"Борзый карась" и его путь к небу

Море — не всегда лето, солнце, тёплые камни. Кто-то видел его и совсем другим — необузданным, диким, никому не подвластным. И всё равно горячо его любит и говорит о нём с нежностью. Не морским волком, но «борзым карасём» уходил со службы на корабле этот автор «Отрока». А теперь вспоминает, как пригодились ему в жизни полученные на флоте уроки.

«Когда попал в морские пограничники, прыгал от радости»

До того, как пришёл служить на корабль, море я видел один или два раза в жизни. Да и то Азовское. Но всегда много о море читал, а читая, очень хотел его увидеть. Я был так «заражён» морем, что после школы даже попытался поступить в мореходное училище. Но приехал в Херсон, посмотрел на «учебку», и у меня закралось сомнение: будет ли реальность соответствовать тому, о чём я столько читал в книгах. Поэтому тогда просто два дня погулял по Херсону и вернулся домой в Новомосковск, но уже с полной уверенностью, что пойду служить на флот.

Да, в этом решении много было юношеской романтики. Хотелось великих свершений, хотелось увидеть жизнь в бóльшем объёме. Я тогда как раз приходил к вере, и мне не давала покоя мысль, что вся моя жизнь пройдёт по одним и тем же дорогам. Ужасно не хотел прожить свои годы на земле тускло, бледно, ничего не испытав. Да, мы все переживаем какие-то потрясения, скорби, но ощущение жизни приходит только тогда, когда преодолеваешь себя.

Слава Богу, на призывном пункте я попал в морские части пограничных войск. Нам объявили, кто куда зачислен, и назначили сбор на следующее утро. Дома я прыгал от радости. Мама всё удивлялась: откуда у меня столько энтузиазма и восторга, когда на целых два года я ухожу в армию. Но мне было крайне важно попытаться как-то осмыслить свою жизнь, а лучше всего это делать через трудности.

Уже потом среди морских пограничников оказалось много ребят, так сказать, идейных, которые с радостью служили на корабле. Вообще, для моряка слова «он из армии пришёл» звучат как оскорбление. У нас не армия, у нас — служба. И казармы назывались иначе: «рота», потому что казармы у солдат, а мы — моряки. Почему-то моряки всегда чувствовали себя обособленно. А тем более мы, морские пограничники. На весь Советский Союз было всего пять таких бригад: на севере одна, по две на Тихом океане и на Чёрном море. Наша как раз была пятая ОБПСКР — отдельная бригада пограничных сторожевых кораблей. Но это уже позже в Балаклаве, а сначала предстояла «учебка»...

«Бег, бег и ещё раз бег»

Первым шоком в «учебке» для меня стало то, что я ужасно скучал по дому. Так, что просто хотелось выть. Да это и можно понять: 17 лет ты жил в одном режиме, со своей отдельной комнатой, где в любой момент мог уединиться и закрыться, чтобы никто тебя не трогал. А тут ты в определённом смысле перестаёшь быть личностью. Тогда я вынес один из первых уроков службы на флоте. Звучит он несколько абсурдно, но чтобы почувствовать себя личностью, нужно научиться эту свою личность отодвигать в сторону. Тогда общие интересы становятся намного важнее, чем твои собственные.

Помню, как мы впервые надели форму. Обучение проходило в Анапе: там размещалась единственная на весь Союз учебная часть для всех морских пограничников. Пока ехали в поезде, друг с другом перезнакомились. Когда прибыли на место, нам выдали робу, тельники, пилотки. (На корабле носят не бескозырки, как это в кино показывают, а пилотки или береты.) Мы переоделись и вдруг стали все на одно лицо, как близнецы! Но, тем не менее, надевая форму — не парадную, а обыкновенную рабочую «робу» морскую, я всегда переживал ощущение радости: наконец-то первая часть моей мечты осуществилась...

И началась наша полугодовая «дрессировка»: бег, бег и ещё раз бег. Нас приучали к тому, что на корабле никогда не ходят, но всегда и везде бегают. Просто пройти по лестнице в «учебке» было запрещено: тебя сразу ловил старшина и заставлял несколько раз пробежать все лестничные пролёты сверху донизу.

Мы круглосуточно находились все вместе. Приходилось притираться, всякие возникали сложности. Не только мировоззрение менялось — я полностью пересматривал отношение к жизни. И следующий важный урок, который преподнесла мне служба: что-либо со своей жизнью ты должен делать сам. Не ждать, что близкие, или друзья, или кто-либо иной о тебе побеспокоится, но брать и действовать. Например, хочешь тельник по размеру? — Стань батальером. Батальеры — это те, кто раз в неделю после бани выдавали роте чистую одежду. Естественно, хотя бы себе они могли выбрать форму по размеру, потому что все остальные получали тельники и кальсоны, какие придётся.

