Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
(Мф. 5: 3)

Блаженства в Евангелии иные по характеру, чем синайские заповеди: в них не повелевается: не укради, не лжесвидетельствуй против ближнего, не прелюбодействуй и т. д., то есть они не содержат запретов на разные человеческие грехи и страсти, а ублажают людей, уже идущих к Богу. Иными словами, блаженны смиренные (что и означает «нищие духом»), ощущающие святое Христово смирение в сердце своем, ибо им принадлежит Царство Небесное.

Когда Бог устами Христа называет людей блаженными, то, как и все слова Божии, так и эти имеют абсолютный смысл. Бог не говорит «приблизительно». Слово Божие остро, оно действенно, животворно, всесильно, потому что исходит от всесильного Бога. Поэтому когда Бог говорит, что этот человек блажен, он действительно блажен. И блажен не в том смысле, в каком понимает это наш ум, а тем блаженством, которое ведомо Богу.

Представьте себе, насколько можете, что Сам Бог называет кого-то блаженным, счастливым, использует все эти определения применительно к какому-то человеку. Это всё равно как если бы богач, владеющий миллионами, сказал о ком-нибудь: «Он очень богат!» Эти слова сказаны тем, кто знает, что такое огромное богатство. Понимаете? Бог, Который Сам является Блаженством для людей, называет блаженными всех, кто соблюдает эти слова.

Бог действительно блажен, тогда как правители мира сего...

Вы знаете, что тех, кого ублажает Бог, люди считают несчастными? В глазах людей, если кто-нибудь соблюдает слова Божии — он если не неудачник или сумасшедший, то в любом случае какой-то чудак, странный, непонятный человек, и от него отворачиваются.

Старец Паисий Святогорец

Многие ездили на Святую Гору, чтобы увидеть старца Паисия, и некоторые его жалели. Они думали: «Ой, бедный человек!» Глазам их открывалась убогость, в его келье ведь не было ничего, даже стула. Жилетка на нем была без пуговиц. И они несли ему жилетки, носки, как будто он был позабытым в каком-нибудь доме для престарелых. А он говорил:

— Да ладно вам, дети, я же знаю, где продают жилетки, если захочу, пойду и куплю себе!

То есть он по своей воле жил так, но в глазах людей казался несчастным, изможденным и лишенным всех благ, которые у других есть.

Еще больше это относится ко всем нам: когда люди обнаружат, что кто-нибудь желает соблюдать слова Божии, то тут начинаются испытания! Придирки, отторжение, провокации, скандалы, скорби со стороны людей по самым различным поводам. Как говорит Христос, это крест, который мы несем^[1]. Это крест во имя Его, и это действительно великое благословение, великая радость. «Радуйтесь и веселитесь, — говорит Христос, — когда вас похулят имени Моего ради»^[2].

В этом блаженстве Христос говорит: блаженны нищие духом. И сегодня слышу такую насмешку: «Да это же нищий духом». Так мы говорим. А на самом деле нищие — это мы, говорящие это и смеющиеся. Ведь Христос не сказал эти слова о людях, которые имеют проблемы с головой, страдают задержками развития и т. д., хотя эти люди и блаженнее всех. Господь говорит о людях, которые добровольно отказались от многоумия, мнимого мирского интеллекта, в котором содержится много лукавства, проистекающего скорее от страстей, — и предали себя действию Святого Духа. Они стали бедными духом, сберегли себя и исполнили слова Христа: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное^[3].

Та борьба, которую мы ведем здесь, и вообще всё, что делаем, — этого не надо делать потому, что мы ищем чего-то в этом мире. Я не говорю вам также, чтобы люди приходили послушать меня, потому что тогда мы уподобились бы мэрам, проводящим предвыборные кампании. И один обещает тротуар, другой канализацию, чтобы завоевать себе сторонников, не так ли?

То есть если вы соблюдаете Евангелие по другим причинам, тогда вы можете быть очень хорошими чадами, но не чадами Божиими. Всё, что мы делаем, мы делаем ради Царства Небесного. Это не значит, что мы совершаем всякие дела, чтобы войти в Царство Божие после своей смерти. Это делают мусульмане: они делают то, что делают, чтобы им можно было впоследствии, когда умрут, пойти и найти там то, чего они лишились тут. Горе нам, если мы ожидаем Царства Небесного для того, чтобы удовлетворить свои нереализованные чувства, и там нас охватит абстинентный синдром. Такие мысли: «Видишь, чего мы лишились тут? Но там мы это найдем», — это нездоровые идеи.

