Пой Богу вся земля

СМЫСЛЫ И ОБРАЗЫ РОЖДЕСТВЕНСКИХ ПЕСНОПЕНИЙ

Когда начинается Рождество? В тех странах, где этот праздник отмечают
25 декабря, весь декабрь, а то и ноябрь уже озарены его сиянием
и предвкушением. На постсоветском же пространстве дореволюционное декабрьское Рождество с ёлкой и подарками долгое время было призабыто,
а конец декабря больше ассоциируется с предновогодними хлопотами. Хотя
и с ёлкой, и с подарками тоже.
Но встретив Новый год, мы переходим к ожиданию радостного Рождества: такого белого, снежного, с морозом, колядками и гостями. А богослужение — это отблеск радости, свидетельство о радости, приобщение радости, сама радость! И православное богослужение начинает радовать нас намёками на скорый приход Рождества Христова вовсе не с Нового года, а гораздо раньше.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ КАТАВАСИЯ

С 4 декабря, праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм, в богослужениях появляются тексты о Рождестве. Некоторые из них сильно спрятаны, и лишь очень внимательный слушатель или чтец встрепенётся на словах: «Вертеп, украшайся! Идёт уже Агница, нося во чреве Христа; ясли, принимайте Того, Кто словом освободил нас, родившихся на земле…» (последняя стихира на «Господи, воззвах» в службе святителю Николаю 19 декабря: «Вертепе благоукрасися»). Другие же рождественские тексты прочно «поселяются» в службе и звучат в ней ясно, открыто, громко как минимум каждое воскресенье.

Есть такое смешное слово «катавасия». Певчие любят произносить его чуть иначе: «Кото-Васия» и обозначать этим словом разную весёлую неразбериху как у себя на клиросе, так и за его пределами. И что-то в этом всё-таки есть. Слово «катавасия» (греч. — καταβάσια) имеет корень «вас» или «баз». Это тот же корень, который вошёл в современные слова «база», «базис», а приставка «ката» значит «из» [чего-то], «от» [кýда-то]. То есть буквально катавасия — это схождение, спускание со своего места, перемешивание. В богослужении, а именно в утрени, катавасией называется набор из восьми коротких текстов, для пения каждого из которых оба хора раньше спускались со своих мест, сходились на середине храма, чтобы петь вместе.

Так вот именно начиная с праздника Введения, весь декабрь до самого Рождества и дальше, до его отдания, которое почти в середине января, поётся в храмах Рождественская катавасия, то есть восемь ирмосов праздничного канона. Первый из них звучит так:
Христос раждается — славите!
Христос с небес — срящите!
Христос на земли — возноситеся!
Пойте Господеви, вся земля,
И веселием воспойте, людие, яко прославися.

Это почти самые популярные слова рождественской службы вообще. Если среди наших читателей есть редакторы или корректоры, наверняка их натруженные руки уже потянулись за карандашом: исправить опечатку в слове «рАждается». Кто знает, может, это и опечатка, но уже очень давняя, ставшая традицией. «Род», «рождение», даже «Рождшийся» или «Рождейся» пишутся через «о», но «раждается» пишут через «а», и «Дева Пресýщественнаго раждает». Несколько устрашающе звучит слово «срящите», но, однокоренное со «Сретением», оно означает «встречайте».

Весь этот текст — торжественный, яркий, риторически выстроенный, наполненный смыслами, — достойное начало праздничной оды. «Христос рождается» в настоящем времени: это и поэтическое созерцание сверхприродной реальности, и указание на оба рождения Христа: земное от Приснодевы и предвечное, о котором только в настоящем времени и возможно сказать, — от Отца.

Христос сходит с небес на землю — и у нас куча разных образов и прообразов: от евангельского Хлеб, сошедший с небес (Ин. 6, 51) до псаломского Хвалите Господа с небес (Пс. 148, 1). Мы движемся навстречу, встречаем Его. Теперь наоборот: Христос на земле — и мы возносимся, восходим на небо вместе с Ним — и множество ассоциаций с апостольскими и святоотеческими текстами, вплоть до афористичного «Бог стал человеком по природе, чтобы человек мог стать богом по благодати». Пой Богу, вся земля, и, веселясь, пойте люди — Он прославил Себя!

