Лето — это маленькая жизнь

Больше не тянет, как в детстве, насобирать полную панамку перламутровых ракушек. И «куриный бог» с годами превратился из талисмана в обычный камень. Вездесущий песок раздражает своей назойливостью, а радиоактивное солнце заставляет прятаться в тень. И только встреча с морем по-прежнему перехватывает дыхание, обескураживает и потрясает. Голубым горизонтом, приветствием чаек, солёным запахом волн. Кажется, попроси школьная учительница написать сочинение на тему «Как я провёл лето», и одним словом можно рассказать тысячи историй. Море... Нет. Море!!!

Два неба

Расположившись на заднем сидении автомобиля, Тёма не понимал, но чувствовал особую значимость происходящего. Папа радовался приобретению машины как ребёнок. Несколько лет он разводил декоративных рыбок редких пород и по выходным продавал их на Птичьем рынке, чтобы заработать «лишнюю копейку» и стать обладателем четырёхколёсной техники. Обновка казалась ему весьма своевременной, так как сын больше не помещался в столитровый аквариум. (Стеклянную «кровать» приходилось ставить вглубь мотоциклетной коляски, отправляясь в отпуск или на грибную рыбалку. Иначе как по-другому путешествовать с младенцем за сотни километров от дома?)

Вот так, на мотоцикле и в аквариуме, с первых месяцев жизни Тёма бороздил просторы своей Родины и благодаря родителям полюбил её навсегда. В черниговские леса — за берёзовым соком. На Полесье — за черникой. За кефалью и раками — на Днестровский лиман. Палатка, удочки, газовая горелка с таганком, аквариум с Тёмой — всё это странным образом умещалось на мотоцикле рядом с двумя сумасшедшими, отчаянно влюблёнными в жизнь и в друг друга людьми. Теперь для полноты счастья они мечтали покорить крымские горы и уснуть на берегу — утомлённые солнцем и музыкой волн.

«Ну, Шурочка, с Богом!» — сказал папа дрогнувшим голосом и смахнул пылинку с кожаного переплёта руля. Обозначив маршрут синим фломастером на бумажной карте, он завёл двигатель и хитрó подмигнул маме. Тёма же «во все глаза» приготовился к встрече с морем...

Вскоре городской пейзаж сменился степными равнинами, за окном замелькали придорожные кафе и заправочные станции. Гнетущая июльская жара плавила в салоне воздух, однако папа, заядлый турист и бесстрашный разведчик, с юности боялся сквозняков и потому наглухо задраивал все люки. Лишь маленькая форточка, эта неповторимая изюминка конструкции ЗАЗ-965, изредка приоткрывалась навстречу свежему ветру.

Почти двое суток вспотевший, скучающий Тёма изнывал в ожидании конечной остановки, не переставая фантазировать, какое же оно, море... Мама, стараясь передать сыну размеры «большой воды», разводила пошире руки и округляла глаза. Но он разумел масштабы голубой пластмассовой ванны, и только. Бабушка Поля наполняла её водой и оставляла греться на солнце. В саду позади сельской хаты у Тёмы был личный водоём, который он выплёскивал, разбрызгивал и заглатывал — от души и с восторгом. Выныривая с резиновым утёнком на поверхность, заливаясь смехом, он помнил лето именно таким — мокрым и безоблачным.

Теперь слова матери о солёном привкусе моря будоражили его воображение. «Интересно, сколько пачек соли добавил в него тот, кто его придумал? А как рыбы пьют невкусную воду? А чайки?» — не мог успокоиться он.

Папа знал о приближении к цели благодаря карте, но заговорщицки молчал. Ангарский перевал кружил свой последний вираж, и за поворотом пятилетний мальчик вдруг увидел... два неба. Предчувствуя животворное дыхание непостижимого, он вобрал в лёгкие уцелевшие молекулы кислорода и со всей нерастраченной детской силой прокричал: «Моррре!». Буква «р», доселе отсутствующая и неуловимая, наконец-то прорвалась из недр Тёмкиной гортани и торжествующе, раскатистым громом проговорррила всему миру о радости первой встречи.

Общая жизнь

Спустя двадцать лет Тёма вернулся к морю с молодой женой. Не задумываясь, купил билеты и отправился в свадебное путешествие на южный берег. Ноябрь обрадовал влюблённых теплом и подчёркнутой гостеприимностью. Для них, единственных отдыхающих, было всё: и пустынная коктебельская набережная, и осенние цветы Карадага, и спелая до солнечного цвета айва во дворе их маленького дома.