Что имеет в виду Христос, когда говорит о Царстве Небесном? Царство Небесное — это Сам Христос: если мы попадем туда, а Его нет, тогда Царство Небесное лишается всякой ценности. Как говорил один святой, «если Христос в аду, если Он сошел в ад, тогда и мы пойдем туда». Где Он, там рай. Рай — это не место, а Личность, связь, участие, единение между Богом и человеком. Следовательно, Христос — это цель. И всё, что мы делаем, мы делаем для Христа.

Многие люди вокруг совершают всякие добрые дела, и нас самих, церковных людей, порой охватывает мания совершения добрых дел: дома престарелых, социальные заведения и т. д. — мы думаем, что это наше главное дело как христиан. Иногда даже говорят:

— Сколько сейчас незамужних девушек! Где же Церковь, почему не выдаст их замуж? Почему не наделит их недвижимостью в Киккосе^[4], например?

Вот чего ожидают от Церкви — чтобы она выдала замуж всех девушек на свете или хотя бы на Кипре!

— Вокруг столько брошенных стариков! Где же Церковь, — спрашивают, — почему не позаботится о них?

Или же:

— Почему Церковь не вмешивается и не говорит, какое это правительство плохое?

Почему Церковь не говорит? Потому что всё это — не дело Церкви. Если она может помочь — хорошо, но дело Церкви — не социальная работа, а спасение душ. Церковь движется на другом уровне, она смотрит на события мира сего как на преходящие, поскольку знает, что через трудности человек получает возможность очистить себя и встретить Христа.

Социальные проблемы никогда не решатся, потому что человек обладает свободой. А поскольку существует свобода человека, он волен согрешить, злоупотребить, сделать всё, что захочет. Невозможно насильно заставить его быть добрым, так не бывает.

Христос изначально отвергает это принуждение другого к деланию добра. Церковь не может читать Евангелие при поддержке полиции. То есть схватить человека и сказать ему: «Сегодня среда, почему ты не постишься?»

Так делают в арабских странах. Знаете, что там будет, если увидят, как кто-нибудь ест в рамадан? Ну, если смогут его увидеть, естественно, ведь он ест украдкой... Но тогда горе ему!

Я хочу сказать вам, что верующие во Христа должны пребывать в свободе и что Церковь существует именно для спасения человека во Христе, для возрождения и обновления человека и всего творения.

Мы говорили, что нищие духом — это смиренные люди. Каков же смиренный человек? Смирение — это лестница, это поприще, а не что-то такое, о чем можно сказать: «Вот оно! Мы достигли его!» Оно не описывается, а начинается с нуля и не имеет конца, потому что смирение — это содержание в сердце своем Бога, Христа. Вы видите, что Он сказал Своим ученикам: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем»^[5]. Иначе говоря, Он сказал им: «Если хотите научиться от Меня, каков Я Сам по Себе, то Я отвечу вам: Я смирен сердцем». Содержанием сердца Божия является смирение.

Что такое смирение? Это сила умереть самому, чтобы жил другой человек. Это сделал Христос. Святой апостол Павел говорит: «Он уничижил Себя»^[6], — то есть Христос лишил Себя Своей Божественной славы и величия и стал Человеком — подобным нам, без единого различия, кроме греха, которого Он не принял. Он совершенный Человек, стопроцентный Человек: был Младенцем, пятилетним, десятилетним, пятнадцати-, двадцати-, тридцатилетним, и так сокрыл славу Божества. Он стал Человеком ради нас и предал Себя на смерть ради нас. Таково действие смирения. Поэтому эта сила, этот кенозис утверждает, поддерживает и объединяет всё.

Чтобы достигнуть этого, человек не должен считать себя чем-то и не должен ничего ожидать. И здесь скрывается тайна. Страшна эта мысль — умереть, чтобы жил другой. Человек сопротивляется, он хочет делать свое. Но именно тогда совершается чудо, осуществляется тайна — и всё начинает измеряться наоборот. И когда уже кажется, что ты растоптан всеми, ты парадоксальным образом становишься сильнее всех и побеждаешь всё через смерть, через подчинение, через смирение. Ибо это путь, на котором Христос победил.

