«Решение Собора УПЦ мне безумно понравилось»

Сегодня в нашем проекте #ДавайтеОбсуждать — главный критикан, полемист и скандалист Украинской Православной Церкви, священник, известный на всю Украину и за её пределами своей невероятной миссионерской работой и социальным служением, настоятель Архангело-Михайловского храма в с. Волосское Днепропетровской епархии протоиерей Андрей Пинчук.

— Отец Андрей, первый вопрос… Только давайте, пожалуйста, без всей этой вашей любимой лексики, которую потом всё равно придётся из интервью вырезать.

— Я согласен.

— Вот прошёл Собор Украинской Православной Церкви. Всё промосковское из Устава УПЦ убрано. И всё равно представителям Православной Церкви Украины, к диалогу и объединению с которой украинское общество нас призывает, всё не нравится. Что ещё мы должны сделать, чтобы сближение православных в Украине стало возможным?

— Давайте будем откровенны: ПЦУ состоит из многих частей. Воно таке ж строкате, як і УПЦ.

Как в нашей Церкви есть ярые сторонники целования с Москвой, и есть патриоты, те, кто считает, что у УПЦ должен быть свой, автокефальный путь, точно так же в ПЦУ есть «голуби» — те, кто хотят мира и объединения Церквей, и есть «ястребы» — кто не хочет никакого объединения и создания единой Церкви. «Ястребы» настроены подрывать любые попытки диалога. Но не могут же они говорить об этом открыто — поэтому сегодня они сокрушаются, почему мы не идём на сближение, а подпольно делают всё, чтобы этот диалог сорвать. Так же обстоят дела и в руководстве ПЦУ.

Диалог не должен подразумевать, что одна сторона приползёт ко второй со слюнями на глазах. Такого не должно быть. Диалог — это когда мы сядем, выскажем всё, что нас волнует, посмотрим друг другу в глаза, обнимемся, примиримся и распишем дорожную карту: что нам делать дальше для того, чтобы в какой-то момент мы все вместе стояли у Престола Божьего.

Ещё раз: и в УПЦ, и в ПЦУ есть силы, которые к диалогу стремятся. И есть силы, которые будут ему противостоять. В этом плане и противники диалога в УПЦ, и «ястребы» в ПЦУ, и Московская Патриархия будут петь одну и ту же песню.

— Есть ли в УПЦ такие силы, которые хотят диалога с ПЦУ?

— Конечно.

— Просто уже традиционно в риторике ПЦУ звучат обвинения, дескать, мы к УПЦ со всей душой, а они нам условия выдвигают.

— Есть такие силы в УПЦ. Я — такая сила. Есть епископы, архиепископы, митрополиты, которые хотят такого диалога. Но для этого мы должны найти в УПЦ разумных людей, которых мы отправим за стол переговоров. И к руководству ПЦУ надо обратиться, чтобы там сформировали настроенную на диалог комиссию. Потому что если в переговорном процессе с обеих сторон будут участвовать «ястребы», они будут тормозить всё.

Я вообще сторонник максимальной формализации этого процесса — немедленного создания комиссии по диалогу.

— Маленькое замечание. Когда Украина с Россией в ходе этой войны сели в очередной раз за стол переговоров, а именно 29 марта, кстати, как раз 2 месяца назад… Так вот когда переговорные группы съехались в Стамбул, в то утро в Николаевскую областную администрацию демонстративно прилетела ракета. Как раз в начале рабочего дня, когда все пришли на работу. Огромное здание рассечено буквально напополам, погибло почти 40 человек. Что это за переговорный процесс такой, если огонь демонстративно не прекращается? Также и…

— Я понял вашу параллель и отвечаю.

