологического выгорания, и если да, то как ты с этим справляешься?

— Не знаю, мне кажется, у меня еще не было выгорания. Это, прежде всего, потому, что, к счастью, у меня есть близкие люди, которые за этим все время внимательно следят, и я им очень за это благодарен. Также волонтерство не является единственным моим занятием, я еще учусь и работаю, и это тоже для меня важно.

— Детская боль и детская смерть — это тяжелое испытание. Как ты справляешься с этим?

— Это действительно очень тяжело. Иногда можно увидеть детей с ампутированной ногой или рукой. Я в таких случаях веду себя, словно не наблюдаю ничего особенного, хотя и остаюсь внимательным к тому, в какой мере и как ребенок может участвовать в той или иной игре или творческом занятии. Мне это кажется естественной деликатностью, и я думаю, что именно такое отношение и необходимо ребенку. Иные вещи наблюдать тяжело... Но я думаю об этом, когда уже ухожу и остаюсь наедине с собой, потому что детям, как мне кажется, нужны не искаженные ужасом лица и не равнодушие, а именно такое непосредственное и внимательное к ним отношение.

Что касается смерти — это очень тяжелый вопрос, потому что естественно, что к тому или иному ребенку привязываешься, и потеря действительно бывает тяжелой. Но перед смертью мы все равны. Я не хочу сказать, что это одно и то же — прожил человек 80 лет или не дожил до первого десятка. Конечно, это разные вещи, и в смерти детей есть что-то в высшей степени неправильное и неестественное. Но и мы тоже когда-нибудь умрем, и нам следует задуматься о том, что же самое главное в жизни, несмотря на то, что она когда-нибудь закончится.

Ира Аноева

— Ира, что побудило тебя заниматься волонтерской работой?

— Мое волонтерство началось с довольно негативного момента. В начале февраля 2010 года у моей мамы обнаружили онкологию. В то время кроме слез и молитвы ничего не было. Операция прошла успешно, осложнений нет, и всему этому я обязана Богу. Весной я узнала о молодежке (прим.: каждый четверг в Свято-Троицком Ионинском монастыре священники проводят беседы с молодежью), а когда пришла, увидела объявления ребят по поводу разных направлений волонтерства. Сначала искала себя в доме престарелых. Но что-то привело меня к детям. Я увидела возможность еще раз поблагодарить Бога за спасение самого близкого и родного мне человека. И воспользовалась ею.

— Твои первые ощущения, когда ты пришла? Что-то изменилось в тебе после посещения студии?

— Первое ощущение — это, конечно же, страх. Было безумно страшно сказать что-то не то, причинить боль словами или действиями, обидеть детей. Ведь там много довольно взрослых ребят, которые понимают всю сложность их ситуации. Чуть позже я поняла, что это всего лишь дети, которым намного ценнее наша забота и внимание, чем остальным.

Жизненные приоритеты особо не изменились, просто начала меньше жалеть себя и жаловаться на судьбу. Все чаще заставляю себя вставать с постели, вопреки лени и плохому самочувствию.

— В чем источник внутреннего побуждения? В чем ты черпаешь силы для волонтерской деятельности?

— В детях. Зачем далеко ходить, если передо мной — самый неисчерпаемый источник вдохновения? Просто прислушиваюсь. Вот девочка с очень красивым голубым бантом мечтает в будущем стать «лікаркою» — не актрисой, не певицей, а просто врачом. Она хочет помогать точно таким же, как и она сама. Ребенку нет и 5-ти лет, а он уже мечтает в будущем спасти чью-то жизнь. А мальчишка Миша, которому еще нет и 3-х лет, будет «мужиком, человеком и папой». Говорю я именно «будет», поскольку уверена на 100%, что он станет замечательным человеком, самым лучшим отцом и расскажет о нас уже своим детям. А сейчас мы можем помочь ему бороться за свои мечты.

— Бывают ли моменты, когда приходится себя пересилить (усталость, плохое настроение и т. д.), чтобы прийти, и чем ты себя в таком случае мотивируешь?

— Признаться честно, если плохое настроение, я стараюсь все-таки остаться дома. И дело не в том, что я вхожу в пятерку самых ленивых людей на планете. Просто считаю, что детям нужны наши эмоции, тот заряд и посыл, с которым мы пришли. Они впитывают наше настроение, а если оно плохое, на них это тоже обязательно как-то отразится. Так что с плохим настроением лучше справляться самому, а вот радость действительно нужно разделять с другими. Особенно с детками. У них идеально получается приумножать счастье.

— Бывают ли у тебя моменты психологического выгорания, и если да, то как ты с этим справляешься?