Вспоминаю, как я в первый раз приехал на Святую Гору, будучи студентом. Это было в 1976 году. Пошел я в один монастырь, Дионисиат. В храме было темно. Вечером мы пришли туда пешком во время вечерни, затем была трапеза и повечерие, и было почти темно. Там ведь в храмах нет электричества, виден лишь тусклый свет лампад, и вокруг почти полный мрак.

Афонские монахи

В то время начиналось так называемое возрождение монашества, если говорить с человеческой точки зрения. На Святую Гору стали приходить молодые монахи, но в некоторых монастырях по-прежнему не было молодежи, жили одни старики. И в Дионисиате было 30 пожилых монахов. Я имею в виду людей от 50 лет и выше, до столетних.

На повечерии я стоял в уголочке в часовне Пресвятой Богородицы и думал о монашестве. «Стать ли мне монахом, остаться на Святой Горе или не остаться?» — думал я, но когда глянул на этих монахов, меня охватили отчаяние и депрессия. Ибо я видел их такими безмолвными, не знаю, схоронившимися в монашеских стасидиях, во мраке, все сплошь черные сверху донизу... И я подумал: «Пресвятая Богородице! Прийти сюда и тоже стать таким? Да они же как мертвые. Они же умерли!» Мне действительно казалось, что я смотрю на церковь, полную трупов. Это было очень неприятное чувство, и поэтому я сказал себе: «Исключено! Моей ноги тут больше не будет!» А в ответ сверху что-то читали медленно-медленно...

Один относительно молодой монах, лет эдак под 40, возжигал лампады. Мы не были знакомы с ним. И вдруг он направляется прямо ко мне, держа в руках свечу и то, чем зажигают лампады. Похлопал меня по плечу и сказал:

— Ты не смотри на внешнее. Они тут не мертвые. Они живут вовеки! Они все живые. Ты взгляни на них другими глазами, глазами веры. Ты не слышал, что Христос говорит: верующий в Меня даже если умрет, оживет^[7]?

Монах говорил мне что-то еще в том же роде, но в эту минуту я этого не понимал. Я сказал себе: «И откуда он взялся! Мало мне этих мыслей, так я еще и проповедь должен выслушивать!» Впоследствии я осознал, что он ответил на все мои мысли, но тогда я этого не понял.

Потом, когда пришло время и я вернулся на Святую Гору уже как монах, я понял, что эти вещи не функционируют так, какими видятся. И что эти люди, мертвые, умершие, несчастные и лишенные (так и на нас смотрят в монастыре и постоянно спрашивают: «Вам ничего не нужно, что принести вам?»), они не такие, какими выглядят для светского человека. Рядом с ними человек осознаёт, что всё имеет другое измерение, измерение вечной жизни. И тогда меня перестало волновать то, каков мой имидж в глазах людей, потому что глаза мира — это витрины. Эти глаза смотрят на витрины, и у них мирские критерии.

Христос. Сошествие во ад. Фрагмент фрески монастыря Хора, Константинополь. XIV в.

Христос, когда воскрес, не пошел разыскивать Пилата, чтобы сказать ему: «Вот посмотри, Я воскрес!» — и навести на него ужас. Ничего подобного. Он не обратил никакого внимания на Пилата. Он пошел к тем, которые Его искали.

И мы иногда говорим: «Ну почему Христос не явится сейчас, чтобы все Его увидели и поверили?» Или: «Если бы я был Богом, то уничтожил бы всех этих злодеев!» Однако видишь, что Христос, Благой, не делает ничего такого, потому что Царство Христово не от мира сего, не в мире сем и не вписывается в логику мира. Следовательно, всем, кто хочет жить духовно, не следует ждать земного успеха, судя по мирским критериям. Напротив, им надо понять, что им наверняка придется переплывать житейское море, погружаясь в неуспехи по меркам мира сего, чтобы достигнуть успеха в Боге, отражающегося, естественно, и на мире сем.

