Пушкинские строки: «Богат и славен Кочубей, его луга необозримы», — помнят многие. В Кролевецком районе на Сумщине, в селе Ярославец, принадлежавшем Василию Леонтьевичу Кочубею, сохранился флигель — редкий образец деревянной усадебной постройки. Дворец Кочубеев в Диканьке, увы, не сохранился, разве что на акварели художника Кунавина. А ротондальная Никольская церковь 1794 года с более поздней колокольней в виде трехъярусной аркады на высоком постаменте и триумфальная арка с оригинальной интерпретацией классических римских прототипов существуют и сейчас. В усадьбе Кочубеев начала двадцатого века стиля позднего неоклассицизма, в Глухове, по улице Шевченко, ныне находится дирекция историко-культурного заповедника города. Все это интересующимся людям известно, но мало кто знает, что ныне живет и здравствует в Швейцарии потомок исторического рода Александр Кочубей.

— Не Ваш ли род имел в виду Пушкин, написав: «В князья не прыгал из хохлов»?

— Всем известно, что Пушкин в этом случае подразумевал князя Андрея Кирилловича Разумовского из казаков под фамилией Розум, говоря по-украински. А наша ветвь Кочубеев, действительно, «не прыгнула в князья», поскольку ее основатель Аркадий Васильевич Кочубей, скончавшийся в 1876 году, сенатор и кавалер Белого орла, участник Отечественной войны 1812 года, Киевский вице-губернатор, глава Совета попечителей Больницы Всех скорбящих в Санкт-Петербурге, княжеским титулом удостоен не был, но женат на княжне Марии Николаевне Вяземской. А вот его двоюродный дядюшка, Виктор Павлович Кочубей, один из умнейших государственных мужей, возведен в княжеское достоинство 6 декабря 1831 года. Он родной племянник, по матери, знаменитого канцлера князя Безбородко, создавшего Лицей высших наук в Нежине, где учился Гоголь. Находился при Екатерине Великой посланником в Царьграде, а при Павле Петровиче — вице-канцлером и был возведен в графское достоинство. Дважды был министром внутренних дел при императоре Александре, председателем Госсовета и Комитета министров, за шесть недель до кончины своей пожалован канцлером. Был женат на Марии Васильевне Васильчиковой. В Киево-Печерской Лавре похоронен ее племянник Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор князь Илларион Илларионович Васильчиков, а также его супруга Екатерина Алексеевна — урожденная княжна Щербатова, известная киевская благотворительница и ходатаица об учреждении Свято-Троицкого Ионинского монастыря на Зверинце. Кочубеи род свой ведут от татарина Кучук-Бея, выехавшего из Крыма в Малороссию в середине семнадцатого века и принявшего крещение с именем Андрей.

Сын первого православного Кочубея — Леонтий Андреевич — был войсковым товарищем, а внук Василий Леонтьевич стал генеральным писарем, судьей Войска Запорожского. Он был женат на казачке Любови Федоровне Жученко.

— По дедушке Вы киевлянин. Чем Вам «сладок и приятен дым» имения Вороньки в Черниговской губернии?

— Швейцария, где я живу с семьей в окружении тетушек и двоюродных братьев, в сущности своей страна деревенская, но ритм жизни в ней, я бы сказал, достаточно столичный. Так что глубинка — понятие условное. Ваш вопрос касается имения, принадлежавшего княжне Елене Сергеевне Волконской, дочери декабриста. Там и воспитывался мой дед Сергей Михайлович Кочубей, киевлянин по рождению.

— Многим интересен вопрос о причине погребения Василия Леонтьевича в Киево-Печерской Лавре.

— Некоторые склонны считать, что так произошло, потому что судья Кочубей был якобы лаврским благотворителем. Однако благотворителем Лавры принято считать как раз Мазепу — палача Василия Леонтьевича. Если обратиться к достоверным источникам, скажем к «Поденным запискам царя Петра», то есть его дневниковым записям, изданным историографом князем Михаилом Михайловичем Щербатовым, то мы увидим, что «Черкасский гетман Мазепа исполнял обязанности распорядителя работами по строительству фортификационных сооружений и церквей в Лавре» в отсутствие царя Петра. Строительство финансировалось из государственной казны.