Сегодня я был на слушаниях в Верховной Раде, посвящённых религиозной безопасности, и там среди прочих озвучивались факты сотрудничества некоторых священников УПЦ с оккупационными властями, их участие в милитаристской пропаганде, освящение оружия. Особенно это касается епархий в Крыму. Эти священники какую ведут деятельность по отношению к Матери-Церкви? — Правильно, подрывную. И никто здесь, в Киевской Митрополии, не поддерживает того, что они делают.

Почему они так поступают — это большой вопрос. Или у них настолько «русский мир» в голове, или их заставляют, или шантажируют — неважно. Самое главное — что ни Блаженнейший Митрополит Онуфрий, ни Киевская Митрополия — никто не может их сейчас контролировать.

Сейчас произошла такая атомизация церковной жизни, что церковное руководство не в состоянии проконтролировать всё, что происходит на местах.

Насколько это относится к УПЦ, настолько применимо и к ПЦУ. При всём притом, что, я уверен, митрополит Епифаний достаточно духовно трезвый человек, и в его окружении достаточно духовно трезвых людей, он не может до конца проконтролировать выбрыки и агрессивные выпады где-то на местах. Когда, скажем, какой-то священник ПЦУ науськивает местных депутатов или активистов против УПЦ.

Вы же знаете, идиотов в рясах (в хорошем смысле слова: идиоты — это простецы) хватает везде: и в УПЦ, и в ПЦУ. Идиотов используют все подряд — кто хочет сделать «картинку», набрать себе очки в политической игре.

Это просто отрицательный эффект атомизации церковной жизни.

— Ну допустим. А вы знаете, какие поправки внесены в Устав об управлении УПЦ на Соборе УПЦ? Как вы их оцениваете?

— Знаю. Скажу честно: наш Блаженнейший — душка.

Я, как и многие другие, знал, что Митрополит Онуфрий — святой человек, что он молитвенник. Но быть святым человеком — не означает быть хорошим Киевским Митрополитом. Быть святым человеком — не означает быть хорошим администратором. Иногда люди, достаточно «продвинутые» в своей духовности, делают весьма плачевные ошибки в своих политических высказываниях, и это наносит огромный урон Церкви. И, честно говоря, моё отношение к Блаженнейшему было именно таким.

Но Господь воздвигает Своих светильников из-под спуда в самый неожиданный момент.

Я вам скажу, что такое был этот Собор УПЦ. Я не верил в него — честно признаюсь. Он был похож на тёмную комнату, в которой тьма вот-вот загустеет и покроет всех. И вдруг Кто-то невидимый, достаёт из-под спуда светильник, чтоб он светил всем. Это именно то, что произошло на Соборе.

Мне даже кажется, что осмысление всего произошедшего там станет возможным через много-много десятилетий — даже не лет. Потому что это на самом деле великое событие.

Я общался со священниками, которые ожидали самых-самых проукраинских шагов от Собора, и никто из них не смог предугадать тех решений, которые были приняты.

Знаете, есть такой талант — я бы назвал его талантом Самсона. В нашем случае это стопроцентная параллель. Библейский Самсон просто спал. Он был назореем, соблюдал все заповеди. Где-то ходил, что-то делал. Его все любили, он был такой подвижник. И вот его сковали цепями… Обратите внимание, это же произошло, потому что он сделал какие-то ошибочные решения, с Далилой этой. Можно было многие вещи сделать правильно. Но его какая-то пассивность и доверчивость — именно доверчивость, вера в то, что его окружают только хорошие люди, доверие всем, включая самое близкое окружение, — привели его на эти цепи.

И в решающий момент он, глядя наверх, всё это разносит в пух и прах. Помните, как он молился — «Господи, дай мне силы только в этот момент и только последний раз! Дай мне силы сделать это. Дай мне силы, помоги мне спасти мой народ!» И если сказать о Блаженнейшем, какого он духа, то он — духа Самсона. Спящий праведник, который в минуту, в которую все были уверены, что «Самсон повержен», что загублено всё, что это поражение избранного народа, полная победа зла, — вдруг из ниоткуда, из силы своей веры он рождает подвиг, который вдохновляет всех на дальнейшую борьбу.

