Новости

Протоиерей Андрей Ткачев: Чтобы понять сегодняшнюю Украину, перечитайте «Тараса Бульбу»

11 июля 2014

Отец Андрей Ткачев перевелся из Киевской епархии в Московскую и до определения места постоянного послушания служит в храме святой мученицы Татианы при МГУ. Здесь же он провел встречу с прихожанами в день памяти всех святых, в Церкви Русской просиявших. Обойтись без вопросов сегодняшней повестки не удалось…

Жажда как признак здоровья души

Протоиерей Андрей Ткачев: Христианин должен постоянно учиться. Святитель Николай Велимирович, цитируя Гоголя, называл христианина «вечным учеником». Святейший Патриарх Кирилл, отвечая на вопрос, что делать, если человек чувствует себя нереализовавшимся, ответил на днях в передаче «Слово пастыря», что человеческая личность столь велика, что в рамках земной жизни реализоваться не может. Она набирает ускорение на протяжении земной жизни, а раскрывается в вечности.

Поэтому у нас должна быть жажда приобретения новых навыков и знаний, причем не пустых, а проверенных опытом. Если женщина не игнорирует новые рецепты, а записывает их и затем радует вкусным семью – это тоже учеба, рядом с ней ее домашним будет хорошо. Если доктор будет всю жизнь оперировать на той базе знаний, с которой он вышел из института, он очень быстро выдохнется. Нужно читать, нужно общаться с коллегами, нужно впитывать новое. Так во всех областях жизни.

Итак, первое, что я вам желаю, чтобы вы имели жажду приобретения знаний. Эти качественные и проверенные опытом знания касаются и нашей работы, и нашего общения с людьми, и молитвы, и превращения текста Писания в то, чем я живу. Имеющие жажду – здоровы. Тяжело больной не ест, а бывает, что и не пьет. Хорошего косаря проверяли за столом: если он ел крепко, от него ждали такой же крепкой работы. Имейте жажду, и удовлетворяйте ее чистой водой.

Чему нам учиться, раз уж учиться нужно постоянно? Начать нужно с того, что близко, рядом с нами. Есть латинская пословица: «Научись делать то, что ты умеешь, и тебе откроется то, чего ты не умеешь». Научись, например, слушать не перебивая. Вроде бы слушать мы все умеем, но на самом деле этому нужно учиться всю жизнь. Научись есть, не переедая, научись смотреть и видеть, а не просто смотреть. Научись думать, научись говорить.

Сила и золото молчания

Научиться говорить – интересная задача.

Видели в кино: когда человека ранят, а он разговаривает, ему говорят: молчи, не трать силы. Говорение физически очень затратно. Молчун сильнее говоруна. Говоря, человек задействует множество групп мышц – не только лицевых, но и брюшных, и спинных, и диафрагмы. Физиолог Алексей Ухтомский, брат епископа священномученика Андрея (Ухтомского), жил в блокадном Ленинграде. Он исследовал голод на себе и на людях Ленинграда. Организм во время долгого неядения перестраивается на вложенный Богом механизм: второстепенные органы отдают свою энергию первостепенным. Первыми отказываются работать мышцы лица, поэтому у голодающих такие бесцветные лица и даже отвисает челюсть. Вся внутренняя сила отдается сердцу, печени, легким.

Даже энергию и жизненные силы можно сохранить, если правильно говорить и правильно молчать. Не скажешь лишнего – сохранишь жизненные силы.

Сколько говорит человек в день и за жизнь? Я узнавал статистику: если у человека не специальная «говорливая профессия», вроде преподавателя или журналиста, то он говорит примерно час в день и наговаривает примерно 15 тысяч слов. А молчуны обходятся, выговаривая 500 слов в день: «да, нет, скоро, хорошо». Кстати, миф о болтливости женщин разрушен: мужчины говорят столько же, хотя, может быть, качество разговоров другое. За 50-60 лет активной жизни человек наговаривает примерно тысячу томов по четыреста страниц. Слова наши слышны – представим, что всё это кто-то вынужден читать. А Евангелие говорит о том, что о всяком праздном слове мы дадим ответ в день Суда. Тысячи томов осуждения для каждого болтуна: человек будет судим по книгам, написанным его же языком. Мы уже написали за жизнь по нескольку сот бесполезных книг, которые жутко читать.
Поэтому в любой религии есть практики добровольного молчания. Есть они и в христианской жизни: практика молчания по обету, например, один день или один час. Моя знакомая рассказывала, что попробовала с подругами сутки не употреблять местоимение «я». Через полчаса сдались – так оказалось трудно.