История казни Кочубея и Искры широко известна — поэты Пушкин и Мицкевич, композиторы Лист и Чайковский воспевали личную трагедию семьи Василия Леонтьевича.

Почему тела державных мужей, казненных в Белой Церкви военно-полевым судом по обвинению в доносительстве, сочтенным клеветою, тотчас были преданы земле в святой Лавре? Вряд ли по причине конфискации в пользу палача всех имений одного из самых состоятельных представителей казацкой старшины. Для погребения на территории древнейшей православной святыни необходимы добродетели. У генерального судьи они были.

Что на самом деле защищал судья Кочубей своим поступком и в чем не пожелал разобраться молодой монарх Петр Первый, отличившийся упразднением Патриаршества? Почему, словно «умыв руки», царь отдал «доносителя» на казнь «жертве доноса»? В дневнике государевом нет записи об этом событии. Могильная плита в Лавре сообщает больше: «Понеже нам страсть и смерть повеле молчати, / Сей камень возопиет о нас вещати, / И за правду и верность к Монарсе нашу / Страдания и смерти испиймо чашу».

В опере «Мазепа» Чайковский создал сцену в темнице накануне казни судьи Кочубея. Палач. Как будто бы и сам человек состоятельный, требует указать, где находятся сокровища генерального судьи. С горечью старик Кочубей говорит об этих сокровищах: о своей чести и чести дочери, отнятых у него Мазепой.

Гетман посягнул на одно из христианских сокровищ — нарушил каноническое правило Православной Церкви, согласно которому Мазепа не мог жениться на своей крестнице Марии Кочубей, дочери Василия Леонтьевича. Это важный момент православного мировоззрения, предполагающий определенные духовные взаимоотношения. Ведь именно по причине принятия крещения в Византии, в Царьграде, княгиня Ольга, бабка князя Владимира, крестившего впоследствии Русь, избежала брака с византийским императором, ставшим ей крестным отцом, и вернулась в Киев. В своем журнале государь Петр Первый пометил прегрешения Черкасского гетмана Мазепы: сын игуменьи Вознесенского монастыря, возведенного прямо напротив Святых Лаврских врат, позволил шведскому войску тайно пройти по болотистой части территории гетманской Украины с целью нападения на государево войско... Когда же под Полтавой победа досталась царю Петру — Мазепа бежал в Турцию. И царь сделал журнальную пометку: «Мазепа. Будучи в Бендере, по некотором времени себя отравил. И тако приличную по делам своим Иудскую смерть получил».

— Вспоминаются Пушкинские строки: «И сохранилась могила, / Где двух страдальцев прах почил: / Меж древних праведных могил / Их мирно церковь приютила». А напротив Лавры вскоре вырос склад боеприпасов на случай войны с неприятелем. По этой причине Вознесенский женский монастырь был разобран. Игуменью с сестрами перевели в Свято-Вознесенскую Флоровскую обитель на Подоле. Александр Андреевич. Вы банкир, но сердце Ваше принадлежит истории. Вы замечаете погрешности даже у Карамзина! Это о его «Истории государства Российского» говорят, что автор посвятил свой труд Пушкину? Тем не менее, Карамзин ссылается на историографа князя М. М. Щербатова, датируя основание Москвы 822 годом.

— Мой основной интерес — в области русской историографии. Прочитал все семь томов «Истории государства Российского» Карамзина, где изложен довольно странный взгляд на русскую историю. Похоже, что Карамзин все-таки внимательно изучил «Историю Российскую от древнейших времен» Михаила Михайловича Щербатова, поскольку в примечаниях к его «Истории» ссылка на раннюю щербатовскую датировку основания Москвы есть, в отличие от более поздних историков. Не доверять историографу Щербатову трудно, поскольку каждый том его исторических трудов снабжен приложением — документами, на которые ссылается автор. Более того, дедушка последнего русского историографа-князя принял монашеский постриг. Монашество — это жертва Богу, и такая жертва не может не отразиться на судьбе потомков. В Древней Руси исторические хроники записывали иноки. А им, кроме Господа, бояться некого. Первым русским хронистом считается преподобный Нестор Летописец, монах Киево-Печерской Лавры.

