Окончание. Начало тут.

Рассказ восьмой, Как не выбирать становиться пресс-секретарем Патриарха Алексия

Так был ли у меня выбор — оставаться в аспирантуре или идти в семинарию? Со стороны это выглядело как выбор. А я просто однажды представил себе, что вот эти стены и пересуды оградят мою жизнь навсегда, если я останусь в Институте философии. И у меня случился дикий приступ тоски. Стало ясно: любой ценой, но вырваться отсюда именно туда, в семинарию.

Когда я шёл в семинарию и учился в ней, у меня не было никаких жизненных перспектив и планов. Многие однокурсники примеряли на себя служение священника, заранее покупали все необходимое: миниатюрные евхаристические наборы для причастия больных, кисточки для помазания, губки… Да-да, тогда обычная натуральная губка, которой прибираются на престоле, была дефицитом. Поэтому наиболее перспективные семинаристы ими запасались заранее: заказывали редким знакомым «выездным» паломникам, направлявшимся в Грецию.

Я же руководствовался принципом «хоть хворостиной, да в церковной ограде торчать». Планов не было. Я был ведомым. Так, не чая, не гадая, не выбирая оказался командированным в Румынию. Потом вернулся в Советский Союз — тоже не зная, что это уже навсегда. Я то приехал домой на каникулы, вещи оставил в Бухаресте и просто пустил пробный шар, сказав ректору Академии: «Владыка, вроде бы, страна другая, Патриарх другой, глава ОВЦС другой. Может быть, я уже могу вернуться из Румынии и доучиваться в Академии?». Ректор сказал: «Да, я подумаю. Восстановим вас на третьем курсе, заодно, может быть, библиотекарем оформим. Зайдите через недельку».

Я через недельку захожу, а он говорит: «Я про вас новому Патриарху сказал. Он собирает команду, ему нужны пишущие люди. Идите к нему, познакомьтесь».

То, что я оказался рядом с Патриархом, означало, что я не должен был «сдавать ЕГЭ», ничего никому не должен был доказывать. У меня получилась вполне революционная судьба, потому что годы шли революционные — именно тогда в 16 лет командуют полком. Я, будучи недоучкой, не закончив еще Академию, стал пресс-секретарем Патриарха и его спичрайтером.

Успенский собор Кремля, 1990 год. Слева от Патриарха Алексия II — председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, референт Патриарха Андрей Кураев, первый зампредседателя Моссовета Сергей Станкевич (на заднем плане). Слева — предстоятель румынской православной церкви патриарх Феоктист. Фото из личного архива протодиакона Андрея Кураева

Сегодня если студент или свежеиспеченный выпускник Академии начнёт пробовать свои силы, ему предстоит множество барьеров: цензура прихожан, настоятеля, благочинного, секретаря епархии, своего епископа. Все на него косятся, все не доверяют его молодости и его активизму. И каждый в его активности чувствует какой-то упрёк себе. А уж если он начнет давать интервью светским изданиям…

То есть сегодня такая судьба, я думаю, была бы невозможна. Но тогда раз Патриарх сразу взял меня именно с этими функциями, то для епископата стало понятно: наш человек, пусть работает.

Рассказ девятый, Как не выбирать становиться миссионером

Патриарх начал брать с собой в поездки. Для меня это был важный психологический перелом: я человек очень домашний, семейный и тихий. Даже в студенческие годы я не странничал, а домоседничал. Но благодаря поездкам с Патриархом у меня стала исчезать эта своеобразная агорафобия — боязнь переполненных вокзалов, очередей за билетами. Ведь тогда, в начале 90-х купить билет — это была проблема. На всю Москву лишь три точки продажи билетов на самолет, и их покупка — это история целого дня.

Кстати, Патриарх тогда летал в обычных самолетах Аэрофлота в обычном эконом-классе. Ну, максимум, ему брали два места, чтобы уж локтем его никто не толкал… Были случаи, когда пассажиры подсаживались к Патриарху Алексию поговорить…

Тогда была в моде так называемая народная дипломатия. Горбачёв, когда ехал в США, брал с собой митрополитов, артистов, учёных, чтобы они общались с общественностью. Чтобы не только глава МИДа беседовал со своим омологом, а чтобы люди открывались друг другу и понимали, что у нас нет никакой заточки в кармане, и мы просто хотим жить вместе со всем человечеством.

