12 декабря провел беседу о миссионерстве в пост, а также поделился своими впечатлениями от посещения Дохиарского монастыря на Афоне настоятель Свято-Троицкого Ионинского монастыря епископ Обуховский Иона.

От каждого ― по способностям, каждому ― по потребностям

Чем отличаются афонские монастыри от других обителей? Тем, что на Афоне сохранилась в неприкосновенности и непрерывности монашеская традиция. Ведь в духовной жизни очень много зависит от того, у кого мы учимся, кто является для нас образцом для подражания. В монастыре Дохиар, например, игуменом (настоятелем) является архимандрит Григорий. Он начинал свой монашеский путь под руководством двух подвижников благочестия, двух старцев. Это Филофей (Зервакос), наверное вы слышали об этом аскете и богослове, и Амфилохий Патмосский. Это действительно два святых нашего времени. Старец Григорий ― достойный наследник и подражатель этих подвижников.

Надо сказать, что в Дохиаре осуществляется принцип настоящего монашеского общежития. Вы знаете, что коммунисты очень много украли у христианства и у православия в частности. Вообще, коммунистический принцип «от каждого ― по способностям, каждому ― по потребностям», который пытались навязать нам железной рукой, веками добровольно осуществлялся в монастырях. Человек приходит в монастырь со своими умениями, которые применяет на послушаниях, и получает от монастыря все необходимое для жизни. То есть одежду, пищу, жилье и так далее. И это все одухотворяется единством Евангельской веры и стремлением к добродетели и совершенству.

Дохиар ― это настоящее, реальное общежитие. Такое, о котором читаешь в «Древнем патерике», «Отечнике» и других книгах, повествующих о древних египетских монахах. У братии монастыря нет совершенно никакого имущества. Если к кому-то заходишь в келью, там кровать, одна иконка в уголке, стол, ряса, подрясник и какая-то обувь. И все, больше ничего нет. Книг нет, потому что есть огромная монастырская библиотека и всегда можно взять любую книгу почитать. Икона тоже одна или две, потому что основное молитвословие происходит в храме, где вся братия обязательно собирается на богослужения. Келейно совершается только так называемое монашеское правило.

Дело в том что, вы, наверное, знаете, на Афоне подъем на утреннюю службу очень ранний ― в два, три или четыре часа утра. Обычно за час до подъема звонят в особый колокол, звук которого всем известен. Братья просыпаются, и каждый в келье выполняет свое правило, определенное ему духовником.

Концентрированная аскетика

Кстати, в афонских монастырях игумен (настоятель) монастыря является одновременно и духовником всей братии. Все у него исповедуются и духовно окормляются. Духовник каждому назначает какое-то правило ― определенное количество поясных и земных поклонов, Иисусовых молитв. У старых монахов, которые живут в монастыре несколько десятков лет, в правило входит до нескольких сот земных поклонов. Нам это сложно представить, потому что мы сделаем десяток поклонов и уже кряхтим, дышим, как после стометровки, а для них это часть их жизни.

Каждый человек там ― это настоящий бриллиант. Например, игумен монастыря, старец Григорий, вообще уникальный человек. У него тяжелая форма диабета, он периодически лечится, сам себе делает инъекции. И когда у него обострение, когда ему особенно тяжело, он не выходит на общую работу с братией. Но когда здоров, он всегда вместе с братией на послушании. До недавнего времени таскал камни, месил растворы... Сейчас он уже не таскает камни ― готовит пищу для всей братии, когда они на выезде. Делает то, что ему посильно. А раньше, когда ему было плохо и он не мог работать, он выходил в огород, ложился между грядками, потому что стоять не мог от слабости, и лежа выдергивал сорняки. Это человек совершенно удивительный.

Последний раз, когда мы были в Дохиаре, мы с ним часто общались после всех длинных служб по полтора-два часа. Это было действительно настоящее духовное общение. Мы получали своеобразный концентрат аскетики. Причем отец Григорий говорит о духовных вещах так, что каждый потом складывает его слова в своем сердце ― что монах, что мирянин. То есть, он не говорит конкретно для монахов или конкретно для мирских, он говорит для всех. Святитель Иоанн Златоуст учил, что мирские отличаются от монахов только наличием жен. Действительно, Евангельские заповеди для нас одни, и совершенство, к которому мы стремимся, тоже одно. Мы должны быть совершенными, как Отец наш Небесный совершен есть (Мф. 5:48). Поэтому все наставления и аскетические поучения отца Григория пригодны для каждого, и все их могут воспринимать и исполнять.

