Неужели нельзя внятно читать

Какой смысл в церковных таинствах, если духовенство прочитывает их скороговоркой, «экономя» время? Почему бывает, что священники «тараторят» литургию, и что с этим делать? И, наконец, если в храме на службе «всё непонятно», чья это вина – чтеца или слушающего? Исходя из своего опыта борьбы с невнятным чтением, на эти и другие вопросы ответил епископ Иона (Черепанов).

Как-то нецерковные друзья пригласили на крещение их новорожденного сына. Таинство совершалось в древнем храме, настоятель которого известен как человек высокой духовной жизни. Признаться, заходя на церковный двор, предвкушала, как сейчас все упадут в обморок от красоты церковного богослужения, как будет возноситься наша молитва, «яко кадило благовонное», а после этого вся семья обратится к Богу, ведь благодать коснётся их сердец прямо здесь и сейчас.

Благодать, возможно, сердец и касалась – ведь «Дух дышит, идеже хощет», но красота богослужения ни на минуту не проступила сквозь монотонный речитатив священника и слабый писк малочисленного хора. Смысл молитв, евангельский текст, сугубые прошения – всё потонуло в невнятности. Тогда, собственно, и родилась идея этого интервью…

***

Часть первая. Оптимистическая

– Владыка, в адрес Православной Церкви постоянно звучат упреки, что на длинных богослужениях ничего не понятно. И Вы как-то в интервью говорили, что для многих служба делится на две части: «когда поют» и «когда читают». А может, люди не могут вникнуть в смысл молитв, потому что в церкви порой и пение, и чтение такое, что ни слова не разобрать?

– Ответ на этот вопрос я бы разделил на две части. Во-первых, нужно обратить внимание, от кого звучат подобные упреки. Ведь зачастую непонимание смысла того, что поется и читается в храме, происходит банально от нежелания понять.

К примеру, если человек хочет слушать оперу на итальянском, он стремится изучить язык. Если собирается смотреть шедевры мирового кинематографа в оригинале без перевода, ему придется овладеть, допустим, английским. Согласитесь, когда кто-то, зная язык на уровне средней школы, начнёт роптать, что в иностранном фильме ничего не понятно, это будет звучать несколько странно и нелогично.

Одним словом, если мы хотим прикоснуться к культуре народа, просто необходимо проявить усердие и по возможности усовершенствовать свои познания.

В нашем случае речь идет не о каком-то сложном наречии романо-германской группы, а о практически родном для нас церковнославянском. В нем почти все слова знакомы: в том или ином виде они присутствуют и в русском, и в украинском, и в белорусском. Совсем немного, буквально несколько десятков слов нужно знать для того, чтобы понимать, что читается.

Кроме того, для восприятия богослужения необходимо обладать хотя бы начальными познаниями в Священном Писании Ветхого и Нового Заветов, православной гимнографии, истории Церкви – тогда те обороты и отсылы к Библии или Псалтыри, которые звучат на службе, будут ясны.

Проблема в том, что часто люди вообще не задумываются о смысле службы, о ее духовных глубинах. Они не участвуют в бослужениях, а просто присутствуют на них, относятся очень поверхностно, формально. При этом считают, что достаточно богослужебные тексты перевести на современный язык, и всё их высочайшее значение станет понятным само собой.

Это первый аспект. И вторая причина того, что на службе «всё непонятно» — не всегда благоговейное и трепетное отношение к читаемым текстам со стороны церковных чтецов, а то и священнослужителей.

«Высший пилотаж» плохого чтения – когда чтец стремится максимально быстро произнести текст, и всё это сливается в один сплошной нечеткий и невнятный речитатив без каких-либо знаков препинания.

Случается, человек просто не утруждает себя тем, чтобы заранее ознакомиться с текстом, и читает, запинаясь, неправильно делая ударения. Особенно это неприятно, когда звучат всем известные вещи, как например, 50-й псалом. На мой взгляд, происходит подобное от небрежения и неблагоговения.

