Слово «сироты» у большинства украинцев ассоциируется со словом «детский дом». Но мало кто знает, что дети-сироты далеко не всегда живут в детском доме. Да и детские дома бывают разные.

В конце 1980-х годов Детский фонд имени В. И. Ленина во главе с писателем Альбертом Лиxановым стал призывать в прессе советских граждан создавать детские дома семейного типа. Собственно, так называлась приемная семья, в которой больше 5 детей (обычно до 10). Основатель фонда был убежден, что рано или поздно государственные интернаты должны прекратить свое существование, так как абсолютно всех сирот можно разобрать в семьи. Семейным детским домам ежемесячно предоставлялись выплаты на ребят: содержание, лечение и т. д., а также зарплата — родителям-воспитателям за их нелегкий труд. Все как в обычном детском доме. За исключением самого важного: дети росли не в казенном учреждении, а с мамой и папой, братьями и сестрами.

Идея в полной мере прижилась только в Украине. Несколько детских домов семейного типа (ДДСТ) появились у нас еще до 1991 года, а в 2007 году заработала государственная социальная программа, призванная реформировать систему сиротских учреждений в интересах детей и обеспечить приоритетность устройства сирот в семьи. В отличие от многих других государственных программ и проектов, о семейном устройстве никак нельзя сказать, что воз и ныне там. В Днепропетровской области в 2007 году насчитывалось 12,7 тысяч детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки. Речь о ребятах, находящихся в государственных интернатных учреждениях. К концу 2012 года там осталось 1.3 тысячи детей. 80 детских домов семейного типа и 377 приемных семей открылось в области только за 2011 и начало 2012 года, во время действия проекта «Семья для ребенка».

К сожалению, люди имеют привычку судить по себе. Многим нашим согражданам, которых непростая жизнь ожесточила и сделала недоверчивыми, трудно поверить в то, что десятерых детей можно взять в семью из бескорыстных побуждений. Настороженность, сплетни, осуждение часто сопровождают приемных родителей, и исходят не то чтобы от злых людей, а от обычных соседей, знакомых и даже родных, не способных понять: как, зачем, почему можно разделить свой стол, и дом, и душевные силы с совершенно чужими детьми.

Узнать ответ на этот и другие вопросы я попыталась у родителей-воспитателей: отца приемной семьи и мамы ДДСТ. Знакомьтесь, Шатило Виталий Юрьевич, живет в пгт. Перещепино Новомосковского района Днепропетровской области.

Работа понемногу стала жизнью

— Виталий Юрьевич, скажите, пожалуйста, кто вы по профессии?

— По профессии театральный режиссер. Жена — младший медицинский работник.

— Чья была идея — взять приемных детей?

— Идея моя. Я ведь работаю в детском доме в Перещепино, сейчас он переименован в НВК «Родина». Я преподаю там музыку. У нас трое приемных деток: Рома, он сейчас заканчивает лицей, Настенька, перешла в 11-ый класс, и Миша, тоже учится в лицее.

— А собственные, кровные дети у вас есть?

— Да, 2 дочери, Аня, 1992 года рождения и Катенька, 1994.

— Как вы решились брать подростков? Обычно и усыновители, и приемные родители стараются этого избежать.

— Спонтанно (смеется). Я их знал 7 лет. Брал их домой в гости. Знаете, как оно в детском доме, хочется летом куда-то на каникулы вырваться, я и брал. Ходили в походы, уху варили, в хозяйстве они нам помогали, с огородиком. На моря ездили. Брал не только Настю и Рому, но Рома больше всех вокруг меня крутился. Шебутной такой. Противный, конечно, бывал порой, не без того (смеется). Когда он окончил 9 классов интерната и поступил в лицей, ему очень трудно пришлось. Выпускникам всем непросто, когда самим приходится все решать. Рома и стал нашим первым приемным ребенком. Потом Настенька, тоже сколько лет мы ее знаем... Она к нам попросилась, когда Перещепинский интернат расформировали в Никополь. Поехали, забрали ее, а там встретили Мишу, он говорит: «Возьмите и меня, пожалуйста!» Я пообещал, вернулись потом и за Мишей...

— А скажите, вот почему, для чего вы вообще берете детей? Ну ладно, первых, вы к ним были привязаны. А вот Мишу? Зачем?

— Да просто любовь, наверное. Небезразличие. Запали в душу ребята, и все.

— Что самое сложное вы переживаете как приемные родители?

— Нехватка места — самое сложное. Материально мы в принципе живем неплохо: домик, машина. Но у нас на восьмерых четыре комнаты. Нам с бабушкой пришлось поселиться на кухне. Вообще-то мы с женой хотели взять еще детей, чтобы был ДДСТ. Наташа (жена — О. Л.) ведь сама росла с приемными родителями. Но негде жить, если еще народу прибавится. Пообещали нам жилье, мы и дом присмотрели, но насколько это реально, трудно сказать. Пока ждем.

— Что вас поддерживает в трудные минуты?

— Делимся друг с другом проблемами, семейно все решаем. Не руководствуемся тем, что «люди скажут». Можем не посадить огород, если нам это невыгодно или неудобно. Можем почтичто на последние деньги на море съездить.