Вот, к примеру, сегодня архимандрит Григорий на службах, на послушаниях, беседует, а на следующий день смотрим ― у него дверь кельи крест-накрест палками заставлена. Значит, ему настолько плохо, что он даже выйти не может из кельи. Температура поднимается до 39 градусов, он лежит плашмя и не может встать. Но как только какие-то силы появляются, он тут же идет молиться, служить Богу и людям, братии и паломникам. Когда с ним общаешься, вспоминаются слова Маяковского «гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было этих гвоздей». Вот действительно реальный герой!

А о себе что мы можем сказать? Вот у нас голова болит ― лежим горизонтально. Живот болит ― тоже лежим, скрючившись. Дайте нам таблетку, спасите нас, помогите. Какое-то недомогание ― и мы уже выбиты из колеи и ни на что не способны.

Кто такие настоящие старцы?

Когда отец Григорий говорит о какой-то духовной проблеме, которая его действительно волнует, он буквально начинает плакать. Он рассказывает, а у самого слезы из глаз текут. Настолько он поглощен этой чужой болью, так она его терзает. Он даже больше переживает, чем тот человек, с которым приключилась проблема. Но при этом отец Григорий ― человек очень живой и веселый.

В православной среде есть ложный стереотип о том, что старцы и подвижники благочестия ― это мрачные и хмурые люди, которые ходят, потупив взгляд, и изрекают какие-то жуткие пророчества. К сожалению, основная масса нынешних доморощенных «старцев», которые то там, то тут регулярно появляются, это люди, прожившие неизвестно как и неизвестно где. Они состарились, поседели и считают, что раз у них благообразный облик, то это повод кого-то поучать и наставлять. Происходит такое душепагубное актерство.

У настоящих старцев такого даже близко нет. Они, бывает, даже юродствуют, чтобы ни у кого не было никакого пафоса по отношению к ним. При этом они действительно прозорливые люди. И если человек живет по-евангельски, то он и прозорливость свою проявляет тоже по-евангельски. Ведь, помните, как поступал Господь, Который «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит» (Мф. 12:20). Поэтому и настоящий старец даст ровно столько, сколько человек может понести и получить от этого пользу.

Например, был со мной такой случай. Мне нужно было задать отцу Григорию один вопрос, но я стеснялся через переводчика его задавать, так как он был глубоко личный. И вот мы стояли во дворе с какими-то монахами, общались, и отец Григорий, обращаясь к кому-то, начал говорить: «Вот у меня есть один знакомый монах, и у него есть такая-то вещь, он то-то делает, такие-то у него вопросы, и вот он так-то и так-то поступает, но это неправильно, потому что нужно то-то и то-то». Я стою, слушаю и понимаю, что он рассказывает именно то, о чем я хотел его спросить. Видно, Господь ему это открыл. Но он сделал так, не желая проявлять свою прозорливость.

Еще интересный был случай. В Дохиаре есть один иконописец, который живет в миру, и вахтенным методом приезжает помогать реставрировать и писать иконы. Он раньше был обычным светским художником, вел богемный образ жизни. То есть, было все: ночные клубы, барышни, выпивка и тому подобное. И вот когда он познакомился с герондой Григорием (геронда (старец) ― это уважительное обращение к игумену монастыря), то, понятно, стал меняться, избавляться от своих страстей. Но интересно, что он до сих пор курит. Греция ― очень курящая страна. Там курит больше 90% мужского населения, и многие женщины тоже предаются этой страсти. Зачастую у них и священники курят, причем в общественных местах. Но когда русские их обличают, они говорят в ответ: «А вы, русские, пьете. А что хуже?» Вот так и думаешь: а что собственно хуже? Действительно, курение хоть и страсть, но, во всяком случае, не помрачает разум и не заставляет человека делать совершенно глупые и нечеловеческие вещи.

И вот этот художник до сих пор курит. Спрашивают: «Как ты куришь? Ты же духовное чадо такого старца, который достаточно жестко относится к курению». А он отвечает: «Я к геронде подошел и говорю ― вот я уже сейчас в ночные клубы не хожу, не пьянствую, живу по полгода на Афоне, рисую. Я уже избавился от своих подружек. Ну хоть курение мне оставьте». А отец Григорий и говорит: «Э, ладно, пускай пока будет».

Однажды приехал этот художник в Афины, вечером сидит, рисует. И тут стали возникать у него какие-то воспоминания из прошлой жизни. Вдруг звонит его старая подружка, которую он оставил, когда стал воцерковляться, и говорит: «Ой, как мне плохо, скучно. Приезжай ко мне, я страдаю» и т. д. Он чувствует, что вот-вот сейчас соберется и поедет к ней, со всеми вытекающими последствиями. Он встает, начинает одеваться ― и тут звонок на стационарный телефон. Художник берет трубку, а это звонит геронда. Говорит ему: «Ты куда собрался?» Тот что-то начал мычать. А отец Григорий ему: «Закрой дверь, положи ключ под подушку и ложись спать». И положил трубку. Вы представляете, насколько этот старец любит своих духовных чад, что за эту любовь Господь дает ему такую прозорливость.

