О Льве Толстом, войне и мире... Интервью с протоиереем Олегом Скнарем

Время трагических для Украины потрясений, начавшееся зимой 2013-го, тянется до сих пор. Однако есть не только разочарования и потери. Протоиерей Олег Скнарь, настоятель храма в честь Покрова Божией Матери, что в Киевском военном госпитале, анализирует произошедшее через призму собственного восприятия, истории, библеистики и просто… чуда.

Февральские события 2014-го изменили 17 лет моего священнического послушания

— Во время силовых противостояний в Киеве вы оказывали помощь и правоохранителям, и протестующим. Кого вы в них видели ― действительных врагов с несовместимыми мировоззрениями или людей, которые друг друга не понимают?

— В лечебном учреждении, где я несу пастырское послушание, действительно наши врачи и медсестры оказывали медицинскую помощь всем раненным столичного противостояния 18-20 февраля без разделения по политическим взглядам.

Как только карета скорой помощи, пробивая сиреной себе путь, пересекала ворота и попадала на территорию нашей лечебницы, раненный человек, будь это солдат Внутренних войск или защитник баррикад, становился просто раненым, нуждающимся в заботе врачей.

До упомянутых трагических событий я 17 лет нес послушание священника на территории госпиталя. За это время мы восстановили и расписали больничный храм, община нашего прихода заметно увеличилась, дети, которых я крестил стали совсем взрослыми.

На протяжении этого периода я себя больше ощущал приходским, больничным священником, чем священником военного госпиталя. Но февральские события изменили очень многое.

В одной из песен Юрия Шевчука есть потрясающие слова: «Война бывает детская, до первого убитого. Потом не склеишь целого из вдребезги разбитого...».

И дальше: «Война кипит победная, до первого сражения, а после, брат, как и везде ― сплошные умножения».

Наш госпиталь оказал медицинскую помощь сотне пострадавших: и с легкими ранениями, и тем, чьи операции длились по восемь часов. На протяжении почти пяти суток многие врачи не видели родных, находясь на боевом посту, постоянно оперируя прибывающих раненных.

«Образ владыки Антония Сурожского стоял передо мной, когда я заходил в операционные, общался с ранеными солдатами, защитниками Майдана…»

В тот сложный для страны и города период я тоже внутренне изменился — из больничного, приходского священника я превратился в священника военного госпиталя

Мне помог в этом владыка Антоний Сурожский. Как известно, Антоний Сурожский был многие годы врачом (хирургом), потом ― врачом и монахом.

Я очень отчетливо вспомнил его рассказ о том, как он во время войны впервые столкнулся с ранеными, которых ему принесли с поля боя, их было одиннадцать человек. На их лицах ещё был ужас и страх.

И будущий владыка Антоний принялся оперировать, как можно быстрее, затем отправляя в больничную палату для того, чтобы следующий раненный не ждал слишком долго. Затем, завершив операции и зайдя в палату, где лежали прооперированные им солдаты, владыка Антоний ни одного из них не смог узнать, ведь он смотрел на раны — на грудь, на ноги, на живот, на плечи, а в лица раненым смотреть было просто некогда.

По свидетельству владыки, все они продолжали оставаться в состоянии шока, ведь они его не изжили.

Когда привезли следующую группу, владыка Антоний, делая операцию, работая руками, пытался разговаривать с солдатиками, задавая вопросы: как тебя зовут? Где тебя ранило? Очень ли было страшно? Вопросы вроде бы незатейливые, но, отвечая на них, раненный успевал вылить свой страх и ужас...

Образ владыки Антония — истинного пастыря и духовника — стоял передо мной, когда я заходил в операционные и реанимационные, когда общался с ранеными солдатами, совсем мальчишками, защитниками Майдана и их родными.

Это там, в центре столицы их разделяли баррикады и завесы дыма, и они смотрели друг на друга из расчета, долетит ли брошенный булыжник в оппонента или стоит подойти ближе, а здесь их кровати стояли рядом... Они находились в пространстве одной палаты, их с любовью опекали наши медсестры, а врачи делали все возможное, чтобы эти люди остались живы.

«Последняя исповедь: никогда не забуду искренность людей и яркую веру сквозь слезы...»

Почти со всеми, кто был в сознании, мне удалось побеседовать, как до операций, пока они ждали своей очереди, так и после, когда анестезия прекращала действие, и раненый возвращался в сознание.

Здесь, в реанимациях (а у нас их в госпитале четыре) я со многими познакомился. Поддерживаем дружеские связи до сих пор, некоторые приезжают на богослужения спустя месяцы после трагических событий. Кое-кто в госпитале впервые исповедовался и впервые в жизни причастился Святых Христовых Таин.