— Вы любите не только историю, но и изобразительное искусство, музыку. Это след нью-йоркской юности или жизни с семьей в Москве?

— В этом контексте не могу не поведать о моей бабушке с отцовской стороны Ирине Георгиевне, дочери выдающегося русского ученого-микробиолога Георгия Норбертовича Габричевского, чье имя носит основанный им в Москве НИИ эпидемиологии и микробиологии. Его предков, голландских протестантов, пригласил в Россию царь Петр. Дома у Габричевских в Москве играл на рояле Сергей Рахманинов, их детей учил рисованию художник Константин Коровин. Поскольку русскому языку я обучался год в МГУ, а затем два года проработал в Москве уже как банкир, безусловно, культурная жизнь нашей семьи складывалась вокруг музеев, музыки. Этот универсальный язык искусства понятен иностранцу, ведь супруга моя родилась в Германии, и русский осваивает не так быстро, как наши дети — десятилетний Константин и восьмилетняя Анастасия.

— Исторически складывалось так, что со времен святого равноапостольного князя Владимира русские державные мужи выбирали себе в жены заморских невест. Ваш брак не стал исключением?

— Спутницу жизни выбирал не по этническому признаку, а по любви. Знаю свои корни, историю своего рода, и мне этого достаточно для самоутверждения. Иногда поддразниваю Анну, говоря, что она у меня тоже русская или, если угодно — украинка, поскольку по отцу из польско-литовской еврейской семьи, а по маме — шведка. С Анной мы познакомились в Лондоне. Росла в Женеве. Когда мы решили пожениться, я Анне сказал: не могу обещать, что останемся в Лондоне, и даже не знаю, где наша жизнь сложится. Я ведь из семьи потомков беженцев. Зато знаю, что будем много путешествовать, надеюсь, ты к этому готова. И она была готова. Мы оба дети беженцев двадцатого века. Корни наши отрезаны, мы свободные люди, можем сами решать свою судьбу. Пока мы жили в Москве, дети свободно говорили по-русски. Теперь начнут говорить и в Швейцарии на основном — французском, а затем — немецком. По-английски уже говорят. У них удачная наследственность, ведь моя бабушка, Габричевская, знала восемь языков, а дед, Горчаков, говорил на семи. Не скрою, что надеялся найти свое место в русских землях, ведь юность моя прошла в русском обществе, я получил русское воспитание и, отчасти, образование. Знаю особенности русской жизни, а особенно неотъемлемую ее часть — общение. Я привык подходить к людям без претензий и стереотипов, с открытым сердцем. Мы с женой иногда ездили на дачу к моему водителю. Пили компот из ягод, которые сами же собирали, молились в местной церкви — в общем, жили простой деревенской русской жизнью. До сих пор храню об этом сладкое воспоминание.

— «Вот почему, архивы роя, / Я разбирал в досужий час / Всю родословную героя, / О ком затеял свой рассказ», — написал Пушкин. Знаете ли Вы о родстве Кочубеев с князьями-рюриковичами Барятинскими?

— Определенно! Во второй четверти девятнадцатого века княжна Мария Ивановна Барятинская стала женой Михаила Кочубея, сына светлейшего князя Виктора Павловича. Брак был бездетен, так как супруга скончалась довольно рано, в двадцать пять лет. Благодаря этому браку Кочубеи породнились с князьями Чернышевыми, Витгенштейн. Мать супруги князя Михаила Викторовича Кочубея, княгиня Мария Федоровна Барятинская, дочь прусского дипломата, переехала в столицу после того, как лишилась любимой дочери княгини Марии Ивановны Кочубей. Занималась благотворительностью, построила заведения для воспитания девиц, приют для малолетних детей, богадельню для престарелых женщин.

