Новый Московский драматический театр поставил спектакль по книжке Майи Кучерской. Да, по той — самой нашумевшей и светлой — «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние».

Пока я добиралась до театра — а находится он почти у МКАДа, по Ярославке, то думала — ну как можно «поставить» Патерик? Он весь состоит — из коротких притч, рассказов, анекдотов, эссе. Они отличаются по настроению и интонации, и при этом — неповторимым образом складываются в единое целое. В книжку. В книжку, в которой нет главного персонажа. Да и второстепенных тоже. Где неясно, кто автор и где — лирический герой. Где не всегда понятно, когда автор говорит серьезно, а когда — шутит. Книга — потрясающе легкая и жизнеутверждающая. Но превратить ее в спектакль?

Неужели актеры будут разыгрывать сценки из книги и превратят «Патерик» в этакий капустник для своих? Или, может быть, они возьмут какой-то фрагмент — например, про злую настоятельницу монастыря — и покажут драму характеров в традиционно-русской театральной традиции — с надрывом, вживанием в роль и подтекстом — мол, смотрите над кем смеетесь, над собой смеетесь!

Когда я вошла в маленький — на 72 места — зальчик, зрителей еще не пускали. На сцене стоял стол. И стулья. По-моему из «Икеи». И все.

Зрители расселись, свет в зале потух, на сцену вышли актеры. У каждого в руках — книжка «Современный патерик». Они сели за стол, раскрыли книги и... начали читать. Каждый читал какой-то свой отрывок, иногда вставал, проходил вдоль сцены, подходил к кому-нибудь из труппы, кто-то взмахивал руками, кто-то боксировал — но все действия были согласованны с текстом. Это была не иллюстрация, не сценка — это было проживание текста — эмоциональное, интонационное, человеческое.

Казалось, что отрывки не связаны между собой. Иногда после смешного — что-то очень несмешное. Но и в книжке они не связаны. Два часа чтения вслух. Не просто с интонациями, не просто — с правильно поставленной сценической речью и грамотными смысловыми ударениями. Чтение — с дрожанием подбородка, когда речь идет о смерти, о потере, с усмешкой и болью, когда — о предательстве, со смехом, когда о забавном. Но самое удивительное, что вся труппа, все актеры на сцене казались одним целым, такой вот ожившей книгой. Не было такого, что один читает, старается себя показать, а остальные ждут своей очереди. Казалось, что те, кто слушают — слышат историю в первый раз. Они смеются, они вскрикивают, они — вместе с тем, кто рассказывает -да, пожалуй, это слово даже точнее, чем «читают» — проживают. Они, по слову ап. Павла, радуются с радующимися и плачут с плачущими. Причем, без всякого наигрыша и позы.

Два часа актеры «рассказывали» зрителям «Патерик». Нельзя сказать, что это время прошло — как одна минута. Нет, был момент, когда зрители посматривали на часы — сколько уже времени прошло. Но, как сказал потом после спектакля режиссер Вячеслав Долгачев, так и было задумано — зритель тоже должен потрудиться, должен поработать, пересилить себя, и вот тогда — вдруг усталость отступает — и в дар зрители получают необычайно светлый финал, эмоциональный подъем и радость, и особое чувство — сопричастности чуду.

Именно это особое чувство и вдохновило Вячеслава Долгачева и его молодых артистов театрализовать «Чтение», рассказать со сцены о том, сколько, оказывается, с интересного происходит вокруг, «чего мы порой и не замечаем, — смешного, горького, радостного, просветляющего душу», как написано в анонсе спектакля на сайте театра.

Вячеслав Долгачев:

«Мы не хотели бы морализировать, делать вид, что нам все известно и понятно, тем более, что книга Кучерской касается горячо обсуждаемой темы Веры, Религии, Церкви. Спектакль «Чтение для впавших в уныние» — чтение прежде всего для нас самих, 12-ти наших актеров. Может быть, найдутся желающие к нам присоединиться». Спектакль готовили к постановке почти два года. Однако, когда он заикнулся в театре о том, чтобы сделать спектакль по книге, актеры возмутились — мол, вера, — это наше личное дело, не хватало еще! Однако постепенно идея спектакля была все-таки придумана, актеры поддались на уговоры режиссера: «Но я их не заставлял! Они сами выбирали то, что им нравится. Да, есть фиксированные моменты — начало, конец, но в остальном — книги у них в руках — и каждый может читать то, что захочет, каждый спектакль — это их импровизация».