Разные бывают ситуации. Есть приходы, на которых, кроме старушки, которая сама недавно стала ходить в храм, никаких чтецов в наличии больше нет. Понятно, что требовать многого от этой бабушки нельзя: слава Богу, что она и так как может прославляет Господа. Даже если что-то пока не получается, ошибки такого человека нужно покрыть только любовью.

Но совершенно непонятно, когда подобное отношение к чтению допускают молодые люди. Ведь мы знаем слова Священного Писания, что «проклят всяк, творящий дело Божье с небрежением». Это и правда, удивительно: человек был поставлен Церковью на должность чтеца, потратил время и силы и в итоге своим чтением не только не помогает другим молиться, а наоборот, смущает их и соблазняет. Хотя это его прямая обязанность – совершенствоваться, насколько позволяют голосовые и интеллектуальные данные, в чтении церковных молитвословий.

Могу поделиться своей историей. Будучи в начале 1990-х послушником Киево-Печерской Лавры, я нес послушание в пещерах и казначействе и на службах присутствовал только в качестве молящегося. Лишь пару раз мне довелось читать в храме, а в целом опыта храмового чтения у меня не было.

Когда в 1993 году я перешел в Ионинский монастырь, основным моим послушанием стало пономарство. Я хорошо воспринимал службы на слух, знал их, но, опять же, читать мне практически не приходилось.

В первые годы после возрождения Ионинского службы у нас проходили только по субботам и воскресеньям, так как наш первый наместник, ныне митрополит Могилев-Подольский и Шаргородский Агапит, был в то время благочинным Киево-Печерской Лавры и приезжал служить только на выходные и на праздники.

И так сложилось, что на праздничных службах всё читал один чтец – Александр Дубинский. Он начинал свое воцерковление еще с Киево-Печерской Лавры, потом был чтецом в Выдубецком монастыре. И когда в 1992 г. ключи от Выдубецкого были отданы раскольникам, хор этого храма под управлением Димитрия Болгарского вместе с Александром перешли в располагавшийся рядом Ионинский, в котором на то время как раз возобновлялись богослужения.

Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В лице этих людей мы получили самых надежных и верных служителей Церкви Христовой. Кстати, в хоре отца Димитрия Болгарского с первых дней поет и второй регент этого хора, праправнук известного композитора, редактор православных радиопрограмм, ныне протодиакон Николай Лысенко.

Так вот. На богослужениях, как я уже сказал, читал только Александр. У него был поставленный голос, отличная дикция, большая выносливость – он мог один вычитать всё на всенощном бдении без пропусков и сокращений, Господь давал ему силы. Притом, что в то время у нас в храме не было отопления, и в зимнее время внутри зачастую бывало холоднее, чем на улице: воздух снаружи хоть как-то прогревался, в помещении же температура сохранялась как в холодильнике.

Но с 1995 года, когда были пострижены и рукоположены первые ионинские монахи, в том числе и Александр, который стал отцом Мелхиседеком, встал вопрос о том, что богослужения в монастыре, как и положено, нужно совершать ежедневно. Понятно, что при ежедневных службах одному чтецу справляться было сложновато, и наместник благословил, чтобы участие в богослужебных чтениях принимали все.

Надо сказать, что такое благословение вызвало некую ревность отца Мелхиседека: он считал это послушание своим, и когда этот его подвиг, такую возможность стяжать благодать словесным служением Господу у него отняли, он, конечно, сильно расстроился по этому поводу.

Но делать нечего, благословение было получено, и все, кто мог, стали читать. В том числе и я.

Конечно, дикция моя была далека от совершенства. А у нас в монастыре помогал по различным хозяйственным делам Николай, по основной профессии – настройщик фортепиано. Он и дал мне несколько уроков правильного чтения. Так, посоветовал выговаривать каждый слог, буквально утрируя движение тех мышц, которые задействованы в его произношении.