Не буду развивать вам тут учение о смирении, чтобы не запутать вас. Хочу просто зачитать вам несколько отрывков из книги старца Паисия, часть письма, написанного им. Оно такое мудрое, доброе и простое, и вы увидите, как святой человек описывает смирение.

«Блаженны люди, сумевшие подражать смиренной земле, которая, тогда как ее топчут все, несмотря на это выносит всех с любовью и питает с нежностью, как добрая мать, давшая нам и материал, и плоть для нашего сотворения»^[8].

Видите, в то время как мы все топчем землю, она выдерживает всех, и не только, но и питает нас из любви и походит на нежную мать, давшую нам материал, чтобы мы стали людьми. Таковы и смиренные люди, которые выдерживают всех. И не просто выдерживают, как мы говорим о себе иногда: «Мало того, что я его терплю!» — или: «Боже мой, дай мне терпения выдержать его!» Вместо того чтобы говорить: «Хорошо, что он меня терпит!» — себе мы отводим роль жертв, а других превращаем в Диоклетианов, Неронов или римских императоров, убивавших христиан. Ставим на место гонителей своего мужа, учителя, коллегу, начальника, а сами пристраиваемся к мученикам. Однако это не тот метод, который дает облегчение. Это скорее отягощает, а не дает облегчение.

Посередине - старец Паисий Святогорец

Старец говорит еще в своем письме:

«Земля с радостью принимает всё, что мы бросаем на нее: от хороших плодов до грязного мусора, — и бесшумно перерабатывает это в витамины и в обилии приносит их через плоды добрым и плохим людям без различия»^[9].

Вы видите? Мусор превращается в удобрение. Не знаю, что вы делаете с мусором, но мы, живущие в горах, собираем его в одном месте, и он превращается в удобрение, и им обрабатывают поля. Так деревья и земля питаются, а затем и мы получаем витамины и хорошие плоды из мусора, который выбросили, а земля его бесшумно переработала. Без всякого шума. Так и смиренный человек. Действительно, не только смирение, но и вообще ничто духовное не отягощает человека.

Воспоминаю, как однажды, когда мы были вместе со старцем Паисием и служили литию — а на Святой Горе совершается очень долгое литийное шествие, — он нес икону Пресвятой Богородицы вместе с кем-то еще, и я был близко. У старца не было легких, они были удалены, то есть у него была половина легкого, и он не мог дышать, бедный. К тому же он был не евши, как всегда: по 4–5 дней он не ел.

Я спросил его:

— Отче, вы устали? Мне взять икону?

А он мне сказал:

— Э, благословенный человек, Пресвятая Богородица не отягощает, а облегчает!

Он всегда говорил, что ничто духовное не отягощает: ни молитва, ни смирение, ни жертва, ни то, что мы делаем с добрым намерением. А знаете, когда мы устаем? Мы устаем, когда начинаем роптать и в нас входят другие помыслы. Тогда всё нас отягощает — такова реальность.

Всегда, когда у нас имеется правильное отношение ко всему, тогда всё, что мы отдаем, возвращается к нам и действительно помогает нам гораздо больше. Это происходит не только с монахами, но и со всеми смиренными людьми, которых Христос ублажает, — с нищими духом. Но, чтобы мы не говорили только о монахах и чтобы не выглядело так, будто я влияю на вас «по-монашески», расскажу вам о таких мирянах.

Когда я приехал на Кипр в 1992 году, мы отправились в Пафос^[10], и нам предоставили приют в одном готовом монастыре, в котором, однако, не было монахов. Пустой монастырь, но с сохранившимися зданиями. Это был первый год, когда я приехал со Святой Горы, и после многих лет, проведенных вне Кипра, мне было трудновато привыкать к людям. Много раз меня обуревала мысль: «Ну что я тут сейчас делаю? Встану и пойду, вернусь на Святую Гору!» — но я не мог, поскольку у меня была заповедь от старца, что если я вернусь обратно, меня снова отправят сюда. Поэтому я говорил себе: «Ну зачем туда ехать, если, как только я приеду туда, меня тут же отправят обратно? Проявлю терпение, посмотрим, что из этого получится...» Но что-то меня угнетало, то есть помыслы говорили мне, что я лишился духовности монашеского жития Святой Горы.