Ещё я понял, что если хочешь в своей жизни хотя бы минимальных условий, не говоря уже о чём-то большем, нужно брать инициативу в свои руки. Кстати, как раз на службе я впервые услышал выражение «инициатива наказуема исполнением». И, как показал опыт, инициатива — твоя основная возможность делать то, к чему лежит душа.

Поэтому на многие наряды я вызывался сам. К примеру, шёл дневальным в первую смену. Её никто не любил, потому что дежурство приходилось на ночь. А для меня это было единственное время, когда можно побыть наедине с собой, спокойно почитать, написать письмо или же просто подумать о жизни. Между сном и личным пространством я выбирал личное пространство. И так — во всём.

«Назначаю тебя на ПСКА-512»

Через два месяца — присяга... Ещё спустя четыре месяца — распределение. Я попал в Севастопольскую бригаду сторожевых кораблей, которые в то время стояли в Балаклавской бухте.

Как сейчас помню, привезли нас в Балаклаву очень поздно, часа в три ночи, и начали распределять, кто где будет служить дальше. Была возможность остаться на берегу: там распорядок жизни спокойный, размеренный, регулярные увольнения. Одним словом, удачно можно устроиться. Но я же хотел на корабль! Поэтому у офицера, капитана третьего ранга, сразу попросился на «самый большой корабль». Тот глянул, улыбнулся и сказал: «Назначаю тебя на ПСКА-512».

Пограничный сторожевой катер! Всего 12 человек экипажа... Я прямо обиделся и говорю: «А можно что-нибудь побольше?». Офицер отвечает: «Ты меня ещё потом благодарить будешь». Я не унимаюсь: «В море хочу ходить». — «Поверь, в море ты будешь проводить времени больше всего...» И правда, уже через месяц я так полюбил свой катер, что он для меня стал совсем родным.

Итак, нас распределили. Мы, молодые, носили прозвище «караси». Каждые полгода в армии нас переводили в следующий «разряд». Первые полгода ты «молодой карась», потом «карась», затем «борзый карась». Переход в следующий «разряд» происходил так: старослужащий со всего размаха бьёт ремнём с бляхой, на которой якорь и звёздочка, по мягкому месту так, чтобы на «пятой точке» якорь отпечатался. В первые полгода бьют шесть раз, в год тебя выкидывают за борт (и не важно, что на дворе, например, поздняя осень), а через полтора года бьют восемнадцать раз. А потом в бане мы этими «синими якорями» друг перед дружкой хвастались...

И это тоже стало для меня одним из уроков: окончание или начало в жизни нового этапа часто связано с болью — душевной или даже физической.

Когда попал на корабль — вот уже где была для меня отдушина! Молодого сразу не допускают к обслуживанию техники, потому что корабль — это сложная, очень динамичная машина. Не зря говорят, что уставы (а их у нас было два — общеармейский и корабельный) писаны кровью. Любой крючок, любая металлическая, так сказать, штука на палубе имела своё название и предназначение. И всё это должны были мы выучить. Так что первые 20 дней, помимо того, что выполняли свои корабельные обязанности, по ночам мы учили матчасть.

Вообще, считалось, что «молодому» спать необязательно: для него такая «опция» не предусматривалась в принципе. В кубрике также находиться было запрещено. Моряки спят не на кроватях, а на рундуках, которые расположены в три яруса. И в кубрике у «молодого» было только два состояния: зайти позвать старослужащего или после смены упасть и «отбиться». В таком ритме наша жизнь и проходила.

На корабле я вынес следующий свой жизненный урок: соображай быстро и чётко. И если не хочешь попадать в глупые ситуации, учи матчасть. Например, старослужащий отправляет «молодого» на другой корабль принести жареных шильдиков. Если не знаешь, что такое шильдики, то побежишь их искать. Но шильдики — это металлические таблички над каждой розеткой, показывающие, сколько там вольт и какой амперметраж. Естественно, жарить их никак нельзя, а старослужащие таким образом просто водили «молодого» за нос.

«Я, наверное, просто ещё не всё знаю»

Как и обещал капитан третьего ранга, который направил меня на сторожевой катер, потом я его за это очень благодарил. Мне так нравилось служить, что первые полгода пролетели на одном дыхании. В бригаде таких катеров, как наш, было два, и в море мы ходили больше всего. За лето проходили от Одессы и до Керчи. Следили за большими судами, конвоировали яхты, которые без разрешения выходили в море. Но больше всего ловили браконьеров.

Конечно, были и свои сложности, потому что ты не знаешь ни времени, ни места, когда и куда тебя отправят. Только пришёл в бригаду хоть немного отдохнуть, перевести дух, а тут приказ: заправляйтесь продуктами и всем необходимым и чтобы через два часа были в море...