Сама Майя Кучерская также была на премьере «Патерика». Была не одна — с дочерью Машей. Сидела в зрительном зале, застенчиво улыбалась. На вопрос о том, как она отнеслась к такой вот актерской затее, ответила: «Очень обрадовалась! Я была потрясена! Я думала, что пишу «Патерик» для трех человек, ну, хорошо, для десяти своих друзей, а оказалось, что не только для десяти — вышло уже семь изданий — оказалось, что я пишу даже и не только для церковных людей. Мы видим, что актеры — ребята нецерковные, но они согласились не просто прочитать эту книжку, не только поставить на сцене, но и передать свою любовь к ней. И автор теперь уже молчит!»

Обращаясь же к актерам, режиссеру, художнику-постановщику и всем сотрудникам театра, Майя Кучерская сказала, что прочтение текста, его переживание, постановка — роднит, делает людей близкими: «Столько людей живет на белом свете, и вот эти совершенно незнакомые люди однажды открывают твою книжку. Читают, смеются, огорчаются, утирают слезы, соглашаются (спорят) с тобой. Еще вчера мы друг друга совершенно не знали — и вдруг — уже знакомы. Происходит это чудо встречи. Всем за него самая теплая и по-прежнему удивленная благодарность».

«А кончилось все, как вообще никто не ждал», — можно процитировать слова из «Патерика».

Актеры встали из-за стола и стали, указывая пальцами в зрительный зал, радостно восклицать:

— Вон, смотрите! Это отец Гаврюша и инок Степаненко!

— А это — отец Митрофан!

— А вон — Федя-столяр, в прошлом артист драматического театра, несет в храм деревянные с резными ножками лавки!

— Гляньте, отец Николай!

— И отец Павел-кормилец!

— А это — отец Тихон!

— И бомж Гриша с последним томом «Поттера» под мышкой!

Герои Кучерской словно сидели в зрительном зале, да чего уж там, словно бы все зрители стали на какое-то время героями «Патерика». И актеры радостно узнавали в них тех, о ком только что рассказывали.

* * *

Старец, о котором известно было, что он прозорлив, поручил послушнику срубить тополь, росший прямо посередине монастыря. Послушник, желая постичь прикровенный смысл просьбы, сказал: «Батюшка, а зачем его рубить-то?»

— Лергия замучила, внучок. От тополиного пуха, — ответил старец и чихнул.

— Будьте здоровы, — сказал послушник и побежал за электропилой.

Ибо обладал даром рассуждения.

* * *

Однажды отец Павел, уже старенький и полуслепой, попал в большой город. Вместе с одним митрополитом он отслужил там службу. Митрополит дал отцу Павлу денег на обратную дорогу, и они расстались. До поезда оставалось время, и отец Павел решил пообедать.

Заходит он в кафе, а девушка за стойкой говорит ему:

— А вы, дедушка, лучше уходите, вы плохо одеты.

И смотрит на его ноги. А на ногах у отца Павла — валенки, когда он уезжал из своей деревни, стояли морозы, а приехал в город, наступила оттепель, и с валенок на пол натекли лужи грязи. Пальто у батюшки тоже старое, ношеное, и чемоданчик в руке — вытертый, со священническим облачением внутри. Девушка, видимо, решила, что это какой-то бродяга. Отец Павел ушел.

Приходит в другое кафе, больше похожее на столовую, ему говорят:

— У нас тут комплексные обеды!

— Что ж, — отвечает отец Павел, — это хорошо.

Поставил у ножки столика чемоданчик, взял поднос, получил на него комплексный обед — первое, второе и компот. Поставил обед на свой столик, только собрался поесть — забыл ложку с вилкой. Пошел за ложкой с вилкой, возвращается — а за его столиком сидит какой-то мужчина и ест его первое. Вот тебе и комплексный обед. Сел отец Павел напротив и, ни слова не говоря, начал есть свое второе. Съел второе, хлеб по карманам разложил, а компот с тем мужчиной поделили поровну.

Тут мужчина встает и идет к выходу. Отец Павел глянул невзначай под стол — а чемоданчика-то и нет! Тот жадина украл. Съел половину его обеда, да еще и чемодан унес. Встал отец Павел из-за стола, побежал за вором, вдруг смотрит — стоит его чемоданчик. Только у другого столика. И обед на нем нетронутый. Перепутал! А мужчины того и след простыл. Тут у отца Павла даже голова заболела — вот ведь какой человек смиренный оказался, ни слова не сказал, когда отец Павел половину его обеда съел!

Анна Гальперина

Источник