Патриарх Алексей, как человек в этом участвовавший, решил реализовать аналогичный проект. Например, несколько поездок в нашу группу входил отец Иоанн Вавилов, внук академика Вавилова. Это было шоком для новосибирских академиков: внук Вавилова — и священник!

Были у нас помимо собственно патриаршей программы и свои пресс-конференции, лекции, встречи. Местные ректора университетов и архиереи, стали приглядываться ко мне и приглашать: «Приезжай отдельно — ещё какую-нибудь лекцию прочитаешь».

Первые самостоятельные выезды — в Севастополь, Минск, Тбилиси… Но казалось, что эти лишь случайности, эпизоды… А вот всерьез поломало мою жизнь приглашение в город Ноябрьск (это Ямал, Крайний Север). Сто тысяч жителей, большинство с университетским образованием. Там вообще в ту пору ни одного священника не было, зато уже постоянно жили шесть протестантских миссионеров. Представители городской администрации, услышав меня на Рождественских чтениях, позвали с лекциями в Ноябрьск.

Паломничество на Соловки. На дрейфующей льдине в Белом море, 2008 год. Фото из личного архива протодиакона Андрея Кураева

Я даже не знал, что такой город существует — в новостях он не упоминался.

— Как? — говорю. — На каких оленях к вам ехать?

А в ответ слышу:

— У нас вообще-то аэропорт. Два рейса в сутки.

…Вот там я понял, что по настоящему нужен вдали от Москвы…

Рассказ десятый, Как диакон Андрей Кураев стал перекати-полем

Года через два я начал понимать, что поездки происходят так часто, что мне надо уходить из Российского Православного Университета, где я был деканом. Из-за этих поездок я уже не мог нормально исполнять функцию декана: контролировать учебный процесс, помогать ребятам и так далее. Меня всегда очень тяготит, когда я чувствую, что какие-то свои обязанности не могу выполнять на 100% по-честному. В этих случаях я ухожу.

Выступление в ходе миссионерского тура на концерте Юрия Шевчука, западная Украина, 2008 год. Фото из личного архива протодиакона Андрея Кураева

Не только из-за моих отлучек мне не удалось реализовать свою мечту о создании лучшего университета страны. Для этого нужны были деньги. Не мне — на себя я могу зарабатывать своими лекциями. А вот как декан я должен был искать и платить деньги моим коллегам. Не всем, но хотя бы двум-трем действительно незаменимым преподавателям. Но тогдашний ректор РПУ в некотором смысле был мегаломаном: он вынашивал грандиозные планы, открывал все новые факультеты, и не заметил, что теряет уже вроде бы построенное…

После ухода из университета для меня окончательно стало понятно, что вся эта разлетная жизнь — всерьёз и надолго. А значит, я должен обрубить в Москве все возможные связи и якоря, превратиться в такое перекати-поле.

Это было важное решение, но опять оно было столь очевидно, что и выбором его считать нельзя.

Рассказ одиннадцатый, О том, где отец Андрей не миссионерствует

Где-то со второй половины 90-х годов я заметил, что люди в поезде перестали затрагивать религиозные темы. Может, оттенок сенсационности и инопланетности в церковной тематике прошел. Может, это во мне с годами что-то меняется — и от усталости уже на лице у меня написано «не тронь!»

Раньше я часто беседовал с попутчиками, но теперь для меня дорога и храм — это возможности чуть помолчать.

Да и в конце концов — у меня уже не тот возраст. Одно дело разговориться с юношей (коим я был в первые годы ношения рясы), другое — с каким-то взрослым мужиком. Нередко я с собой в поездки брал семинаристов именно для этого: чтобы взрослые люди могли обратиться к юноше, а не ко мне. С профессором мало кто рискнёт спорить, а когда перед тобой студент стоит, тебе в сыновья годится — у него можно что-то спросить, не боясь показаться простецом и профаном.

В 90-е годы почти всегда после лекций какие-то юноши (странно, что девушки — значительно реже; впрочем, для них есть о. Артемий Владимиров) прилипали к рясе, провожали до машины или до метро, приходили на следующий день в гостиницу, на следующие лекции, приставали с личными вопросами. Сейчас это реже. Может, потому что я стараюсь находиться на сцене до последней капли моей энергии, отвечать на все вопросы, а потом прошу принимающую сторону организовать мою эвакуацию максимально коротким путем.