Однако тут случилось нечто чудесное, от Бога. Однажды, на первом или втором месяце моего пребывания, пришел один человек, обходивший окрестные села и производивший какие-то подсчеты. Он пришел в монастырь и привел ко мне одну бабушку. Когда я говорю «бабушка», то имею в виду не очень старую женщину, лет 60–65, но из тех прекрасных кипрских бабушек прошлого: в платочке и всем том, что отличает «великолепных» бабушек, старых, прекрасных бабушек!

Она пришла исповедаться и начала говорить, а у меня на уме тогда еще были свои мысли, однако в тот момент случилось нечто удивительное. Ее случай был очень интересным; мало того, когда пришел момент прочитать над ней разрешительную молитву, чтобы она ушла, от нее изошло благоухание. Весь храм наполнился благоухания! От этой бабушки исходило благоухание, которое я почуял, потому что на Святой Горе это много раз случалось со святыми людьми: и со старцем Паисием, и со старцем Ефремом Катунакским. Происходило это, то есть они благоухали, но не запахом духов, от которого иногда может закружиться голова. А благоуханием небесным, обильным, которое повсюду, оно исходит от человека, а распространяется повсюду. Так и этот храм весь благоухал от этой пожилой женщины.

Что же делала эта бабушка? Она не вышла замуж, потому что хотела заботиться о своих родителях, а потом они скончались. Живет она в одном селе на Пафосе, село это из тех, которых и на карте не найдешь, незначительное село. Не знаю, есть ли там хоть 25 душ. Весь день эта бабушка не выходила за порог своего дома, занималась немного домашними работами, и весь день проводила в молитве и чтении и почти всю ночь — в бдении, и лишь утром засыпала немного.

Удивительно: кто ей сказал делать это? Ведь никто ее не учил, просто она умела читать, ходила в начальную школу. Она даже, чтобы вы увидели, насколько простодушной была эта женщина, говорила мне:

— Отче, я очень люблю нашу сельскую церковь и купила для нее мелафоны!

То есть даже «мегафон» она не знала, как произносить, и говорила «мелафоны». Очень простодушный человек.

Как бы там ни было, она была (и всё еще остается) человеком глубокой молитвы. Потом я понял, с кем имею дело, по ее вопросам. Как написано в сочинениях великих святых, пишущих об энергиях Святого Духа в сердце человека, так и эта бабка, невежда, заброшенная в каком-то уголке Пафоса, обладала такими же энергиями. Она была человеком, удерживающим, в меру своих способностей, молитвой своей мир.

Вскоре после этого другая бабуля, еще более удивительная, говорила мне:

— Отче, ну что тебе сказать? Знаешь, я иногда молюсь, а около меня светится свет...

И начала описывать этот свет, который есть что? Нетварный Божественный свет, который видели великие святые: святитель Григорий Палама и исихасты. Она его тоже видела, мало того, она имела сверхъестественные дары, действовавшие в этом простодушном человеке.

Знаете, сколько таких примеров можно увидеть? Можно увидеть Божии энергии в людях, которые внешне могут не иметь ничего, ни образования, они не читали множества книг, но, живя святым Христовым смирением и входя в это Его пространство, то есть подчиняясь Преданию Церкви, они становятся богоносными людьми.

Я рассказал вам это, поскольку храню память о многих таких людях.

Старец Паисий

Старец Паисий говорил еще:

«Смиренный человек, как оказывается, — самый сильный в мире, потому что побеждает, но он также несет чужие бремена благодаря своей спокойной совести»^[11].

То есть смиренный человек не только не укоряет другого, но он еще и несет его бремя и радуется, потому что несет бремя брата своего и потому что совесть его спокойна.

«Смиренный человек — это тот, кто очень хорошо знает, что значит мир (свет), и его не привлекают внешние явления».

Один юноша пришел ко мне и просил:

— Отче, это плохо, что я ношу серьгу?

Я сказал ему:

— Ну как тебе сказать... Что тебе даст эта серьга? Ты станешь с ней кем-то другим, не таким, каков ты на самом деле?

— Но все носят!

— Ну так носи и ты, сколько там, одну, две, три... Есть такие, которым не хватает одной, и они ходят с тремя!