— Пока что не было. Наверное, потому, что примерно дважды в год я на 2-3 недели уходила сдавать сессию. Порой нужно немножко перевести дух, привести мысли и чувства в порядок. У меня это получалось именно в этих промежутках. Осознать что-то, сделать для себя соответствующие выводы и идти дальше. В этом ничего плохого нет, но самое главное после таких пауз — вернуться.

— Детская боль и детская смерть — это тяжелое испытание. Как ты справляешься с этим?

— Все зависит от меня и моих мыслей. Естественно, я понимаю, что прихожу в место, где дети борются за жизнь каждую минуту своего пребывания в этих стенах.

И как бы нам ни хотелось, не всегда этот бой заканчивается нашей победой. Но моя задача — помочь и придать силы тем маленьким бойцам, которые эту силу немножко растеряли во время войны. Как это сделать? Я просто не думаю о том, что кому-то из деток может стать хуже, что кто-то может покинуть нас. Эти мысли мое подсознание блокирует полностью, как вирус. Мы должны научиться контролировать свое настроение рядом с детьми, не показывать ни малейшего сомнения в их дальнейшем выздоровлении. Когда они чувствуют нашу уверенность в том, что существует только один — хороший (!) выход из их сложнейшей жизненной ситуации, они сами начинают в это верить. А в этом, собственно, и заключается задача каждого волонтера: добавить чуточку веры там, где флакончик с ней подходит к концу или уже опустел.

— Будешь ли ты заниматься этим в дальнейшем? Например, через год? Через пять лет?

— Не хочу загадывать наперед. Я не знаю где, с кем и как буду через год. А уж тем более через 5 лет. Я очень надеюсь, что Бог даст мне время, силы и возможность помогать другим. Может быть, как волонтер, может быть, в другом амплуа. Но я очень хочу заниматься благотворительностью. Как говорила одна из самых потрясающих женщин XX века, Одри Хепберн: «Пойми, что у тебя две руки: одна, чтобы помогать себе, другая, чтобы помогать другим».

— Какое место волонтерство занимает в твоей жизни и почему?

— Я недавно прочла книгу о замечательной и полностью состоявшейся в жизни женщине. Она пишет, что успех ей принесла каждая из восьми составляющих ее жизни. Всех перечислять не буду, но главное в том, что благотворительность включена в этот список. Она стоит рядом с детьми, любимым мужчиной и карьерой. К чему я это веду: волонтерство — это одна из главных составляющих моей жизни. Людям нужно учиться помогать друг другу, подавать руку помощи, ничего не требуя взамен. Это, как по мне, и есть человечность: помочь там, где ты можешь это сделать. И не так важно, кому предоставляется эта помощь: пожилым, детям, животным. В конце концов, каждому из нас время от времени нужно поддержка, и если сегодня ты подарил немного веры и надежды другому человеку, завтра, когда ты будешь очень в них нуждаться, они вернутся к тебе. Люди называют это по разному, «закон бумеранга» или «правда жизни», но главное в том, что это работает. Всегда.

Анастасия Кручко

— Зайнятися волонтерством мені порадив мій духовний наставник. Коли я тут лежала ( прим.: Настя проходила лечение в Институте рака несколько лет назад), мені дуже не вистачало того, щоб поспілкуватися з кимось не про хворобу. Коли дзвонили друзі, навіть не хотілося брати трубку, всі с такими питаннями — «ну як ти? що ти?» — всі про здоров’я... а я не хочу про це говорити... Хотілося відволіктися, чимось зайнятися, щоб думок ніяких про хворобу не було. І тому, коли я дізналася, що тут є така студія, я вирішила прийти сюди, подивитися, спробувати себе. Мені дуже сподобалось. Малювати, наприклад, я не дуже вмію, а ось орігамі — це навіть для мене як розвага. І я дуже рада, що тут з’явилось щось таке, що дає підтримку дітям, те, що відволікає їх. Ніхто не згадує про те, що комусь тут погано, діти поводять себе так, як звичайні діти, і з ними поводять себе так, як зi звичайними, а не так, щоб: "ой, тобі цього не можна, туди не йди, погано буде«,чи ще щось — просто тут всі як рівні із рівними. Адже коли людину починаєш жаліти, вона починає себе ще більше жаліти, перестає боротися. Вона знає, що ви їй співчуваєте, але не потрібно кожен раз говорити «ой, ти такий нещасний», адже людина потім і сама в собі «ой, мені себе так шкода» — і починається... Коли я лежала, зі мною була мама, було дуже важко, але я ніколи не плакала...

Координатор направления Алексей Глазунов (050) 382-70-69

Материал подготовила Анна Синица

Газета «Прямая речь»