— Примечательно, что именно в Киеве впервые вышли из печати в начале 90-х годов избранные сочинения «Теория и история архитектуры» Александра Георгиевича Габричевского, «полузабытого отечественного искусствоведа, теоретика архитектуры, литературоведа. Историка, переводчика и музыканта», как сказано в предисловии к книге. А Вы, швейцарец «по прописке», как относитесь к застройке старинных русских городов, в том числе Киева?

— Многие столичные памятники архитектуры. А также усадьбы в провинции, были насильственным образом изъяты у владельцев советской властью. Закон о реституции конфискованного имущества в силу сложных политических и эмоциональных причин до сих пор не подписан. С юридической точки зрения, проживающим вне России продажа имущества, незаконно изъятого у владельцев (без адекватной компенсации) большевистским режимом, третьим лицам кажется противозаконной, уже не говоря о правах человека. Поэтому иностранец, купив имущество. Которое было национализировано, попадает у себя в стране под режим международного права и может быть подсуден. Примером тому служит японская компания, желавшая купить имение «Аскания — Нова». Прежде чем подписать сделку, японцы съездили к барону Фальц-Фейну в Швейцарию, точнее, в княжество Лихтенштейн, и попросили его подписать документ о «соглашении», за что они предложили значительную сумму. Эдуард Александрович отказался пойти им навстречу. В России же международное право не распространяется на россиян в случае покупки ими национализированного имущества. Да и в стране. Где порядок и системное отношение к собственной истории еще в зачаточном состоянии, эмоции такого сорта вряд ли кого беспокоят. Кстати, со слов моих родственников-киевлян, за последние двадцать лет облик Киева изменился больше, чем за годы большевистского режима с его политической доминантой строительства «нового быта» и уничтожения «старого». И в худшую сторону. Большевики, при всем к ним отвращении, хотя бы попытались создать что-то свое, отличное от архитектуры и урбанизма Старого и Нового Света. Варварства во всех его проявлениях прощать нельзя, но это можно хоть как-то понять. Сегодня же в демократической столице Украины становится все меньше старых улиц, придававших Киеву своеобычность Матери городов Русских. Киев теряет «лицо». Капитализм, культура и демократия в Киеве нынче — это нечто неудобоваримое. А самое главное, за сегодняшней коммерческой суетой забыта ответственность перед потомками. В мире аналогий нет тому, что тут происходит. Повсюду существуют законы и правила о сохранении и использовании памятников культуры и архитектуры. И притом — жесткий архитектурно-строительный надзор за происходящим на городском и муниципальном уровнях. Оповещается также общественность, часто играющая роль запретительной или разрешающей инстанции. Варварство, ныне процветающее в странах постсоветского пространства, на Западе не только невозможно, но и наказывается в судебном порядке. К сожалению, в стране, где в какой-то мере продолжает существовать необсуждаемая большевистская динамика разрушения и строительства, а теневая экономика составляет весьма значительную часть национального дохода, перспективы на коренное улучшение нынешнего произвола весьма призрачны. Боюсь, что уничтожение памятников архитектуры неизбежно.

— В Киеве до сих пор нет улицы Кочубея и, несмотря на это, Вы все-таки приехали поклониться отеческим гробам.

— В этом вопросе я солидарен с моим двоюродным дядюшкой князем Никитой Дмитриевичем Лобановым-Ростовским, заметившим, что в каждом городе есть чудесные особняки в очень плохом состоянии, о которых известно мало. Князь предложил создать дощечки на этих домах с указанием, кто этот дом построил. Не чей этот дом был, а кто его построил. А на улицах прибавить пояснение, кто такой, скажем, Павлик Морозов. В Париже это было сделано, так как туристам и даже парижанам интересно прочитать, на какой улице они живут, что с ней связано. Это обогащает любой город и страну, А ведь усилия потребуются незначительные.

Неонилла Пасичник

«Фамилия» № 4 (11)