Нам, морякам, «за вредность» был положен бортпаёк, в который входили колбаса, шоколад, тушёнка и прочее. «Молодые», естественно, этого не получали — всё отбирали «дедушки». Но на корабле ничего не бывает просто так, и «дедовщина», считаю, помогала нам воспитывать в себе смирение: уметь делиться, отдавать, даже если ты этого не хочешь.

И следующий жизненный экзамен я прошёл, когда понял, что у меня есть два пути: или сопротивляться и ломать существующие правила (и тогда, как показывает опыт не только армейский, но и жизненный, скорее ты сломаешь себе шею в прямом или переносном смысле). Или приложить творческий потенциал и силы так, чтобы увидеть в этих правилах смысл (в большинстве своём они продиктованы жизнью и работают железно) и придерживаться их сознательно. Когда понимаешь смысл правил, вкладываешь в них и собственный опыт, то они становятся уже как бы и твоими тоже, органично входят в твою жизнь.

Помню, старослужащие заставляли нас, «молодых», бегать из кубрика по лестнице вверх-вниз, и мне это казалось бессмысленным. Потом, когда полностью изучил матчасть и узнал, что такое корабль, как с ним управляться, что такое экипаж, что это, прежде всего, командная работа, я понял смысл этой беготни. Тебя просто учили быть проворным. Ведь на корабле в критических ситуациях всегда на воздух сначала выпускают «молодых». А если тот будет вылезать из кубрика не за шесть, а за двенадцать секунд, кто-то из-за него не успеет выскочить и погибнет.

Тогда я чётко усвоил: если чего-то в жизни не понимаю, это не значит, что жизнь глупа или правила дурацкие. Просто я, наверное, ещё не всё знаю. И в этом случае у меня есть два пути: либо ждать, пока «дойдёт само» через ошибки и шишки, либо попытаться как можно быстрее приобрести необходимые знания, чтобы всё как следует осмыслить.

«В море уже был, теперь в небо потянуло»

Как бы там ни было, хоть и на флоте, но это была служба. А я люблю свободу. Поэтому когда через два года демобилизовался, решил, что если и свяжу свою жизнь с морем, то пойду работать на гражданский флот.

Дома в Новомосковске специально вышел из автобуса на другом конце города, чтобы в дембельской форме пройтись по центральной улице. Город наш сухопутный, и, естественно, для людей увидеть моряка в форме было настоящим событием. Но через полгода жизнь превратилась для меня в какое-то сплошное однообразие, причём не самое приятное. Начало 1990-х, многие друзья-спортсмены так или иначе втянуты в криминальные группировки, а я такой жизни для себя не хотел.

Корабль и море навсегда научили меня: если хочешь что-то сделать, бери и делай. Не жалуйся, не считай себя жертвой обстоятельств, но меняй обстоятельства, выстраивай свою жизнь. И Господь помогает тем, кто реально хочет что-то сделать. Так, совершенно чудесным образом я поступил в Киевский авиационный институт. Друзья шутили, что я хочу испытать все стихии: в море уже был, теперь в небо потянуло. Но это и правда было какое-то чудо Божие. Я просто отправил документы в приёмную комиссию и, как отслуживший, только по оценкам аттестата, без вступительных экзаменов, вне конкурса был зачислен в институт. В Киеве я стал ходить в Ионинский монастырь, но это уже совсем другая история...

Море научило меня, что в жизни может быть всякое. И у тебя есть два пути: или проклинать эту жизнь, или постараться её полюбить. Я видел ребят, которые ненавидели службу. Служилось им тяжело, с неохотой. И, что самое интересное, и задачи выпадали такие же: нудные, скучные, самые трудные. Со мной ничего подобного не происходило. Когда я понял, что раз попал в такие обстоятельства — должен эти обстоятельства полюбить, то в этом направлении и работал.

Ещё люблю море за то, что видел его всяким. А когда любишь его любым, это становится частью тебя, проникает в твою натуру. Тем более, когда на собственной шкуре испытаешь всю его мощь и ярость.

Помню, шли мы из Севастополя в Одессу и попали в сильный шторм. В Севастополе ураган был такой, что крыши с домов срывало. И в бушующих волнах ты ощущаешь себя не просто муравьём, но вообще никем: достаточно секунды, и тебя не станет на белом свете. Но понимаешь, что над всем этим есть Личность, Которой и море подвластно — Господь наш Иисус Христос. Именно тогда я чётко понял, что с Богом могу главенствовать над всем на свете, и даже над этой страшной разбушевавшейся стихией.

А затем вдруг эта стихия становится ласковой, доброй, покладистой. Ты смотришь на лазурные волны, совсем рядом с тобой дельфины плывут (почему-то у мыса Тарханкут они очень любили сопровождать корабли). Солнце яркое, ветер солёный в лицо... И ты понимаешь, что и в жизни нашей так же: то шторм, то затишье, но во всех своих проявлениях она — прекрасна.

В оформлении статьи использованы фото из дембельского альбома автора.

Архимандрит Иоасаф (Перетятько)