Интересно, что это помогло. Вначале выглядело всё несколько нарочито и необычно, когда я читал, широко растягивая рот для каждого слога: «ПО-МИ-ЛУЙ МЯ, БО-ЖЕ, ПО ВЕ-ЛИ-ЦЕЙ МИ-ЛО-СТИ ТВО-ЕЙ…», но со временем это принесло свои плоды. Навык четкого и правильного произнесения каждого звука вошел в привычку, и уже не нужно было прилагать особых усилий.

Еще много потрудился, чтобы чтение в монастыре было внятным, наш уставщик отец Спиридон. Он, зная из воспоминаний старых монахов, что читали в Ионинском всегда неспешно, разборчиво и внятно, требовал от чтецов, чтобы они не торопились, не тарахтели, но и не затягивали. Благодаря его усилиям, а также трудам братии, у нас сложилась определенная традиция чтения.

Поэтому, как я уже говорил, в ответе на ваш вопрос есть две составляющие. Первая – нужно трудиться над собой тем, кто слушает чтение. И вторая – чтецы должны максимально работать, чтобы их труд был не в соблазн слушающим, а в прославление имени Божия. Необходимо помнить, что, как священник, произнося те или иные возгласы, говорит их от имени молящихся, также и чтец, читая церковные тексты, воссылает хвалу Богу от имени всей общины. А это огромная ответственность и перед Господом, и перед людьми.

Часть вторая. Проблемная

– Владыка, с чтецами более-менее разобрались. Но встречаются, и притом нередко, ситуации, когда небрежность и невнятность допускают священники и даже епископы, совершая таинства.

Как здесь быть? Если это Литургия, и люди участвуют в богослужениях постоянно, они хотя бы понимают, что в данный момент на службе происходит. А на таинствах присутствуют гости, которые могли бы впечатлиться текстами и их глубинным смыслом, а вместо этого слышат речитатив колоссальной скорости и совершенно неразборчивое пение хора. Получается, даже в те моменты, когда мы могли бы заинтересовать людей, мы их теряем.

– Ответ лежит на поверхности: такие вещи должны быть минимализированы, а совершение треб должно быть максимально миссионерским.

Сейчас в Церкви, слава Богу, есть тенденция к возрождению традиции и практики оглашения, то есть подготовки людей к принятию Крещения. Во многих местах подобные беседы уже проводятся и перед венчанием: людям рассказывают, объясняют, что они услышат на службе, что и как будет происходить, для чего совершаются эти таинства и так далее.

На мой взгляд, на тех приходах, где ведётся не формальная, по указке начальства, а серьезная, от души подготовка людей к принятию того или иного таинства, священнослужитель не станет профанировать свой труд и энергию, которую он уже вложил в этих людей, невнятным бормотанием и торопливостью во время священнодействия.

Но нужно признать, что в нашей Церкви проблема небрежного отношения к таинствам есть. Их или сокращают, причем абсолютно произвольным волюнтаристским способом, и/или совершают максимально быстро, скороговоркой, так что невозможно уловить в сплошном потоке букв ни малейшего смысла. Даже если человек что-то и хотел понять, после одной-двух безуспешных попыток вникнуть он, как говорится, расслабляется и в лучшем случае молится о чем-то своем.

То же относится и к богослужениям. Есть две крайности: либо возгласы произносятся скороговоркой, невнятным бормотанием, либо священник театрально их растягивает, «украшает» до такой степени, что узнать слова молитв становится практически невозможно.

Кстати, со мной подобный случай произошел на одном московском приходе, где служит известный, популярный священник. Как-то в воскресенье я пришел к нему в храм на службу, и если бы не знал возгласов Литургии, совершенно не догадался бы, что из алтаря доносится. Всё, что было слышно, это одни какие-то протяжные гласные звуки. И это очень прискорбно. Ведь Тайные молитвы Литургии и так прихожанам недоступны, люди слышат только окончания, которые читает священник, и даже их человек не может разобрать из-за того, что батюшка чрезмерно увлекается артистизмом и «украшением» богослужения.

Как это исправить, не знаю. Мне кажется, здесь все зависит от священнослужителя, насколько трезво он может посмотреть на себя со стороны.