Не серьга имеет значение, а то, что мы ищем таким способом. Может, так мы стремимся найти свое собственное лицо, свое я, добавляя себе отличительных внешних признаков? Если человек задумается, то увидит, что это является действием эгоизма, не того сатанинского эгоизма, который предосудителен, а эгоизма, который сильно замешан на терзании человеческой природы. При нем человек где-то утрачивает контакт со своей личностью и поэтому хочет сделать свое лицо не таким, какое оно есть. Тогда он цепляет на себя серьги, красится и чего только не делает. По этому поводу старец говорит:

«Когда человек поймет, как суетен этот мир, — именно потому, что имеет смирение и духовное здоровье, — тогда он начнет обращать на пользу и мирское и поступать правильно».

Он может понести на себе даже чужое бремя. Его не интересует оценка мира сего, не потому, что он анархист и отверг всё, а потому, что он оценил всё и знает, до какого момента принимать оценку людей, а где ее отвергнуть, — не из презрения, а из любви, чтобы помочь людям еще больше.

«А кто не принимает человека, которого Бог послал ему, чтобы он помог ему, тот не знает, чего хочет, потому что добродетели не покупаются, подобно товарам у бакалейщика, а Бог посылает нам людей, чтобы мы испытали себя, чтобы мы потрудились, стяжали добродетели и увенчались ими»^[12].

Вы видите, что в то время как мы всё просим чего-то от Бога и ищем нашего спасения, в действительности мы отталкиваем обстоятельства, в которые Бог ставит нас. Так мы уподобляемся человеку, который не знает, чего хочет, потому что при всем том, что мы ищем смирения, но когда приходит время смириться, тогда мы не принимаем этой возможности и этого случая.

«Здоровые, имеющие любовь и смирение, из любви часто ругаются, кому понести большую тяжесть и взять более неприятные вещи или придержать для себя гнилое, чтобы съесть его, а лучшее отдать ближнему своему, который есть Христос»^[13].

Вот что делает тот, кто имеет смирение, — выбирает худшее и гнилое.

«И когда ест гнилое, он ощущает большую сладость, чем брат, который ест хорошее, потому что он ест любовь и бывает снеден любовью (так взаимно едят друг друга духовные люди)»^[14].

И наоборот, разумеется, вот как едят друг друга недуховные люди: «Почему я должен есть гнилое, а он хорошее? Да я его самого съем вместе с хорошим! Пусть научится в другой раз не делать таких глупостей!»

Смирение — это великая тайна, но знайте, те из нас, кто жаждет свободы, духовной свободы, которая освобождает от тревоги, гнета, греха во всем его протяжении и больной форме, — это мы найдем только через смирение. Нам надо научиться смирению.

К сожалению, сегодня громадной болезнью, громадной проблемой и вопросом является вопрос: как человеку смириться? Потому что (наверно, из-за того, что так нас воспитывают, когда мы еще дети) мы вырастаем больными, до того больными, что не можем устоять на среднем пути. Стоит только попытаться кому-нибудь смирить нас, мы тут же впадаем в отчаяние, а как только попробуют нас ободрить, нас уже охватывает высокомерие. Нет среднего пути. Идешь, чтобы сказать ему: «Посмотри, ну что ты тут такое сделал?!» — как он тут же валится с ног, впадает в депрессию, и начинаются вопросы: «Ну почему, почему, почему...»

Этот же депрессированный человек, если его немножко приободрить, тут же бросается в другую сторону и исполняется эгоизма и высокомерия. Это знамение нашей эпохи.

Если у нас нет смирения, тогда мы бесплодны. Без смирения мы не пользуемся благодатью, не имеем освящения, обожения. Нет святых людей без смирения. Без него человек утопает в депрессии. И тут — великая мудрость, рассудительность и всемогущее действие Бога, ибо в конечном счете Бог есть Тот, Кто совершает спасение и освящение человека.