ПОПРОБУЙТЕ ПОГУГЛИТЬ

Этот текстик относится к первому из двух праздничных рождественских канонов и является частью большого успешного проекта, реализованного в VIII веке. Тогда двое сводных братьев и друзей детства из Сирии — более известный у нас Иоанн Дамаскин и его
менее прославленный, но не менее талантливый друг Косма, епископ города Маюмы, решили составить каноны, то есть сложные праздничные поэмы для больших церковных праздников.

К слову сказать, именно преподобный Косма написал трипеснец Страстной Пятницы, в котором впервые прозвучали известные теперь всем хвалебные слова в адрес Божией Матери: «Честнейшую херувим и Славнейшую без сравнения серафим, без истления Бога-Слова Рождшую, сущую Богородицу Тя величаем». Он же написал и канон, начинающийся ирмосом, который мы сейчас разбираем.

Однако если «погуглить» этот текст, мы увидим, что знаменитое «Христос раждается — славите!» появилось ещё за четыреста лет до Космы. Вот смотрите: «Христос рождается — славьте! Христос с небес — выходите навстречу! Христос на земле — возноситесь!
Воспойте Господу, вся земля (Пс. 95, 1)! И скажу обоим в совокупности: да веселятся небеса, и да торжествует земля (Пс. 95, 11) ради Небесного, потом Земного! Христос во плоти — с трепетом и радостью возвеселитесь; с трепетом по причине греха, с радостью по причине надежды. Христос от Девы, сохраняйте целомудрие, жены, чтобы стать вам матерями Христовыми! Кто не поклоняется Сущему от начала? Кто не прославляет Последнего? Опять рассеивается тьма, опять является свет; опять Египет наказан тьмой, опять Израиль озарен столпом. Люди, сидящие во тьме неведения, да видят великий свет ведения (Мф. 5, 16). Древнее прошло, теперь всё новое (2 Кор. 5, 17). Буква уступает, дух преобладает; тени проходят, их место занимает истина…».

Вам тоже захотелось читать дальше эту вдохновенную рождественскую проповедь? Вот и преподобному Косме тринадцать столетий тому назад захотелось. Это великий Григорий Богослов, его 38-е Слово: «На Богоявление или на Рождество Спасителя». Начиная свою
рождественскую песнь, сирийский поэт VIII века Косма Маюмский дословно цитирует своего учителя, великого каппадокийца. И нам, в отличие от преподобного Космы, достаточно одного поискового запроса, чтобы прочесть эту замечательную проповедь полностью и на понятном языке.

Стоит также отметить, что для нас Рождество и Богоявление — два разных, хотя и близких праздника, а для Григория, судя по названию, — ещё один и тот же. Действительно, на Востоке лишь в последней четверти IV века праздник Богоявления был разделён на два: Рождество и Крещение, а святитель Григорий Богослов ушёл с этой земли примерно в то же время — в 389 году, то ли не застав этого разделения, то ли
просто не став редактировать свою старую проповедь.

Вообще, есть основания считать, что преподобный Косма испытывал глубокую любовь и духовную привязанность именно к Григорию Богослову. В частности, именно Косма Маюмский является автором церковной службы святителю Григорию (7 февраля).

ЗАПУТАННЫЙ ИРМОС

Остановим своё внимание ещё на одном рождественском ирмосе — он по порядку предпоследний, седьмой, но называется восьмым.

Такая странность нумерации объясняется тем, что в силу исторических обстоятельств в подавляющем большинстве канонов отсутствует вторая песнь, за первой сразу следует третья, и всякий, кто читал каноны, например, при подготовке к Причащению, наверняка замечал это.

Получается парадокс: в стандартном каноне из восьми песней существует песнь под номером девять. Наверное, можно было бы перенумеровать песни во всех существующих канонах, чтобы была правильная нумерация, но этого не сделали. Во-первых, потому, что песни в каноне имеют смысловую привязку к более древним библейским песням, выражающим определённые богословские идеи, а их состав и порядок уже окончательно закрепился. Во-вторых, потому, что технически это сложно было бы сделать даже в эпоху интернета и вычислительных машин, не то что в допечатную эру. В-третьих, всё-таки существует десяток канонов, у которых есть и вторая песнь с её идейным наполнением, и тотальная перенумерация лишь внесла бы путаницу. Так что мы продолжим называть этот текст восьмым ирмосом и прочитаем его:

(1) Чуда преестественнаго росодательная изобрази пещь образ: (2) не бо, яже прият, палит юныя, (3) яко ниже огнь Божества Девы, в Нюже
вниде утробу. (4) Тем воспевающе, воспоем: да благословит тварь вся Господа и превозносит во вся веки.