Жаркие дни сменялись прохладными ночами. Перед сном приходилось топить печь, и вечерами, согреваясь вместе с жилищем, молодожёны читали вслух найденные на полках хозяйской библиотеки стихи. Из-за переизбытка научных трудов в ней, видимо, не хватило места для лирики, и только небольшой потрёпанный сборник Максимилиана Волошина утолял литературный голод молодых. Напитывал их стихами поэта, чья любовь к феодосийской окраине переполнила эту землю настолько, что даже сотрясла её землетрясением, и мыс скалы, отбросив ненужный осколок, приобрёл очертания профиля поэта. О лучшем проводнике к пониманию тайны притяжения этих мест они и не мечтали.

Поднимаясь ввысь по круче каменистого склона к могиле писателя на противоположном конце бухты, счастливый Тёма нараспев читал всему побережью признательные строки поэта:

Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.

Однако беззаботно наслаждаться картинами звёздного неба и бескрайних просторов пришлось недолго. Порой жизнь без предупреждения сменяет возвышенную поэзию на заурядную прозу...

Ранним утром за завтраком в тени инжирного дерева Тёма негромко, чтобы не напугать жену, сказал: «Маш, кажется, у тебя по лбу ползёт вошь...». Маша, никогда ранее, даже в детском саду и пионерском лагере, не имевшая знакомств с упомянутыми насекомыми, тихонько запищала. Она и не догадывалась, что лёгкий зуд кожного покрова головы, беспокоивший её уже несколько дней, может обернуться такой страшной катастрофой. (Недаром Маша всегда подозрительно относилась к постельным принадлежностям в поездах.) Но в тот же миг испуганная жена удостоверилась: беду им придётся делить на двоих.

В тот день одинокая пара туристов переступила порог аптеки. Как ни старались они остаться незамеченными, избежать пытливого, зоркого взгляда продавщицы им не удалось. «Что вам, молодые люди?» — обратилась она к смущённым посетителям. Из «населённой» головы Маши мигом испарился заготовленный вопрос, и, с трудом подбирая подходящие слова, она чуть слышно произнесла: «У вас... есть средство... от... педикулёза?». Дистрибьютор здоровья, прищурив глаз и отметив про себя возраст семейной пары, понимающе улыбнулась. А затем вынесла из закромов небольшую бутылочку со словами: «Есть. Но последняя упаковка».

Да разве молодость испугаешь насмешками судьбы и скудостью «целительного» зелья? Тем более, если совсем недавно обещал делить одну чашу на двоих и в радости, и в горе...

Через несколько дней, когда первые признаки победы стали очевидны, молодожёны сочинили шутливые эпитафии погибшим насекомым и отпраздновали триумф двумя бокалами «Массандры». И только раскрытый дорожный чемодан напоминал о требовании заснеженного родного города вернуться из морских объятий.

Час расставанья и дата отъезда неумолимо приближались. Напоследок влюблённые пришли окунуть ладони в пушистые, как облака, волны. Оставляя в Крыму что-то очень дорогое, невидимое глазу, но легко узнаваемое сердцем, держась за руки, они молча брели вдоль берега, а затем повернулись навстречу новой, теперь их общей жизни, и поспешили на вокзал.

«Уезжать отсюда всё равно надо: просто для того, чтобы пережить вспышку почти невыносимого счастья, когда возвращаешься...» — вспомнил Тёма слова писателя и, прильнув щекой к окну в тамбуре, под мерный стук колёс пообещал ускользающему горизонту непременно вернуться.

С Богом!

За полнотой семейного счастья они возвращались к морю с тем же постоянством, с каким в природе случается лето. Уже с детьми и на голубом микроавтобусе, гружённом до потолка чемоданами.

Перед Джанкоем Тёма и Маша обычно оборачивались на спящих в машине детей и блаженно улыбались занимающемуся рассвету. Сквозь пелену тумана, когда на сонных полях вызревали первые лучи солнца, и в открытые окна автомобиля проникали запахи трав, сухой глины и наступающего праздника, ветер, пахнущий степью и морем, с головокружительной скоростью подгонял, дул им в спину: ну быстрее же, быстрее! Ещё один поворот и... Как было не мечтать об этих минутах целый год?