Вы должны быть внимательны в этих двух крайностях: одна — это отчаяние, а другая — высокомерие. Эти две крайности являются отклонениями от смирения. Отчаяние не от Бога. Будьте осторожны, не смиряйте себя, когда видите, что доходите до отчаяния. Это не смирение от Бога. Например, приходит кто-нибудь и начинает говорить: «Я грешен, я ничего хорошего не сделал», — и видишь, что он лишен всякой силы, всякого дерзновения. В этом случае это не святое Христово смирение, делающее человека свободным, а «смирение» от демонов, хотящих его умертвить. Потому что диавол не хочет, чтобы человек нашел себя, а хочет раздавить его — с той или другой стороны.

Будьте осторожны, это синдром вашего возраста и этой эпохи. Раньше этого не было, люди были терпеливыми в смирении и принимали друг друга, находили облегчение, имея терпение. Сегодня мы не выносим другого человека. Да какого другого человека — мы самих себя не выносим! Я часто говорю это: «Но, дитя мое, прояви терпение к себе самому, потому что первое, чего ты не выносишь, — это ты сам! Если ты не выносишь себя самого, то как ты вынесешь другого и как после этого другие будут выносить тебя?»

Поэтому необходимо большое внимание, чтобы придерживаться этого среднего пути. Более всего будем внимательны: по плодам вы поймете, от Бога ли это или от духа, толкающего нас в духовный мрак.

— Разве образованные люди не могут быть смиренными и достигнуть спасения?

— Я знал одного преподавателя в Фессалониках, сюда он тоже приходил, который был очень благодатным человеком... Он напоминал мне старца Иакова (Цаликиса)^[15], который был очень святым человеком. Фамилия преподавателя была тоже Цаликис, как и у святого. У старца Иакова были великие благодатные дары от Бога, но было и великое простодушие; я знал его. Как-то один университетский преподаватель из Афин взял с собой другого преподавателя, американца греческого происхождения, которому хотелось увидеть святых и чудотворцев. Первый ему сказал:

— Я отведу тебя, ты увидишь святого!

И действительно, старец Иаков (Цаликис) был очень великим святым — и когда был жив, и после смерти тоже. И вот пошел он и сказал старцу:

— Геронда, этот человек — университетский преподаватель из Америки!

— Хорошо! — как-то не так ответил он: — Хм-м, — и покачал головой.

— Он изучал богословие, и философию, и медицину, и математику, и ему предложили работу в разных университетах, это большой ум и замечательный человек — и тому подобное.

Старец ответил:

— Слушай, возлюбленный, а есть ли у него благочестие, вот это важно!

Другими словами, всё, что он сказал, это хорошо, но это касается только ума. Вопрос в том, каковы наши отношения с Богом. Если мы смиренны, мы поймем это. Настоящая интеллигентность в том, чтобы понять, что у тебя имеется 80 лет и их надо использовать для вечности. А настоящая глупость — это иметь 80 лет и думать, что будешь жить вечно на этой земле.

— Как человек может избежать отчаяния, которое внушает ему диавол?

— Человек избегает отчаяния, когда, во-первых, поймет, что не он контролирует всё. Нас потому охватывает тревога и мы бросаемся то туда, то сюда, что мы думаем, будто устроим всё сами, то есть мы думаем, что мы должны устроить всё, контролировать всё, и если что-нибудь упустим, то всё тут же взлетит на воздух. Не предавать свою жизнь в руки Божии — это неверие. Кто верит, что ничего не случается без Промысла Божия, что Бог управляет творением, тот чувствует себя хорошо, у него есть свобода, и он всегда приобретает смирение, чтобы предоставить Богу сделать то, что ему не по силам.

Нам надо понять, что наши силы ограничены, что мы не являемся неограниченными людьми. Мы не можем, например, выучить наизусть всю эту книгу. Выучил половину, одну четверть — ну не могу я больше. Неужели же мне нужно пойти и застрелиться, если я не могу выучить ее всю? Достаточно и половину, и одну страницу если ты выучил, и если запомнил только, что на обложке, — это тоже хорошо.

Как-то я сдал один экзамен только благодаря обложке. Знаете, у нас была одна дисциплина в университете (но я рассказываю вам это не в качестве примера для подражания!), так вот, была дисциплина — патрология. Я ничего не читал, даже не раскрывал учебника. Я был на Святой Горе, пошел взять благословение у старца и сказал ему:

— Я иду на такой вот экзамен, но не читал ничего!

— Иди, и Бог поможет тебе!