В этом отношении большую пользу приносит опыт служения в монастырях или многопричтовых храмах, где есть «старшие товарищи», которые священнику, уклоняющемуся в ту или иную крайность, могут помочь исправиться. В основном же перегибы случаются там, где священник служит один, и нет возможности на себя посмотреть критически.

Если видите подобные случаи, наверное, лучше всего помолиться про себя: «Господи, вразуми батюшку, чтобы он стал лучше и более внятно читать». Также допустимо просить священника объяснить невнятно прочитанное, чтобы он обратил внимание, что прихожане его чтения не понимают.

В одном из интервью Блаженнейший Митрополит Онуфрий говорил о том, что священнослужители часто больше озабочены тем, чтобы ввести в церковную ограду все больше новых людей, а о тех, кто уже в ограде, забывают. Думаю, если каждый священник станет совершать все таинства и Литургию как в последний раз, это будет одним из важнейших факторов, благодаря которому люди придут в Церковь.

Ведь человек всегда остро чувствует фальшь, торопливость, невнимательность. По аналогии с врачами мы знаем, что пациенты любят не обязательно каких-то сверхпрофессионалов и гениев. Любят тех, кому ты небезразличен, кто относится с сочувствием к тебе и твоим скорбям, кто искренне хочет помочь и говорит с тобой как с человеком, а не как с N-ным посетителем. Каждый индивидуален, каждая душа просит внимания. И если это внимание, расположение, теплота отсутствуют, это чувствуется, и это больно ранит. Понятно, что если будет нанесена такая рана, человек и сам не придет второй раз к этому духовному или телесному доктору, и друзьям своим посоветует десятой дорогой его обходить.

– Наверное, мечта всех прихожан, чтобы к ним с таким вниманием относились. Но не случится ли выгорание у священника, если каждая Литургия, каждое венчание и похороны будут для него как последние?

– Мне кажется, выгорание значительно быстрее может наступить от небрежения.

Я всегда стараюсь помнить слова святителя Филарета Московского о том, что священник – это в первую очередь благоговейный совершитель таинств Божьих. И только потом уже – наставник, советчик и духовник. Главное, за что священник будет отвечать перед Богом, – как он совершал то служение, на которое был призван.

Конечно, небрежение в некоторых случаях является следствием выгорания, когда человеку уже все равно, как служить. Уйти со своего места он не может, и получается как в песне раннего «Круиза»:

Каждый день в этот час,
даже если неохота,
я готов петь для вас,
что поделаешь, работа.

Зачастую такое небрежное и/или торопливое отношение является следствием каких-то духовных проблем священника. Поэтому если вы с таким столкнулись, постарайтесь батюшку не осуждать, но помолиться о нём, понимая, что существует масса самых разных причин, которые побудили его служить именно таким образом, не дали ему ревностно, от души совершить то или иное чинопоследование.

– Вы упомянули о таинствах. По сути, каждое из них способно коренным образом изменить жизнь человека, но часто этого не происходит, потому что люди смысла слов не расслышали. Или не стоит так на силу слова рассчитывать, а просто ожидать благодати, которая в этих таинствах на человека призывается?

– Конечно, таинство совершается в любом случае, независимо от степени понимания молящихся. Но услышанные и пережитые слова его обязательно тронут сердце. Для того богослужение и было устроено премудрыми отцами Церкви, чтобы изменять человеческую душу, приближать её к Господу. А также для того, чтобы каждый этап жизни освящать теми молитвословиями, которые в данный момент максимально полезны и нужны.

Например, отпевание. В основе погребальных песнопений лежат тексты преподобного Иоанна Дамаскина, которые он написал, чтобы утешить монаха, скорбящего о смерти друга. И действительно, эти слова утешения – не человеческого характера «потерпи и все пройдет», а по-настоящему божественного.