Среди других рождественских ирмосов этот — один из самых запутанных. Прежде всего, стоит освежить в уме «матчасть»: перечитать в Писании третью главу книги пророка Даниила — о том, как царь Навуходоносор приказал бросить в печь трёх юношей, которые отказались приносить жертвы идолу, а они чудесным образом уцелели. Более того, в эту печь к ним сошёл ангел и выбросил пламень огня из печи, и сделал, что в средине печи был как бы шумящий влажный ветер (ц.-слав. — «дух росы шумящ»), и огонь нисколько не прикоснулся к ним, и не повредил им (Дан. 3, 50).

Если теперь в ирмосе восстановить естественный порядок слов, то текст станет почти совсем ясен. Сделаем это последовательно:

(1) Печь, давшая росу, тем самым дала изображение чуда сверхъестественного. Самое главное здесь то, что «чудом сверхъестественным» называется не спасение юношей от огня, а рождение Спасителя. Чудо в печи — лишь образ, говорящий о будущем Чуде Рождества; пророчество, которое почти через 600 лет сбылось. И слово «преестественный», отнесённое ко Христу, приобретает особую глубину, ведь чудо Боговоплощения состоит ещё и в том, что одна и та же личность — Христос, Сын Божий — стала носителем двух природ, двух естеств: Божественной и человеческой.

(2) «Не, бо, я, же, при» — всё это знакомые нашему уху частицы, местоимения и предлоги, но из них ничего вразумительного не получается, потому что порядок слов следует за греческим оригиналом, отражая его грамматику. Переставим слова в естественном порядке: «бо не палит юныя, яже прият». Вот теперь понятно, это продолжение о печи: «ибо не сжигает юношей, которых приняла в себя».
Конструкция из двух частиц «не бо» довольно часто встречается и в других текстах, порою превращаясь в «небо» и сбивая с толку слушающего, а то и читающего. «Не бо» (в оригинале — οὐ γὰρ) обычно следует переводить «ибо не».

(3) «Огнь Божества Девы» кое-кого может привести к обожествлению Матери Божией и ввергнуть в ересь. А всё потому, что в славянском тексте не стоит тире (в современной Зелёной Минее уже стоит). В первой фразе был проанонсирован некий «образ», соответствие, которое связывает чудесное спасение юношей с чудесным приходом Христа в мир. Во второй фразе даётся ветхозаветная часть этого соответствия: печь не сожгла юношей. Третья даёт новозаветную часть этого образа: «так же и огонь Божества [не сжигает] Девы, во утробу Которой сошёл». В тексте это соответствие выражено тремя параллельностями: похожие по смыслу «огонь» и «печь», синонимическая пара «прият» (печь приняла) и «вниде» (Сын Божий вошёл), и одно и то же действие: «не сжигает», которое во второй фразе озвучено, в третьей — подразумевается, и, по правилам русского языка, должно быть заменено на тире.

(4) «Вот [и мы] изо всех сил будем воспевать: пусть всё творение хвалит Господа и превозносит Его на все времена». «Воспевающе
воспоем» — это так называемая плеонастическая конструкция, когда перед глаголом ставится тот же глагол в форме деепричастия. Она попала к нам с древнееврейского языка и обозначает усиление действия. Умножая умножу скорбь твою (Быт. 3, 16); наказуя наказа мя Господь (Пс. 117, 18). Ну а слово «тварь» будет означать просто «творение» — ничего обидного. Окончание «да благословит Господа и превозносит во вся веки» характерно для библейской песни из книги пророка Даниила, которая послужила идейной основой для восьмой и седьмой песней канона. В вышеупомянутой 3-й главе целых 38 стихов (с 51 по 88) имеют именно такое окончание.

***

Вот так, оттолкнувшись от нескольких прекрасных богослужебных текстов, мы совершили небольшое, но увлекательное путешествие в мир поэзии, истории, смыслов, нашли там дружбу, радость, красоту, стали ближе к древним авторам. Это и есть жизнь в богослужении: когда тексты служб делаются для нас живыми и актуальными, а их авторы — нашими современниками, чья радость и боль понятны и доступны. Мы входим в пространство смыслов и находим их своими, близкими, человечными. И тогда благодаря богослужению мы меняемся сами — в этом и состоит одна из главных его целей как «словесной службы».

Священник Святослав Сёмак