Для некоторых это была последняя исповедь в их жизни: никогда не забуду их искренность и яркую веру сквозь слезы...

Приходилось исполнять психологически трудную миссию по поручению врачей и родных, которые не отваживались сообщить молодым ребятам о том, что в свои двадцать с лишним лет они лишились глаз. Это сейчас лицо его перебинтовано, и можно уходить от этой темы, но ведь придет время снимать бинты...

А ещё сложнее было говорить с женами тех раненных, которых я буквально вчера причащал, перед этим беседовал и, поддерживая родных, с оптимизмом говорил, что будет все хорошо... А в одну ночь все менялось, и мне приходилось просто внушать рыдающим вдовам слова апостола Павла: «У Бога нет мертвых — все у Него живы».

Для себя я сделал в те дни вывод, что самая противоестественная война — война гражданская. Недаром её так страшно изобразил Сальвадор Дали на своем знаменитом полотне «Предчувствие гражданской войны».

Искажение шестой заповеди «Не убий»

— Нарушает ли христианин заповедь Моисея «не убий», поддерживая ту или иную сторону в военном противостоянии?

— Начну с того, что на языке оригинала Священного Писания Декалог, который был дан Моисею на горе Богооткровения, называется не «заповедями» (как мы привыкли их называть), а «заявлениями» (עשרת הדברות [aseret ha-dibrot]), по сути, подчеркивая то, что это не предписания, а именно заявления, по каким правилам люди должны жить.

Что касается Шестой заповеди Декалога «Не убий», как мы привыкли читать его в переводах Священного Писания, неправильное его понимание также связанно с искажением перевода с древнееврейского языка.

В результате Библии приписываются чуждые ей взгляды. В оригинале на древнееврейском языке то, что мы переводим как «Не убий», обозначено двумя словами: לֹא תִרְצַח [lo tirtsah]. Пацифисты и противники высшей меры наказания обычно приводят этот стих в поддержку своих позиций.

Но Пятикнижие отвергает пацифизм и допускает смертную казнь, особенно за убийство. Правильным переводом было бы: «Не совершай преступления убийства». Хотя Священное Писание осуждает ненужное кровопролитие, в нем различаются убийство преднамеренное и непреднамеренное, запрещая первое.

Читать Евангелие по-толстовски…

— Должен ли христианин быть пацифистом?

— На известной картине Ильи Глазунова «Вечная Россия» в нижнем правом углу изображен русский писатель граф Лев Николаевич Толстой с приговором в виде таблички на шее, на которой отчетливо читается «Непротивление».

Не вдаваясь в глубокий анализ религиозно-философских взглядов Толстого, надо отметить, что ключевыми принципами его учения были непротивление злу насилием и отказ от вражды с любым народом.

Надо добавить, что писатель предписывал прочитывать Священное Писание с красно-синим карандашом — подчеркивая красным, что понравилось и наоборот, что неприемлемо — вычеркивать синим.

Именно такое выборочное прочтение Евангелия и сформировало концепцию, основанную якобы на Писании и среди христиан. Фактически, будучи по своим убеждениям последовательными пацифистами, толстовцы отказывались от несения военной службы.

Затейливый прием с изломом руки

— А как трактовать слова Спасителя из Нового Завета «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»?

— Эти слова Христа-Спасителя, по мнению многих толкователей Писания, в образной форме выражают заповедь: на зло отвечать не злом, а добром, суд же и наказание над сделавшим зло должно предоставить Господу.

Я бы предложил посмотреть на это высказывание практически, даже буквально. Среди населения земного шара как две тысячи лет назад, так и сегодня доминируют люди с развитой правой стороной, «левши» представляют всего 2% населения.

Следовательно, слова Спасителя ориентированы на «правшей». А теперь умозрительно попробуйте ударить противника кулаком правой руки по правой щеке. Это какой-то затейливый прием получается, с изломом руки. На боксерском ринге такое трудно представить.

Но если вы используете внешнюю сторону ладони, бьете наотмашь, мы называем такой удар пощечиной. Это удар не на поражение, это скорее видимый знак оскорбления.

Именно подобное отношение к себе — оскорбление, обиду, христианин обязан стерпеть, прощая обидчика.

Но совсем по-другому звучит голос Спасителя при произнесении слов: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Традиционно эти слова мы прилагаем к людям, сражавшимся на войне.

Фактически,  это заповедь Любви, заповедь самопожертвования ― ради правды, ради ближнего, ради семьи, ради Отечества.

Вторичность вселенной и чудо

— Подрывают ли печальные события, которые вам довелось пережить, веру в чудеса?

— Критическое отношение к чуду формируется в сознании людей потому, что чудесное явление как бы выпадает из нашего повседневного опыта, противоречит логике жизни и так называемого здравого смысла.