— Почему тогда эти прекрасные решения всеми вокруг так плохо воспринимаются? Начиная от украинского общества, которое не верит в искренность произошедших изменений, и заканчивая теми же представителями ПЦУ, которые везде пишут, что не так мы отъединились от Москвы, не теми выражениями осудили Патриарха.

— Давайте будем откровенны. Во-первых, мы честно не называем, кем мы стали сегодня. С точки зрения канонов. Мы всё равно допускаем двусмысленности в формулировках.

Во-вторых, мне кажется, восприятие общества сейчас настолько заострено, что люди требуют правды во всём. И когда мы сохраняем некое лукавство — оно же всё и разъедает.

Нужно прямо сказать: мы не следуем Благословенной Грамоте, данной митрополиту Филарету (Денисенко). Его имя не упоминают сейчас, но тем не менее. Ничего там, в Грамоте, такого не написано. Но то, что мы к ней аппелируем, — это гениальный ход. Это нас избавляет от унизительной и, на мой взгляд, абсолютно не понятной ситуации подавания какого-то прошения в Синод РПЦ или Архиерейскому Собору РПЦ, мол, дайте нам автокефалию. А так мы просто говорим: «Вот, у нас есть Грамота, мы её немного расширили…»

Это настолько гениальный ход! Его вообще никто не ждал. Патриархия три дня просто пребывала в шоке. Они до сих пор не знают, что говорить.

А мы такие — «Ну, вот у нас Грамота 1990-го года, мы её понимаем теперь несколько шире. Но мы вообще любим всё шире понимать. Вот сейчас поняли так…»

Что касается изменений в Устав об управлении УПЦ, то из него действительно убрано всё, что связывает нас с РПЦ. Вычеркнули, что наш руководящий орган — в Москве. Что Митрополит Онуфрий — член Священного Синода РПЦ. Что решения, принятые РПЦ — Архиерейским или Поместным Собором — обязательны для нас. Всего этого нет.

Убрали, что миро варится в Москве. Ну молодцы же! Просто взяли и сказали: «Мы теперь будем варить миро». Из Москвы возмущаются: «Какое миро! Вы не имеете права». А мы такие: «Та мы его до 1913 года варили, просто революция помешала. Мы, правда, об этом на 109 лет забыли, но сейчас проснулись — а где же наше миро? Раз мы его всегда варили, давайте и сейчас опять начнём варить».

Там же, на Соборе УПЦ, была уникальная ситуация. Когда один митрополит очень возмущался:

— Как миро? Как!!! Как варить миро!

А владыка Онуфрий отвечает:

— Владыка, Вы не переживайте, я умею…

Это ж надо! Блаженнейший постоянно ездил, варил. Поэтому как варить, он знает. А вы, владыки, если хотите, теперь постоите рядом, посмотрите.

Есть ещё два очень важных момента. Первый — что Блаженнейший Митрополит Онуфрий не использовал слово «автокефалия». В этом — мудрость. Самсоновская. Потому что у нас 30 лет в Церкви велась пропаганда против автокефалии. Само слово уже получило отрицательную окраску. И это правильно, что его убрали — оно просто режет слух. Должно пройти время.

И второй момент, который мне безумно понравился, состоит в том, что тем епархиям, которые находятся под оккупацией, дано право самоуправления. Расшифрую, что это значит.

Например, в Северодонецкой епархии уже десять дней никто не выходит на связь. Ни митрополит, ни его окружение, ни викарий — никто вообще. В таком случае — когда, как сейчас, проходит линия фронта — там, на местах, они сами принимают все решения. Блаженнейший в этом плане дал абсолютную самостоятельность на местах.

— А то, что ПЦУ везде называет себя УПЦ, это содействует диалогу?

— Вероятно, им так проще раскручивать себя.