А как поможет, если я не читал? Я только и видел, что обложку. И старец мне сказал:

— Пусть это будет только обложка. Тоже что-нибудь да выйдет!

И что же получилось? У нас был один чуточку особый преподаватель, со мной сдавало еще четверо, и я был последним. Он стал спрашивать их о разном, какие-то странные были вопросы, но они, бедные, не знали. Запутались они, и преподаватель сказал:

— Вы даже не знаете, когда была издана моя книга!

Он повернулся ко мне и сказал:

— А ну-ка скажи, когда она была издана?

И я сказал ему, потому что видел обложку. И прошел благодаря обложке. Вот так вот, дети. Это правда. Преподаватель этот еще жив, сейчас он пенсионер, Калогирис, преподавал археологию и патрологию...

Без конца видишь молодых матерей за рулем, они водят машину и всё куда-то спешат, а ребенок сидит на заднем сиденье. Они непрестанно мчатся, чтобы перебросить его с одних частных уроков на другие. И видишь тревогу, написанную у них на лице: успеть бы отвезти дорогое дитя. А оно взволновано, подавлено или и того хуже. Она с нетерпением ждет его на улице — чтобы, как только закончит, взять его, посадить опять в машину, отвезти его на плавание, с плавания — на фортепиано, с фортепиано — на кларнет, а с кларнета — к психиатру!

И знаете, сколько проблем создается таким образом? Больные родители, желающие, чтобы ребенок сделал всё, научился всему, постоянно приносил пятерки, был отличником, никогда не проваливался. Мы не научили ребенка, что неудача тоже бывает в жизни. И часто неудача бывает позитивной, то есть имеет свою хорошую сторону. Она тоже полезна, помогает человеку, и кто проваливается, у того тоже есть утешение, и он становится мягче, добрее.

Это неправильно, чтобы у нас никогда не было неудач — внешне, я имею в виду. Почему? Неискушенный человек, то есть не имевший испытаний, неискусен. Он как тесто, ни разу не выпекавшееся: оно может выглядеть хорошо, но оно сырое. Человек «выпекается» в испытаниях. Если вы не научитесь переносить провалы на экзамене, то что будет в следующие годы?

* * *

Иногда мы говорим: «Это Божия воля». Но Бог не говорил, что хочет зла. Бог никогда не содействует злу, не использует ни зло, ни болезни, ни смерть, ничего. Бог не участвует во зле и не имеет никакого отношения к нему. Воля Божия — это не то, что мы понимаем под волей: «Хочу, чтобы было то-то!» — а это означает осознать Промысл Божий в происходящем.

Это богословие прерывания связи человека с Богом. Невозможно, чтобы Бог позволил диаволу подчинить волю Божию его собственному успеху. Поэтому Бог дал человеку силу, чтобы его неудача стала впоследствии поводом для большего успеха. Так обращается на пользу всякое происходящее зло, на вечную духовную пользу, которая больше произошедшего зла. Другими словами, вечное добро существеннее маленького, временного зла...

Митрополит Лимассольский Афанасий

Перевела с болгарского Станка Косова

Источник

^[1] См.: Мф. 16: 24.

^[2] Ср.: Мф. 5: 11.

^[3] Мф. 18: 3.

^[4] Киккос — главный монастырь на Кипре, посвященный Киккской чудотворной иконе Божией Матери.

^[5] Мф. 11: 29.

^[6] Ср.: Флп. 2: 7.

^[7] Ср.: Ин. 11: 25.

^[8] Ср.: Паисий Святогорец, старец. Письма. Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001. С. 102. Письмо 2: Смирение.

^[9] Ср.: Там же.

^[10] Пафос — город, районный центр на Кипре.

^[11] Ср.: Паисий Святогорец, старец. Письма. С. 102–103. Письмо 2: Смирение.

^[12] Ср.: Там же. С. 103.

^[13] Ср.: Там же. С. 192. Письмо 5.

^[14] Ср.: Там же.

^[15] Об архимандрите Иакове можно прочитать книгу Стилианоса Пападопулоса «Блаженный старец Иаков (Цаликис)» (М.: Святая Гора, 2007). См. о нем также: http://www.pravoslavie.ru/smi/55384.htm и http://www.pravoslavie.ru/smi/55428.htm.