Зато сейчас есть то, чего не было в 90-х годах. Когда я выхожу из дома и куда-то еду на метро, то в каждую такую вылазку несколько человек подходят и благодарят. Так было в том числе и в кризисном для церковного пиара 2012-м году.

Но ладно на улице — на пляжах узнают. И не только в России — в Греции, в Израиле тоже: «Отец Андрей, а помните, вы у нас в Урюпинске десять лет назад…». Причем я ведь специально выбираю безлюдные места. Не помогает.

Узбекистан, 2006 год. Фото из личного архива протодиакона Андрея Кураева

Кстати, я очень разочаровываю некоторых людей, ищущих со мной отдельного общения. Они, бывает, зовут меня в поездки на Афон или в Иерусалим, оплачивают мне дорогу. И надеются, что по дороге я буду читать пропущенные ими мои лекции.

Но в частной обстановке сам я никогда не заговариваю первым на религиозные темы. Спросят — отвечаю. А про религию пусть другие инициируют разговор; я с этим навязываться не умею. Не могу этот барьер переступить. И сам не столько повествую, сколько расспрашиваю — о местной жизни и истории.

Хотя и знаю, что некоторые люди потом про меня думают: «Он на самом деле по жизни атеист. Совершенно ничего о религии за обедом не говорит».

Рассказ двенадцатый, Зачем миссионеру скутер

Впрочем, точно помню, что однажды своему попутчику смог помочь. Это было прошлым летом, когда я снял девушку с помощью скутера.

Дело было у Кремля, на Большом Каменном мосту. Там для пешеходов очень неудобное место: до метро далеко, остановок автобусов нет. И вот я вижу — бедная девчонка куда-то бежит на своих каблучках, опаздывает.

Я притормозил: «Девушка, садитесь», — и она согласилась. Я ее и подвёз до Театральной площади, она, оказывается, на какой-то митинг торопилась.

Так что с помощью скутера хотя бы одно доброе дело удалось сделать. Правда, никакой миссионерской беседы даже при желании бы не вышло — мотор ревет, а девушка у меня за спиной.

На краю земли. Кунашир, 2011 год. Фото из личного архива протодиакона Андрея Кураева

Вместо эпилога: чего не хватает миссионеру?

— Отец Андрей, чего вам пока не удалось за полвека жизни?

— Во-первых, пока не удалось похудеть. И это главная и летальная проблема в моей жизни.

Во-вторых (это уже из области «псевдо-выборов») — не удалось стать серьезным учёным. Но тут надо было выбирать: или миссионерство, или какая-то кабинетная работа. Я не жалею, что жизнь меня наставила на первый путь, потому что вижу: настоящих, хороших, кабинетных учёных у нас в Церкви стало больше за эти 20 лет. А вот аналогичного роста числа и качества миссионеров не наблюдается… Наверное, если бы я стал ученым, занялся бы историей Церкви: мне нравится ее нелинейность и многообразие.

В-третьих, ещё одна моя глобальная мечта не осуществилась. В начале 90-х годов, впервые побывав в Германии, я гостил во Франкфурте в семье главного художника театра Эрмитаж. Деревенский дом, буквально под окном коровы пасутся — а он работает на московский театр, делает на компьютере какие-то эскизы и посылает по интернету. И я понял: вот это моя мечта — деревенский домик с интернетом.

— Многие миссионеры об этом мечтают.

— Кстати, я считаю, что миссия через интернет — это идеальное монашеское послушание.

— А как же сопутствующие искушения: троллинг, потоки мата?

— Для монаха это повод помолиться о тех, кто его злословит. Это всё удобрение. Латинские отцы любили напоминать, что слово humilitas (смирение) однокоренное со словом гумус — перегной. Земля принимает на себя помои, а взращивает новые цветы. Вот так и душа христианина принимает поношение, а взращивает мудрость. А интернет-монах мог бы, не выходя из кельи, вести переписку, и на каком-нибудь форуме защищать честь церкви.

— А как?