— Скажите, пожалуйста, приходится вам компенсировать какие-то негативные черты, приобретенные ребятами в детдоме?

— Да ничего такого серьезного назвать не могу, у нас хорошая школа, ребята были не замученные. Так, мелочи какие-то. Свет, например, долго не выключался, Миша до сих пор забывает. Знаете, как оно, коммуной жить. Но мои детки-старожилы сами подсказывают Мише, мы уже почти не вмешиваемся.

— Что бы вы могли посоветовать приемным родителям в самых сложных ситуациях, когда опускаются руки?

— Все надо делать сообща. Безвыходных ситуаций не бывает. Мы все важное решаем на семейном совете. И случается, прислушиваемся к советам детей, и даже не жалеем потом. Мы все переживаем вместе. Недавно у нас умерла бабушка, Наташина мама, тяжело это для нас было, но дети нас очень поддерживали.

— Какие можете вспомнить самые светлые моменты своего приемного родительства?

— Ну вот, когда бабушка наша лежала в больнице, с того света ее врачи вытаскивали, а тут еще одновременно мама слегла, с онкологией. Я носился в Днепропетровске между двумя больницами с передачами. И вот приезжаешь домой, а там все убрано, выметено, наготовлено. И главное, сделал это мальчик, который вообще никогда не готовил, не умел! И как сделал: картошку на паровой бане, нажарил котлет, первое, второе, третье. Насмотрелся, как бабушка готовила, и отлично справился сам. Мы просто поражены были.

Сейчас вот я сначала мальчиков свозил на море, теперь я с девочками в Солнечногорске. Мальчишки на хозяйстве остались. Звоним — они говорят: «Да не переживайте, отдыхайте, то сделали, это не забыли». Ромка там за десятком утят ходит, как матушка-гусыня. (Смеется). Одним словом, молодцы детки.

— Если б у вас была волшебная палочка и вы могли сделать для своих детей что-то одно, что бы вы сделали? Материальное или душевное, может, черту характера какую убавить-прибавить...

— Ну, если вы уж не говорите о здоровье, то не буду ханжой: конечно, хотелось бы, чтобы у них было жилье. Ни кола, ни двора ведь за ними своих, личных. Если не отдельное жилье, то хоть чтобы комнаты отдельные были у ребят...

— А в душах у них, вы считаете, всего достает?

— Да, вполне. Еще бы удачи им в жизни, и все было бы хорошо.

Те же вопросы я задала маме ДДСТ из пгт. Томаковка Днепропетровской области Шабле Татьяне Петровне.

Поймет тот, кто сам такой.

— Скажите, пожалуйста, кто вы по профессии.

— У меня 2 образования. По первому я зоотехник, закончила в Днепропетровске Аграрный университет. А второе — психолог.

— Сколько у вас детей?

— Десять.

— А кровные есть?

— Дочка, 14 лет ей.

— Татьяна Петровна, как вы решились, имея одного своего ребенка, в одиночку создавать ДДСТ?

— Сколько раз задавали мне такой вопрос... Я думаю, и все не могу ответить. Не знаю, честное слово, откуда, как мне это пришло. Наверное, работа психологом поспособствовала. Вообще, мне с детства хотелось маленьких защищать. Знаете, в школе, малышей из младших классов. Всегда, если видела какого-нибудь хулигана неухоженного, так хотелось отмыть, причесать, одеть, девочке косички заплести — ведь красотулечка будет! (Смеется). Как-то так.

— Сколько лет вашему ДДСТ?

— В 2007 году мы открылись, как раз только запустилась программа Ющенко. Мы были 13-м по счету ДДСТ в области.

— И что, вы сразу взяли десятерых?

— Нет, конечно, сразу взяла одного, но с условием, что постепенно будем наполнять семью новыми детьми.

— Сколько лет было деткам, которых вы брали?

— Пять. Потом еще пятилетний. Потом 10 и 10... Полгода...

— Еще и полугодовалого решились взять?

— Да, знаете, увидела фото, и не смогла оторваться. Такая лапулечка... Все, говорю, хочу этого мальчика. (Смеется). Знаете, он нам так помог, очень помог.

— Каким образом? Вы сплотились, ухаживая за малышом?

— Не совсем. Мои детки с ним все стадии взросления проходили. Они сами были как малыши, недонянченные. Женечке пятилетнему год был по воспитанию. Всё они вместе с маленьким проходили: соски, пирамидки складывали, всем лялечками хотелось побыть. Это очень важно было.

— Когда вам приходилось тяжелей всего?

— В первый год, пожалуй. Я сорвала голосовые связки. Потому что ребята тихий голос не воспринимали, а мне тяжело было, когда меня не слышали. Потом помню, дали моим детям путевку в лагерь, а как я их в лагерь отпущу, они со мной всего пару месяцев, а там целый месяц на воле? Мне потом опять придется заново всю работу с ними проделывать. Я и поехала с ними на море воспитателем. Тяжелый это был отдых. Особенно страшно было купать их. Они ж далеко от берега заходят, а я тогда была простужена, в воду нельзя... Считала их каждую минуту. Только что было 10, уже 6! Бегаю по берегу, кричу: Женя, ты где?! А он уже далеко... Похожа была на наседку, которой пришлось утят воспитывать (смеется). Весело, но тяжко.

