О доноре замолвите слово...

Брат мой, мы ведь с тобой одной крови, помоги!
(Редьярд Киплинг «Книга джунглей»)

Прошло уже три года, когда мы откапали первый блок противорецидивной «химии» в Институте Рака, и, казалось бы, эти события давно уже в прошлом, но память не стереть, и волей-неволей возвращаешься туда. А может быть это ноябрь и осень, тогда тоже был ноябрь, и осенняя депрессия навевает грусть и тоска. Хотя мне хочется рассказать больше не о своих чувствах, а совсем о другом.

Откапав первый блок, наша жизнь опять стала налаживаться, если так можно сказать. Ребёнку стало намного лучше, опять появилась надежда и вера, что всё будет хорошо, что мы сможем, и болезнь обязательно отступит. Жизнь стала входить в новое русло, и казалось, что мы опять плывём по течению, от «химии» до «химии», когда-то это всё закончится и опять всё будет хорошо.

Первое, что меня поставило в тупик, при такой относительно спокойной жизни — это слова лечащего врача: «Шукайте донорів. Треба два провірених донора». Для меня это прозвучало, как гром среди ясного неба, тогда я ещё не знала, какой гром мне ещё предстоит пережить. Но в тот момент, для меня это было полной неожиданностью, несмотря уже на имевшийся опыт первого лечения нефробластомы в условиях Луганской областной детской клинической больницы, в которой мы провели полгода, откапав все блоки по протоколу.

Там всё было просто. Кровь на операцию можно было сдать по месту жительства, а в отделение только представить справки о том, что кровь сдали четыре донора. Сделать это было совсем несложно в родном городе, где много друзей и знакомых, и каждый готов помочь, как только узнаёт о том, какая беда пришла в нашу семью: заболел наш Данечка, наш мальчик-лучик. От желающих не было отбоя, и доноров было намного больше, чем нужно.

Во время первого лечения (в Луганске) анализы у нас никогда не падали, то ли лечение было таким, то ли организм был ещё относительно крепким, я не знаю. Мы всегда благополучно уезжали домой, контролировали анализы, но тромбоциты и гемоглобин никогда не были критическими, и так же благополучно мы возвращались в отделение на очередной блок.

Но в Киеве слова доктора меня полностью поставили в тупик, я не помню, что он мне ответил, где их берут, доноров в Киеве, но это было и не важно. Я понимала, что решать эту проблему нужно мне, и её решить нужно было во что бы не стало, о том, что может произойти, если я не найду донора, я старалась не думать. Я должна найти. Потом до меня потихоньку стало доходить, что мамы периодически куда-то бегают, где-то проверяют доноров, потом доноров сепарируют и ребёнок получает пакет тромбоцитов, который ему так необходим. И картина перед глазами, когда у ребёнка открывается кровотечение, мама оставляет его на таких же мам и лечащего врача, а сама едет на другой конец города, чтобы купить кровь, потому как донора так и не нашла, и обратиться ей не к кому, потому как в Киеве она одна. Это было очень страшно, когда кровь у малыша не останавливается, а пакет с кровью будет ещё не скоро. В тот раз мама успела.

Моим же первым желание в поисках донора было просто выйти на улицу и умолять прохожих сдать для моего ребёнка кровь, мы с малышом были в Киеве одни, ни родственников, ни знакомых, никого, и я не знала, где искать помощи и доноров. Мамы же, у которых были доноры, особо не рассказывали, где искать донора, и как этот вопрос решается, это я потом узнала, что хороший донор на вес золото, и просто так никто ничем делиться не будет...

А потом я вспомнила, что мне есть к кому обратиться. С этой мамой мы познакомились в Луганске, она там начинала лечить свою дочь. Но так как в Луганске им не могли предложить никакого лечения, они уехали в Киев, и прошли все круги ада на год раньше нас. Вот ей я и позвонила, девочки на тот момент уже не было, но у мамы остались телефоны доноров, и самым замечательным было то, если такое может быть в данной ситуации, что группы крови у наших детей совпадали. Как потом оказалось, не только группы, но и судьбы тоже...

Взяв в руки список, а он был немаленьким, я начала звонить совершенно незнакомым людям, спрашивая их о том, могут ли они сдать кровь для моего ребёнка, объясняя ситуацию, где мы находимся и зачем она нам нужна. Самое сложное для меня было — набрать номер незнакомого человека и просить его о помощи, раньше я этого никогда не делала, но выхода другого не было. И, пожалуй, вот тогда я узнала, что мир действительно не без добрых людей. В тот день я обзвонила где-то человек 25, реально помочь смогли только двое, но те, кто не мог помочь, либо уже сдали другим деткам, либо не могли по состоянию здоровья, и очень сожалели о том, что не могут помочь сейчас, но обязательно перезвонят, так оно и было. Потом я тоже поняла, что из 25 человек найти двоих — это счастье, потому что бывало, и больше людей обзваниваешь, и никто не может сдать, так складываются обстоятельства. Но два первых донора, которых мне удалось найти, они стали Ангелами-хранителями для Данила. Я им очень благодарна, я не могу не назвать их имена — Георгий и Алла. Спасибо вам огромное за то, что вы были в нашей жизни.