В Новом Завете как минимум два апостола постоянно говорили о себе в третьем лице. Тот ученик, которого любил Иисус, – никогда не «якал», хотя мы знаем, что это апостол Иоанн возлежал на персех Иисуса на Тайной вечери, что это он бежал ко гробу быстрее Петра. Но это дисциплина: великий апостол не «якал».

Аскетика – это не только не есть или спать на гвоздях. Начать нужно с чего-то другого.

Человек приходит в Церковь: с чего ему начать работать над собой? Сказать: я грязен и грешен, пусто и криво живу, в мыслях нечист, в делах нетверд, как-то расползаюсь. Это честнее, чем гордо сказать «я великий грешник». Сказать «я мерзавец» – тяжелее. Самый легкий ответ на вопрос, с чего начать: надень длинную юбку, перестань краситься, постриги длинные ногти. Это легко. Внешность можно переделать за полтора часа, а что дальше? Внешнее делается быстро – и заканчивается быстро.

А дальше серьезная вещь: послание апостола Иакова, где он говорит об обуздании языка. Язык зажигает весь круг жизни, а сам зажигается от геенны. Кто не воздерживает языка – у того пустое благочестие, а муж, который не согрешает в слове – это совершенный человек. Например, человек борется с блудом и не может его победить – а ты сначала обуздай язык. Обуздавший язык сможет обуздать и блуд, и гнев – победивший язык есть сильный человек, способный и все тело обуздать. Вот и начните не с юбки, а с языка.

Грехи языка начинаются с первых человеческих слов и заканчиваются с предсмертным хрипом. Бывают грехи, которых не совершает ребенок. Ребенок свят относительно и по немощи, говорит блаженный Августин: он пока не убивает и не блудит, но уже лукавит, хитрит, ленится, капризничает, ревнует, вычисляет, мама ли добрая, а папа строгий, или наоборот. Словами ребенок уже грешит. Старый человек по немощи тоже многих грехов не делает, но грешит языком. Словесная стихия – наиболее пораженная грехом и обнимает всю жизнь человека. Ее и надо очищать – вот творческая и аскетическая сверхзадача.

Болтун и на молитве болтун: он полагает в многословии пользу молитвы. Молчун, если раскроет уста и скажет что-то Богу или людям, скажет меньше, но это будет полезная вещь. У святителя Филарета Московского слово было как бритва, но он был молчун: если он открывал уста, то только чтобы совершить «нужную хирургию», отбрить что-то лишнее. Слово рождается в тишине. Кто постоянно злоупотребляет словесной стихией, не скажет нужного слова в нужное время.

Если в быту мы говорим в стиле «Да нет, наверное», так и молимся, сползая в многословие и быт. Следить за своим языком нужно хотя бы потому, что тем же языком мы молимся, а из одного источника не течет сладкая и горькая вода. Конечно, язык не тюремный двор, не выметешь метлой, но следить за ним нужно, это большой внутренний труд.
Молчание дисциплинирует ум и повышает цену слова. Сегодня уже устному слову (слову дворянина, слову офицера) никто не верит – слово девальвировалось, нужны бумажные договоры, заверенные печатями и скрепленные угрозой санкций.

Христианство же не может быть бессловесной религией. Поэтому христиане – единственная каста человечества, которая заинтересована в том, чтобы слово сохранило свою высокую валютную ценность. Кому над этим работать? Очевидно, нам, которые поклоняются Богу – Слову Воплощенному.

Когда слово просится на язык, а ты его сдержал, – это победа. Слова – нечто материальное, это не пар, это факт. Слово движет войска, оно рождает и убивает жизнь, им нужно уметь пользоваться. Один египетский отшельник говорил, что брат обидел его, и он удержал ответное обидное слово – и так боролся с собой, чтобы его не выпустить, что это слово стало на его языке кровью.

Христос велит апостолам, входя в дом, говорить: «Мир дому сему». И если будет в нем сын мира, почиет на нем мир ваш, а если нет – то к вам возвратится. То есть этот «мир» – что-то конкретное, что уйдет от вас и останется у них. А если нет – оно покружит там, как голубок, не находя места, и вернется к вам. Это не просто слова, а нечто реальное. Когда священник на службе говорит: «мир всем» – этот мир не всем: от некоторых, как горох, отскочит, а на некоторых, как вода, останется.