— Вам приходилось преодолевать какие-то негативные черты, приобретенные ребятами в детдоме?

— Мне попались разные дети. Но в основном из семьи. Ира из интерната, кто-то из приюта... Считается, что это лучший вариант, когда дети из семьи и совсем не были в интернате. Наверно, так оно и есть. Но и у моих были привычки, с которыми нелегко мне приходилось. Они совсем не могли сидеть в доме, поели — убежали, возвращаются в десять. А я с ума схожу. Ну, конечно, сора не видели в доме, все разбрасывали. Сейчас-то давно дома сидят, куча игр у них тут. И в кружки, студии ходят. В общем, мы хорошо устроились, что живем в райцентре: с одной стороны не страшно отпустить ребенка погулять, не заблудится, дорог опасных нет. С другой стороны, есть и музыкальная школа, футбол, прочее.

— А куда ваши ребята ходят?

— О, это долго можно перечислять. Владик — в музыкальную школу на гитару, футбол, волейбол, танцы. Женя — духовые, танцы, волейбол. Девочки — танцы, бисер, рисование...

— Ясно, без дела не сидят.

— Да, это точно.

— Татьяна Петровна, что вам помогает в тяжелых ситуациях, когда опускаются руки?

— Мне очень помогает фонд «Сияние радуги», вот честно. Группа взаимоподдержки огромную помощь оказывает, такая психологическая разгрузка... Я, конечно, и сама себе, как могу, помогаю, арт-терапевтическими методами: рисую, танцую. Но когда едешь и видишь, что не у одной тебя все сложно — и в других семьях те же трудности, сразу делается спокойно, понимаешь, что в целом-то все хорошо, все идет как надо, видишь прогресс у детей. Я вот пропускала весной, теперь езжу. Уже знаю: как только мелочи начинают раздражать — надо ехать в группу взаимоподдержки.

— О каких «подводных камнях», неожиданных трудностях вы бы могли предупредить людей, которые только собираются стать приемными родителями?

— Для меня таким подводным камнем стало насилие над детьми, в том числе и сексуальное. Ведь это такая штука, понимаешь, что такое случается, но думаешь: уж с моими такого не было, просто не могло быть. А через некоторое время это проявляется. Я была уверена, что пятилетнего-то мальчика должно было это миновать, а оказывается, нет, и с ним было. У 80% детей что-то такое было. Очень важный у вас прошел тренинг о насилии. Некоторые вещи, оказалось, я делала неправильно, не зная.

— И что бы вы посоветовали делать тем родителям, которые что-то подобное выясняют? Обращаться к психологу?

— Да, однозначно. Такие вещи родителям без посторонней помощи не разгрести.

— Последний вопрос: а для чего или почему вы это делаете вообще? Берете сирот в семью?

— Я человек верующий, и этим все объясняется. Я альтруист, всегда тянулась помочь другим. Знаете, это невозможно объяснить людям другого склада, этого не поймет тот, кто сам не такой. Где-то, наверно, думаю, что у Господа Бога мне это зачтется, этого тоже немного есть (смеется). Ну и надеюсь, что со мной у этих детей будет другая судьба, чем была бы без меня. Она ведь уже меняется, я вижу. Одна девочка поступила в финансовую академию, отучилась год, хоть и не без проблем. Проблемы проблемами, но ведь это уже шаг в жизни, и какой! Остальные ребята тоже помогать мне начали стараются. Словом, видимо, все это не зря.

Когда невозможно иначе

Татьяна Петровна и Виталий Юрьевич по-разному отвечают на вопросы. У них разные трудности и разные способы с ними справляться. Они, собственно, обычные люди. Но беседуя с ними, я чувствую этот стержень, который позволяет этим обычным людям жить так, что многие другие либо восхищаются, либо не понимают, либо злословят в их адрес. Этот стержень — вовсе не особая твердость какая-то. Это цельность личности, когда четко расставлены приоритеты: что мелочь, а что важно, на что в жизни стоит тратить нервы, а на что нет. Для этих людей добро и зло, чистота и низость — вовсе не пустословье из школьных учебников, не абстрактные категории. Вернее, абстракция не равна фикции. И любовь, и альтруизм — не менее реальные и существующие вещи, чем дом и машина.

Когда я записывала это интервью, мне встретился в Интернете пост Веры Олеговны Дробинской, приемной мамы девяти инвалидов из Астрахани. Он оказался настолько созвучен моим вопросам и ответам моих собеседников, что я не могу его здесь не процитировать.

«Меня всегда умиляют эти размышления: «Почему я возьму? Или почему я не возьму?» Как правило — человек сперва решает, а потом размышляет, почему он все же так решил. И на самом деле он не знает вообще, что и почему, а что-то сказать надо. И вдруг великая Любовь Творца человечества вмешивается в твою жизнь, и ты не можешь сказать «нет», это просто невозможно».

Ольга Левченко

Источник