Они могли приехать всегда, утром на — проверку, ночью на сепарацию, в любое время дня и ночи. Я не знаю, как им это удавалось, ведь у них была своя работа, семьи, дети, своя жизнь. Но, когда бы я ни позвонила, они всегда готовы были помочь, причем не только моему ребёнку, но также и другим детям. А если учесть ещё масштабы Киева, пробки, и то, что станция переливания крови принимала доноров на проверку до 11 часов, и не работала по выходным, то, наверное, это было сделать непросто, но эти люди делали, спасая жизнь ребёнку. Здесь, я тоже узнала, что справка о том, что донор подходит, действительна только три дня, если в этот срок, донор на тромбоциты не понадобился, то через три дня, он опять должен приехать на проверку, то есть, если он найден сегодня и смог приехать, не факт, что всё пойдёт гладко завтра. Я не знаю, какой должна быть эта система, но явно не такой, ведь тромбоциты ребёнка падают независимо оттого, когда был проверен донор.

Я никогда не забуду обычных студентов, девочек и мальчиков, которых я уже нашла позже, они тоже приезжали, сдавали кровь на проверку и очень огорчались, если по каким-то причинам не проходили, потом звонили и спрашивали, когда они будут нужны в следующий раз. Девушка Марина, которая не смогла стать донором, стала нашим волонтёром, и несколько раз приезжала проведать Данила, оставив все свои дела и проблемы. Мир не без добрых людей, нам вообще везло на хороших людей. Доноров потом у нас было много, и каждый дарил частичку своего тепла нам, старался помочь, ни считаясь, ни с чем, ни с плохой погодой, ни со временем суток, ни со своим личным временем.

Пролечившись полгода на Ломоносова, мы уехали в Москву на операцию и на последующие «химии». Там я столкнулась с совсем другой системой, которая сильно отличалась от той, которая была в Украине.

Меня вызвал лечащий врач и сказал, что нужны будут доноры, но я могу не переживать, так как решением этой проблемы занимается больница и благотворительный фонд. То, что доноры нужны будут я и так знала, но то, что это не ложится на плечи родителей — это было для меня открытием. Я, конечно, смутно, представляла, где бы я их искала в ногомиллионной Москве и была готова ко всему, хоть самой сдать, хотя я тоже могла не подойти, но я никак не ожидала, что оказывается, эта проблема может быть решённой, и об этом есть кому позаботится.

То, что происходило потом — это было вообще чудо, ребёнка буквально залили (в хорошем смысле этого слова) тромбоконцентратом и кровью. Мне уже не нужно было бояться, что каждая «химия» может оказаться последней, только потому, что нет проверенного донора. В самой больнице не было ни пункта переливания, ни сепаратора, пакеты с кровью доставлялись откуда-то из общегородской станции переливания крови, наш доктор заказывал накануне, а кто-то из дежурных докторов ехал за кровью, когда это было необходимо. И самое интересное, абсолютно не было важно, откуда мы приехали, из Украины или мы граждане России, в корне это ничего не меняло. Кровь всегда была, и лечили ребёнка точно так же, как лечили любого российского малыша. И проблема гепатита у онкобольных детей не стояла, так остро, как в Киеве. Ведь ни для кого не секрет, что в придачу к онкозаболеванию, украинский ребёнок получает ещё и гепатит. Это, как правило, мы были исключением. В Москве же я не слышала, что дети не могу вовремя зайти на «химию», из-за гепатита, или к основному лечению требуется ещё и дополнительное лечение гепатита. О том, что в России всё совсем по-другому — это тема уже для другой статьи.

Естественно, я не могла не задать риторический вопрос: почему в соседней России вопрос с донорами решается, таким образом, а в нашей стране по-другому? Чем провинился онкобольной украинский ребёнок перед государством, которое ничем не может его обеспечить, ни кровью, ни химиопрепаратами, даже шприцы в таких отделениях становятся в диковинку? Почему в нашей стране всё ложится на плечи родителей, от поиска заглушки на подключичный катетер до поиска доноров, не говоря уже о том, что достойный уход из жизни таких детей — это тоже забота родителей, а ничего нет страшнее, когда ты смотришь в глаза умирающего ребёнка и понимаешь, что ты абсолютно бессилен, даже достойных обезболивающих в нашей стране нет? Почему в других странах это не так? Почему в стране, которая пострадала от Чернобыльской катастрофы, детская онкология находится на таком уровне? И возможно ли что-то изменить, я не думаю, что ситуация с донорами сильно изменилась спустя три года.

Но все же хочется сказать огромное спасибо тем отзывчивым, добрым, неравнодушным людям, благодаря которым собираются деньги на лечение таких детей, которые могут сдать кровь, которые готовы в любой момент протянуть руку помощи больному ребёнку и подарить ему шанс на жизнь, на то, чтобы он смог ЖИТИ ЗАВТРА.

Донор