Слово, сказанное вовремя – это золотое яблоко в хрустальном сосуде, говорит Соломон, а невовремя сказанное или притча в устах глупца – это терновник в руках у пьяного.
Нужно ли куда-то идти, ехать в паломничество, заказывать сорокоусты, купить и прочесть специальные книги, чтобы обуздать язык? Нет. Всё под руками, можно начинать сегодня, сейчас же. Вот вам задача на пост – бережнее относиться к той словесной стихии, которой мы пользуемся.

Униаты и война

Прихожан храма мученицы Татианы интересовала, тем не менее, не только духовная жизнь, но и новостная повестка. Вернее, духовные аспекты новостей, звучащих сегодня громче остальных. Первый вопрос был о связи униатской Греко-Католической Церкви и происходящего на Украине.

Первый вопрос был о том, насколько сильно влияние униатов в сегодняшней ситуации в стране (учитывая, что в российской прессе слово «униаты» часто звучит как синоним слов «бандеровцы» и «фашисты», но в курсе сравнительного богословия обозначает совершенно другое).

Протоиерей Андрей Ткачев: Происходящее сегодня на Украине – результат давно запущенных болезней. Униаты (греко-католики) сегодня действительно очень не любят православие. Когда произошло крушение Советского Союза и Греко-Католическая Церковь вышла из подполья, она сразу проявила агрессию к православию, но это было мало кому интересно, потому что церковных людей в обществе – примерно 5–7%. Когда униаты вышли из подполья, они стали «кулаками и палками» отбирать у православных храмы. На тот момент униаты состояли из трех категорий людей: большая часть – перебежчики, которые приняли унию, чтобы остаться на своих приходах; эмигранты из-за рубежа, которые вели свою работу из-за границы до развала Советского Союза, а потом приехали в Галичину; подпольные униаты.

Надо сказать, что до революции, до войны униаты были очень благочестивыми людьми. Во время Первой Мировой войны наши солдаты, приходившие в Галичину, не видели никакой бытовой разницы между собою и греко-католиками. Церкви украшены так же, чинопоследование Литургии – то же, язык тот же, обряды очень похожи, церковнославянские книги – Октоих, Минея, Часослов – те же. При этом они были очень благочестивы. Например, униаты во Львове запрещали читать Тараса Шевченко, потому что он отказался от Бога (а он, и правда, отказался во многих стихах). Униаты во Львове (при митрополите Андрее Шептицком) запрещали молиться на украинском и требовали повсеместного использования церковнославянского языка.

Но это благочестие постепенно выветривалось, заменяясь на ненависть к советской власти, зарифмованную с ненавистью к русским и православию. Теперь советской власти нет, довоенное благочестие улетучилось, а ненависть к русским и православию осталась. Умерли те поколения униатов, которые любили подолгу молиться у Распятия, строго соблюдали посты, не ложились спать и не садились есть без молитвы, боялись сказать гнилое слово. Пришли новые поколения – активные, политизированные, далеко не духовные в своей массе, очень враждебные к православию по существу.

Это трагедия. И стилистически, и по духу они совершенно другие. Все ресурсы обошла картинка с Майдана: что такое молитва по-греко-католически. «Отче наш» – «Смерть врагам!» – «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим», – «Смерть врагам!». Это шизофреническая позиция. Вряд ли они проводят глубокий анализ и разделяют богословие и сегодняшний день в бытии Православной Церкви. Они просто ненавидят все вместе.

Несколько столетий униатство охватывало огромные территории Речи Посполитой и доходило до Смоленска. Брест, Вильно, Луцк были униатскими городами. Что интересно, борьбу против униатства возглавил народ. Епископы очень быстро сдавались на привилегии и принимали унию, зато во Львове, Вильно и Луцке возникли православные братства мирян, которые подчинялись непосредственно Константинопольскому Патриарху. Они издавали книги, материально поддерживали монастыри и храмы, сохранившие верность Православию, и боролись против униатства сто с лишним лет.

Львовское братство было самым сильным и удерживало Православие примерно 110 лет после подписания унии, когда на север и на юг от Львова уже были только униаты. Львовяне сдались последними, но к тому времени в остальных регионах (Белоруссии, Восточной Польше, Центральной Украине) уже начался откат от унии и возврат к Православию. А львовяне, только что принявшие унию, устали метаться и не вернулись к Православию. Поэтому политическая гиперактивность львовян – это, если угодно, неправильно направленная энергия когда-то православного народа. Они ведь были очень благочестивы, православие цвело и сияло во Львове.