— Всяко. Но порой с монашеским смирением признаваясь, что и мои носки могут дурно пахнуть. Защита Церкви не означает тотальной апологии ее жизни, быта и истории (в отличие от ее Веры). Защита может быть покаянной. Для христианина покаяние не есть что-то постыдное…

— Сейчас еще остались миссионеры в Русской Церкви?

— Есть такой священник Игорь Крапачев. Он, поехав в горный Алтай, изучил шорский язык и обычаи алтайцев, жил с ними несколько лет. Вот это — настоящее миссионерство. Жаль, что пресса не заметила его подвиг…

Издалека вызывает мое уважение решение игумена Агафангела (Белых) поехать служить в Тикси…

У меня же желания решительного пространственно-культурно-бытового разрыва не было. Я всегда был ориентирован на публику городскую и образованную — «племя советской интеллигенции». Потому что и здесь работы выше головы. Так я понимаю слова Апостола Павла: «Не заботящийся о домашних хуже язычника».

— Отец Андрей, скажите, вы, как церковный человек, счастливый?

— Думаю, что да. По крайней мере, если мне кажется, что это не так, я представляю себе многотысячный список батюшек, которые мне завидуют.

— Что в дьяконе может вызывать зависть священника?

— Среди слагаемых моего счастья есть реалии, доступные любому человеку — вот внучки вокруг бегают, а старшая на днях шепнула: «деда, я по тебе всю жизнь скучала!»…

Есть слагаемые счастья, доступные только клирикам — возможность церковного служения.

Дьякону же священники обычно завидуют как безответственному человеку: он ни за что не отвечает, не исповедует, не проповедует, не настоятельствует. Просто молится на радость себе и людям. У дьякона ниже церковный и социальный статус, меньше доход. Но зато у него больше свободы. Вечный выбор. И обычно имеющий одно завидует другому.

О сложных отношениях свободы и доходов говорит старое пикирование между Диогеном и философом Аристиппом. Аристипп, наживший состояние, восхваляя царя, увидел, как Диоген промывает чечевицу, и сказал: «Если бы ты прославлял царя, тебе не пришлось бы питаться чечевицей!» На что Диоген возразил: «Если бы ты научился питаться чечевицей, то тебе не пришлось бы прославлять царя!».

Нет, я не бомж и не питаюсь чечевицей. Определенная жизненная и финансовая независимость у меня есть. Есть убеждение в том, что Бог меня еще зачем-то терпит, а, значит, не выдаст. Все это вкупе с отсутствием карьерных планов дает мне очень важную свободу: я могу не аплодировать вместе с залом. Вам разве еще не завидно?

Андрей Кураев — протодиакон Русской Православной Церкви; профессор Московской духовной академии; старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ; писатель, богослов, философ и публицист, светский и церковный учёный, проповедник и миссионер.

Родился 15 февраля 1963 года в Москве.

В 1984 г. окончил философский факультет МГУ по кафедре истории и теории научного атеизма, поступил в аспирантуру Института философии АН СССР; в 1985 г. перешел на работу в Московскую духовную академию.

В 1988 г. окончил Московскую духовную семинарию, после чего учился в Бухарестском Богословском институте. По возвращении из Румынии с 1990 по 1993 г. работал референтом Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

В 1992 г. окончил Московскую духовную академию.

В 1993-1996 гг. декан философско-богословского факультета Российского Православного университета св. Иоанна Богослова. С 1997 года — профессор Православного Свято-Тихоновского богословского института. С осеннего семестра 2004 года основное место работы — МДА (чтение лекций в Свято-Тихоновском институте (ныне университете) при этом продолжается).

В 1994 г. в Институте философии РАН защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук. В 1995 г. защитил кандидатскую диссертацию по богословию в Московской духовной академии.

В 1996 г. Патриархом Алексием по представлению ученого совета РПУ присвоено ученое звание профессора богословия.

Решением Синода от 12 марта 2002 года включен в состав редколлегии сборника «Богословские труды».

Решением Синода от 24 декабря 2004 года включен в состав Синодальной Богословской комиссии.

Решением Синода от 31 марта 2009 года включен в состав Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы.

Член экспертно-консультационного совета по проблемам свободы совести при Комитете Государственной Думы РФ по делам общественных организаций и религиозных объединений.

Протодиакон храма Архангела Михаила в Тропареве.

Профессор Московской духовной академии; старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ.

Мария Сеньчукова

Источник