А по поводу содействия диалогу давайте будем откровенны: пока мы были в составе РПЦ, она полностью блокировала все попытки диалога. Думаю, сейчас ситуация кардинально изменится.

Наша Церковь уже актуализировала вопрос своей независимой международной церковной повестки. Это очень важно. То есть провозгласила, что будет открывать свои приходы за границей для окормления выехавших украинских беженцев. Это присуще только автокефальным церквям — наличие диаспоральных епархий, диоцезий, викариатств и так далее.

И в этом плане говорить о том, как было раньше, уже не имеет смысла. Теперь всё будет по-другому.

Меня некоторые журналисты спрашивают по поводу решений Собора УПЦ: «Это конец всего, что вы делали?» И я отвечаю: «Нет, это только начало. Мы закрыли 300-летнюю историю порабощения нашей Церкви, захлопнули её и поставили на полку в пыльный архив. Сейчас у нас начинается всё новое».

— Давайте подробнее про всё новое. Как решения Собора УПЦ могут помочь священникам на местах отстаивать свои приходы? Силовые захваты ведь так сразу не прекратятся.

— Приходы перестанут переходить, я в этом убеждён.

— Не все ведь добровольно переходят, им ещё «помогают» это делать вооруженные люди.

— Что касается захватов храмов, то они, думаю, продолжатся, но их интенсивность немного поубавится.

Нам сейчас необходимо провести мощную пиар-кампанию. Нам — это Церкви, УПЦ. Надо разложить по полочкам и донести до народных депутатов, жителей Украины всё, что произошло. И очень важно понизить градус критики в наш адрес со стороны ПЦУ. Они всё равно являются хедлайнерами информационного пространства, поэтому нужно как можно скорее садиться с ними за стол переговоров.

Одно дело, когда захваты происходили, пока мы ещё были в составе Московского Патриархата. И другое дело — сейчас, когда мы с огромным трудом, несмотря на потуги промосковского лобби, давление денег, московского церковного руководства, звонки, беседы, разговоры и так далее, вышли из-под управления Москвы.

Мы, как Церковь, сейчас очень уязвимы. И нуждаемся в том, чтобы нас услышали, поняли. Чтобы общество, Всеукраинский совет Церквей, народные депутаты поприветствовали тот невероятно сложный путь, на который стала УПЦ. Нам сейчас тяжелее всего. Потому что у ПЦУ уже готова самоидентификация, а мы сейчас будем проходить тяжёлый путь новой самоидентификации. Мы будем искать себя — в новом украинском обществе. Будем искать свой путь к объединённой Церкви в Украине. Будем искать свой путь к сердцу украинцев, которые пережили войну.

Нам много не надо. Просто понимание и слово поддержки. Потому что вырваться нам было очень тяжело.

Поймите, УПЦ — это огромный корабль. 12 000 юридических лиц! Если сложить все остальные христианские деноминации — ПЦУ, УГКЦ, РКЦ и других — они даже вместе не дотянут до нашего размера. И нам стоило невероятных усилий повернуть руль церковного корабля — который заржавел, который никто не поворачивал несколько сотен лет, и который намерено десятилетиями ломали, ломали, ломали — чтобы он ни в коем случае никуда не повернул. И несмотря на всё это церковный корабль смог повернуть.

— Звучит обнадёживающе. Но зачем вы в соцсетях троллите наших священников, от которых местные власти и верующие требуют переходить в ПЦУ? Говорите, что раньше надо было думать. Что, на ваш взгляд, нужно было делать?

— Скажу честно: вопрос переходов в большей части возникает в натянутых местах. Где или священник не до конца хотел трудиться в общине — у него не было свидетельства от внешних, он не показывал того, что УПЦ — это не «Церковь Кирилла», а Церковь украинского народа. Или когда священнослужитель сознательно делал какие-то ошибки — позволял своим грехам и страстям дискредитировать себя и свой приход. Вот эти две категории приходов и становятся в первую очередь местом атаки.