От Севастополя до Керчи за несколько лет они исследовали с детьми почти каждый отрезок суши. Ночевали на Фиоленте, поднимались по серпантинам к ледяным источникам Алушты, Голицынской тропой направлялись в Царскую бухту, загорали в гротах Меганома. Делили первенство симпатий между Балаклавой, Ялтой и Новым Светом в жарких спорах. Семейное единство не нарушалось от предпочтения определённой территории, так как Крым целиком и безоговорочно принадлежал им: полуостров навеки расположился в их душах.

И лишь однажды в школе, в первых числах сентября, на предложение рассказать на бумаге о прошедших каникулах дети Тёмы и Маши задумались и смутились. И правда, как передать атмосферу тех поистине драматических событий, которые, тем не менее, детям представлялись весёлой одиссеей? Кто мог знать, что чувствовали родители, когда мама забыла свою сумочку в кафе — с паспортами, документами на машину и всеми денежными средствами? Описать эту бурю чувств было им вряд ли под силу, но «мистический» финал истории мог бы вызвать неподдельный интерес класса.

Мама действительно обнаружила пропажу спустя час, стоило детворе попросить мороженого. Она вдруг помчалась куда-то вместе с папой. На вопросы запыхавшейся растрёпанной женщины официанты лишь пожимали плечами. По цвету лица её мужа, похожему на раскалённый паровой котёл, всем стало очевидно: дела плохи.

Ближе к вечеру вооружённый фонариком папа отправился изучать содержимое мусорных баков алуштинской набережной. По его предположениям, счастливый обладатель сумки непременно выбросит документы за ненадобностью. Но ни паспортов, ни водительских прав среди мусора не оказалось.

Позже дети с восторгом вспоминали, как родители перезнакомились со всеми бродягами города, посулив им вознаграждение за поимку вора. Романтическая дружба с «пиратами» не принесла удачи, а заявление в милицию спасло ситуацию лишь тем, что родители получили справки, разрешающие вернуться домой без приключений. Сердобольные бабушка с дедушкой отправили деньги почтой, и окончательно испорченный отпуск не омрачился разве что голодными обмороками. Изредка дети замечали грустное лицо мамы, великодушные жесты папы, но в целом были рады сладкой кукурузе и пешим прогулкам на пляж.

В день отъезда семья постаралась сэкономить время на упаковке чемоданов, чтобы ещё раз вырваться к морю. Глава семейства уплыл далеко за буйки, мама под зонтиком читала книгу, дети строили песочные крепости на берегу. Ничто, казалось, не могло нарушить гармонии драгоценных последних минут. Однако как только солнце стало близиться к закату и настало время собираться, папа вдруг произнёс: «Маш, кажется, я потерял ключи от машины...». Совершенно забыв о них в кармане пляжных шорт, он усердно отплавал ежедневный километраж брассом на глубине морской. В результате неглубокие карманы оказались пусты.

Полуостров явно не собирался отпускать своих адептов на родину без сакральной жертвы...

«Иди. Ныряй. И без ключей не возвращайся!» — отрезала Маша, скоро забывшая о собственном проступке. Её бессердечие так возмутило море, что оно заштормило в ответ. Тёма понимал: шансы остаться целым под буравящим спину взглядом жены всё равно приближены к нулю. И вдруг в памяти всплыла фраза отца, без которой тот не выходил из дома, не начинал ни одного важного дела и не отпускал сына на экзамены. «Ну, с Богом!» — повторил за отцом Тёма и нырнул в мутную, высокую волну.

То ли невероятное стечение обстоятельств, то ли Небо и море сообща смилостивились над непутёвым забывчивым семейством, но в то же мгновение, ни секундой позже, среди взбаламученных водорослей, мелкой гальки и песка он увидел на дне... ключи. Шторм «просто» прибил их к берегу, вернее, с математической точностью доставил в нужное место. Ликующий восторг временно сковал движения, но, победив растерянность, Тёма рывком выхватил ключи из пучины морской.

...Ночью за рулём автомобиля под ровное дыхание младших пассажиров Тёма улыбался своим мыслям. Будто сказочный клубок ниток, который укатился ещё в далёком детстве на полжизни вперёд, теперь снова очутился под ногами, и дорога обрела смысл.

Вместе с удивлением перед широтой и границами человеческой жизни, начиная с прозрачных стен аквариума, ванны в бабушкином саду, сквозь хмельные сны юности к вполне осязаемой любви, размноженной в дочке и сыне, появилась спокойная уверенность в том, что и это лето, и все последующие и предыдущие — под пристальной и надёжной заботой. Того, Кто был раньше всего существующего на земле.

Виктория Могильная