Те земли, которые ныне считаются исконно униатскими – это когда-то очень твердые в православной вере земли. Генетически так оно и остается, а практически и политически они всю энергию направляют на борьбу со своей бывшей матерью и своими родными братьями.

Там живут люди – совершенно разные, от очень хороших до очень нехороших. Беда в Киеве произошла не потому, что хороших мало, а плохих много, а потому, что «никаких» – слишком много. «Никакие» обретают случайный смысл жизни во время таких массовых демонстраций. Очень плохие превращаются в очень хороших, Савлы превращаются в Павлов до сегодняшнего дня и до этой секунды.

Надо смотреть на этих людей, понижая градус ненависти, как на Остапа и Андрия – сыновей одного и того же Тараса Бульбы. Андрий влюбился в полячку и стал воевать со своими (это Запад), а Остап остался верным батьке – и погиб на дыбе (это Юго-Восток). Но ведь Андрий – тоже кровь и плоть Остапа. Это тот же самый архетип, перечитайте «Тараса Бульбу».

Беженцы и беженки

– Волонтеры ростовской области говорили «Правмиру», что жители приграничных зон России готовы позаботиться о женщинах и детях, бегущих из Донецкой и Луганской областей, но не готовы давать приют мужчинам Юго-Востока. Они считают, что те должны вернуться и защищать свои дома, потому что сыновья и мужья женщин России не могут сделать всё за них. Можно ли солидаризироваться с этой позицией?

Протоиерей Андрей Ткачев: Не нужно противостоять мнению людей, которые оказались в эпицентре тех или иных событий. Нужно оказывать им посильную помощь – и молитвенную, и денежно-вещевую. Они видят ситуацию со своего места так, как не видим мы, и нужно принять их позицию во внимание.

Беженцы, сбежавшие из-под пуль, не хотят жить вне своей родины, они хотят вернуться. Понятно, что некоторые осядут в России. Люди других национальностей едут в Россию, чтобы поработать и по возможности остаться. А тут славянских крещеных православных людей пули выгоняют в Российскую Федерацию. Может быть, это тяжелый промысел Божий о пополнении нашего славянского генофонда, который размывается сегодня?

Конечно, женщине тяжело брать на руки детей и уезжать, оставляя мужа в полуразрушенной хате, предчувствуя свое вдовство. Все женщины разные: одной муж скажет, что он остается, и она ответит: оставайся. Другая скажет: я без тебя не уеду – и он поедет с ней, потому что надо спасать детей. В этой ситуации не может быть прямых и категоричных ответов. Нужно подходить к каждой ситуации по-своему.

Те, кто принимает беженцев, тоже видят ситуацию по-своему: насколько они их принимают, насколько широки границы их жертвенности. Ведь волонтеры – перегорающие люди. Ты покормишь бездомных месяц, а через другой ты их возненавидишь, а через полгода ты возненавидишь всех людей. Когда ты постоянно отдаешь, нужно пополнять ресурс любви, радостных эмоций. Нельзя давать человеку нагрузку, пока он не рухнет. Нужно оказывать посильную помощь: ведь поставлена слишком тяжелая задача и для правительства, и для местных властей, и для волонтеров. Происходит цивилизационный сдвиг, потрясение, заканчивается целая эпоха гуманизма и начинается эпоха постгуманизма. В условиях глобализации выживать и жить будут только те, кто носит внутри себя некую цивилизационную модель. Например, ислам будет жить, чего бы вы ни ожидали, он будет крепнуть и развиваться. Еврейство будет жить, потому что они носители помазания, благословения от Авраама, и они сохранятся до Страшного суда. Процесс распада и гниения на Украине запущен – и его уже не остановить, он будет развиваться…

Если Бог нам позволит еще собираться, я бы хотел затрагивать не только вопросы геополитики и макрополитики (вообще все, кроме природы, – политика), но в первую очередь – то, о чем мы должны говорить в первую очередь. Т.е. пополнять свое христианское образование и получать творческие импульсы для самообразования. Ведь мы не должны быть воскресными христианами, по слову Алеши Карамазова, в ответ на Христово «оставь все и следуй за Мной» отдавать нищему пятак и ходить к обедне. Мы должны ходить перед Богом в течение недели, заряжать батарейку на Литургии и между воскресеньями поддерживать огонь на алтаре – заниматься чтением, пением и размышлением. Давайте будем учиться этому.