Нужно отдавать себе отчёт: тяжело захватить храм, где мощная и дружная община.

Если все годы, после того как стал священником, ты собирал людей вокруг Христа, служил Христу и своей пастве, я не верю, что твой храм придут захватывать.

Или это, скажем так, будет исключением из правил.

Но если всю жизнь у тебя было только 2 книжки, которые ты читал, — требная и сберегательная, если ничто другое не интересовало, а главным для тебя было побольше крестить и побольше отпеть, то чего ты сейчас плачешь?

Ещё раз повторю. Здесь перед нашей Церковью встаёт фундаментальный вопрос, который прямо завтра нужно собираться и решать: «розбудова релігійних громад». И не на бумаге это делать, а взращивать реальные общины, которые станут сердцевиной культурной, религиозной жизни наших городов и сёл. Настоящих приходов, а не храмов-вокзалов, где пришёл-пожертвовал-ушёл и забыл.

— Это прекрасная перспектива будущего. А что делать уже сегодня, завтра, если пришли захватывать твой храм?

— Ничего вы уже не сделаете. Если вас десять человек, а к вам пришло сто вооруженных людей, как вы будете им противостоять?

У нас на приходе ещё в 2018 году мы провели собрание по поводу перехода в ПЦУ, когда она только образовалась. Понимая, что среди прихожан есть разные мнения, я сам им предложил: «Давайте голосовать — или остаёмся, как были, в УПЦ, или переходим в ПЦУ. Сам я в голосовании принимать участия не буду». На тот момент для меня был невозможным уход из УПЦ и я сразу предупредил: если проголосуют за переход, я просто передам дела священнику из ПЦУ и уйду.

— Вы бы так и поступили?

— Да, если бы за это проголосовала община.

— А что вы отвечаете на вопрос, почему нельзя объединиться с ПЦУ?

— Скажем так. Все эти годы мы под давлением Москвы очень сильно разгоняли тему раскола, которого, по сути, не было. Кстати, с точки зрения канонов, сейчас мы в одностороннем порядке объявили автокефалию, не сказав самого слова «автокефалия». И теперь предстоит процесс её рецепции.

Процесс этот будет происходить в три стороны. Первая — самая важная для нас — рецепция 12 тысячами приходов и епархиями УПЦ. Например, я прогнозирую, что некоторые, скорее всего, объявят демарш и заявят о своём выходе из УПЦ. Второе направление — это рецепция украинского общества, ПЦУ, властями Украины. И третье — нас должны будут признать остальные Поместные Православные Церкви. И вот здесь могут возникнуть большие проблемы. Потому что процесс признания может стать или активным — как у ПЦУ, когда её признали 4 из 15 Церквей. Или пассивным — как у Православной Церкви Америки: её никто не признал, но с духовенством ПЦА все сослужат.

Мы сейчас находимся в ситуации ПЦА, и думаю, что останемся в ней надолго. Но! Если произойдёт постепенное сближение и объединение с ПЦУ, то процесс признания пойдёт очень быстро. Потому что многим Поместным Церквям тяжело, а где-то даже и невозможно признать нас напрямую — это моё мнение.

Для нас объединение — единственный путь. Это тот вызов, который ставит перед нами Господь, для того чтобы был уврачёван раскол православия в Украине.

— И последний вопрос. Что бы вы сказали людям, которые боятся прошедшего Собора УПЦ, его решений, изменений статуса нашей Церкви?

— Пейте коньяк на ночь.

Ну что можно сказать! Мы все боимся того, что стреляют, что приходится прятаться в бомбоубежищах. Мы боимся за наших родных, которые выехали на Запад Украины или в Европу. Мы боимся за свои жизни, боимся принимать решения…

Здесь есть только один православный совет — продолжать каждому на своём месте делать то, что ты должен делать.

Текст – протоиерей Андрей Пинчук, Юлия Коминко, журнал "Отрок"