Пираты Карибского моря

Кстати, из Дохиарских монахов очень многие имеют какой-то подвиг, который внешне скрыт. И лишь тот, кто знает, тот это и замечает. Некоторые во время службы никогда не садятся. Вы, наверное, знаете, что на Афоне во всех храмах есть так называемые стасидии, которые стоят вдоль стен. Это такие специальные скамеечки, на которых можно стоять опершись, а можно откинуть сидение и сесть. И вот есть там монахи, которые не садятся ни разу за время богослужения. А на Афоне службы достаточно длинные. Эти монахи как-то опираются то на одну, то на другую руку, но полностью никогда не садятся.

Есть такие, которые днем никогда не спят. На Афоне распорядок дня, по нашим меркам, совершенно неправильный. Ранний подъем, потом начитается полунощница, затем утреня, после которой часы и литургия. Она заканчивается около семи часов утра. После литургии ― трапеза, затем братия по уставу около двух часов может отдохнуть и после этого выходит на послушания. Они трудятся весь день. Причем в течение дня, если работа тяжелая, им выносят некий сухой паек, чтобы подкрепиться. Там кофе, какие-то сладости и т.п. Они перекусывают и работают дальше. Вечером в четыре часа начинается вечерня. После вечерней службы трапеза, потом повечерие, и монахи расходятся по келиям для отдыха.

Так вот, многие монахи никогда не спят после литургии. Они сразу же выходят на послушание. Вы представляете, они ночью спят по 4-5 часов максимум и при этом не наверстывают за счет дневного сна. Вот такой вроде бы незаметный подвиг. И таких подвижников благочестия там огромное количество.

Интересно, что Дохиар ― это один из трудовых монастырей. На Афоне монастыри хоть и имеют общий устав, но у каждого есть какие-то свои особенности. Есть такие монастыри, где у монахов послушанием является иконописание. И они между службами пишут иконы. Есть монастыри с монахами-богословами. Например, Филофей, Симонопетра ― это такие «интеллигентские» монастыри. Там монахи занимаются переводами, выпускают богословские книги.

А Дохиар ― это трудовой монастырь. Потому что основные заповеди монаха ― молись и трудись. И вот там братия на вечном послушании занята. Если днем за ними наблюдаешь, то они как пираты Карибского моря: в каких-то разодранных одеждах, с широкими поясами, потому что у многих из них больные спины. На них какие-то совершенно удивительные подрясники, на которых заплаты разного цвета нашиты. Причем монахи сами ремонтируют одежду. Как ремонтируют? Прилепил что-то, застрочил зигзагом и носит. Так они и ходят ― настоящие пираты Карибского моря. Но на службе совсем другая картина ― все аккуратные, в рясах. Все, как положено. Чинно стоят, молятся.

Афонцы ― не спринтеры, а марафонцы

Чем еще отличаются Афонские монастыри от других обителей, так это тем, что там нет каких-то всплесков. Все живут одним коллективом, одним общежитием. И геронда ведет свою братию так, чтобы никто не возвышался. Если у кого-то есть преуспеяние в духовной жизни, то оно очень незаметно, оно в струе, в духе общей монашеской жизни. То есть, нет там каких-то сверхъестественных старцев, сверхъестественных каких-то подвижников. Это все приглушается для того, чтобы человек жил спокойно по Евангелию, чтобы не было таких духовных спринтеров.

Спринтеры ― это бегуны на короткую дистанцию. Рванул на 50 метров, а потом уже все силы растрачены. А на Афоне все в основном марафонцы. Там не спеша, четко и плотно бегут эту свою длинную дистанцию и доходят до финиша победителями. Там есть монахи действительно настоящие святые.

Меня очень отрезвляет пребывание на Афоне. Потому что, когда у нас какое-то небольшое преуспеяние происходит ― где-то попостились получше, где-то что-то доброе сделали, где-то что-то почитали, эта малейшая добродетель сразу заставляет каждого из нас задирать нос. Ах, какие мы «не такие, как прочие человецы, или как тот мытарь» (Лк. 18:11). А вот когда на Афоне побываешь, то видишь, насколько это все мизерно и ничтожно по сравнению с той высокой духовной жизнью, которую ведут настоящие монахи. Это очень сильно отрезвляет, и ты понимаешь, что еще очень много нужно трудиться, для того чтобы достичь хотя бы подножия этой духовной горы.

Источник