Мы утешаемся, уповая на жизнь вечную. Мы не скорбим как прочие, по словам апостола Павла, «не имущие упования», а наоборот, ждем встречи с нашим любимым человеком уже в вечности. И понимаем, что погребаем того, кто был пришельцем на земле. «Блажен путь, воньже идеши днесь, душе, яко уготовася тебе место упокоения», то есть, человек уже идет блаженным путем, лучшим, чем тем, по которому в данный момент идем мы.

Помните одно из песнопений: «Плачу и рыдаю, егда́ помышляю смерть, и вижду во гробе́х лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту». Мы вспоминаем о том, что Господь создал эту красоту, она свое отжила, и мы когда-нибудь, как этот человек, также перейдем совсем в другую жизнь.

И не могу не вспомнить рассказ отца Андрея Кураева об одном случае, произошедшем в годы его воцерковления и ярко показавшем силу воздействия слова на душу человека. Атеистическое государство было ещё сильно, и у него возникли проблемы с госорганами, обеспокоенными его уходом в Церковь. И как-то на обычном водосвятном молебне он услышал слова: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся». Они так подействовали на его душу, что он сразу успокоился и понял: Господь с ним, и бояться нечего. Действительно, дальше по жизни Господь ему всегда помогал, он воцерковился и стал членом Церкви Божией.

Часть третья. Практическая

– Владыка, напоследок можете дать практический совет: что делать на службе в то время, когда читают так, что ни слова не разобрать?

– Если вы живете в большом городе, вполне реально найти тот храм, где чтение будет соответствовать вашим представлениям о том, каким оно должно быть. Слава Богу, есть много приходов, где настоятель следит за тем, чтобы на богослужении всё звучало внятно и понятно.

Если особого выбора нет, можно брать с собой на богослужение Псалтырь или Часослов и по ним следить за богослужением.

Если и это по какой-то причине нельзя сделать, то в те моменты службы, когда ничего не понимаете, лучше всего читать про себя Иисусову молитву. Хорошо бы на такой случай иметь четки – даже не для подсчета молитв, а просто для напоминания: когда вы с молитвой перебираете их, это дает некое сосредоточение. При этом постарайтесь видом четок не смутить тех, кто находится рядом, делайте это максимально незаметно для окружающих.

– В католических храмах на всех лавочках лежат книги с текстами служб для прихожан. Почему Православная Церковь такого не делает, и люди сами должны находить себе эти книжки?

– У нас в монастыре есть специальная полочка, на которой лежат книжки с текстами всенощного бдения и Литургии. Правда, наши люди, даже церковные, любят «шару» во всех проявлениях, и когда мы только начали выкладывать литературу для свободного доступа, через два-три воскресенья из нескольких таких экземпляров оставался сиротливо лежать лишь один. Верующие почему-то посчитали, что раз книги на полке без присмотра, их вполне можно брать для домашнего пользования и не возвращать. Пришлось приобретать новую партию и делать грозные надписи о том, что данная книга – это церковное имущество, а воровство — смертный грех. Украшенные соответствующими надписями книги живут значительно дольше, и люди ими успешно пользуются.

Также при нашем монастыре существует общество им. Скабаллановича, которое занимается тем, что делает богослужение как можно более понятным и доступным для молящихся. К каждой значимой службе – на двунадесятые праздники, Страстную Седмицу и другие важные дни – мы издаём книги с параллельным переводом и объяснениями богослужебных текстов. Также выкладываем эти издания в формате PDF, и любой человек может их скачать и воспользоваться. У многих прихожан скопилась целая библиотечка подобных книг годового круга богослужений, и, идя на службу, они просто берут с собой ту, что сохранилась с прошлого года.

Ещё раз повторю: чтобы полноценно участвовать в богослужении, очень важно трудиться над собой. Готовиться к службе, находить тексты в переводе, изучать церковнославянский язык, постоянно обращаться к текстам Священного Писания. Это требует затрат сил и времени, но, согласитесь, и мотивация у нас весьма высока – ни что иное, как вечная жизнь в общении с нашим Господом.

Юлия Коминко
Фото Сергея Рыжкова