Наверное, светский человек, давая определение термину «чудо», определил бы его как нарушение естественных сил природы, и был бы прав. Вселенная и регулирующие её бытие законы созданы Всевышним и являются вторичными по отношению к Создателю, и осознание этого позволяет нам взглянуть на чудо под другим углом.

Христианин, можно сказать, постоянно находится в пространстве чуда. Божественная литургия, молитва, помощь ближнему — это всё чудеса, которые Господь позволяет нам пережить, ощущая Вечность во временной нашей жизни.

Главное чудо в моей жизни, и оно же было первым ощутимым чудом, — Таинство Крещения, которым я был введен в пространство чуда — Церкви Христовой. После этого чудеса воспринимались как естественное приложение к жизни христианина, сколько бы их ни было.  

Но последнее упомяну.

«Мы с матерью Миши, находящегося в коме, служили молебны у его постели, пока врачи решали ― нужна ли операция»

К нам поступил после первых противостояний в центре столицы 23-летний  Михаил с раздробленной дробью челюстью и пулей в головном мозгу. Понятно, он был в коме. После оказания первой помощи он находился в реанимационном боксе.

Первая молитва о скорейшем выздоровлении Миши прошла вместе с его мамой Еленой. Это был искренний и откровенный разговор со Всевышним. Мне приходилось видеть силу материнской молитвы, и в очередной раз Господь явил мне возможность молитвы матери.

Михаил поддерживался только благодаря аппаратам. Операция по извлечению пули из головного мозга оттягивалась, так как по мнению многих хирургов её изъятие могло привести к мгновенному кровоизлиянию и смерти.

Тем временем начала развиваться пневмония. А мы с матерью служили молебны у постели находящегося в коме Миши. На девятые сутки, наконец, было решено провести операцию, и длилась она больше семи часов.

Хотя Михаил был определен как самый тяжелый из всех, кто к нам поступил, и некоторые из наших врачей печально смотрели в будущее, произошло чудо.

Первым его лучом было то, что операция прошла успешно. За Мишу молились очень многие как в Украине, в приходских храмах и монастырях, так и на Святой Земле — кого смог, я всех обзвонил и попросил молитв.

Вторым лучиком чуда было то, что не сбылись прогнозы врачей, мол, Мишу после операции искусственно будут поддерживать в коме около месяца.

Миша открыл глаза, в которых читалось сознание, буквально через неделю после операции. Это было 8 марта — можно ли представить лучший подарок изрыдавшейся матери?

После причастия Миша начал ещё стремительней идти на поправку.

Перевод в больничную палату из реанимации был для всего персонала клиники праздником. Через некоторое время Миша начал говорить...

Все это мной и нашим приходом воспринималось как чудо. Он для нас стал настолько родным, что разговоры встречавшихся в храме прихожан начинались с вопросов и новостей о Мишином здоровье.

Весь Великий Пост прошел в переживаниях по этому поводу.  А кульминационный момент пришелся на Вербное воскресенье, когда во время Божественной литургии ко мне подошел мой сын и сказал, что в госпитальном храме вместе с нами молится Миша с мамой.

Чудо? Да, увидеть Михаила стоящим в храме в очереди к Чаше с Причастием после всего пережитого — это воспринималось как чудо, как нарушение всех печальных прогнозов.

Благодаря молитве, заботе и переживаниям прихожан Михаил был возвращен к жизни. Скептики скажут: «родился в рубахе». А для меня это чудо.

Крошечный, чудом уцелевший парфюмерный флакон ― свидетель истории человечества

— Как вы относитесь к свержению памятников?

— Я категорически против уничтожения любых материальных свидетелей исторического прошлого. Разрушение, уничтожение, порчу, демонтаж исторических памятников я безоговорочно маркирую как варварство, которое кроме как невежеством объяснить не могу.

Сфера моих научных интересов лежит в области библейской археологии. Неоднократно я и сам принимал участие в полевых раскопках.

Недели, месяцы, годы археологам приходится проводить в раскопках, чтобы хоть как-то восстановить жизнь предшествующих поколений. Вы бы видели, с каким трепетом изымаются из грунта артефакты, которые смогут рассказать о деталях быта древних людей.

Это может быть крошечный, чудом уцелевший парфюмерный флакон из византийского стекла, фрагменты керамики, склеив которые, мы получим форму кувшина, с которым в те далекие времена люди ходили к источнику...

Все для археолога представляет величайший интерес. И тем более памятники, даже тем историческим личностям, которые вошли в историю со знаком «минус».

Помню, с каким триумфом израильский археолог Эхуд Нецер в 2010 году заявил о своем открытии — обнаружен погребальный саркофаг царя Ирода Великого.

Личность этого монарха в христианской литературе определена как воплощение антихриста. При жизни его ненавидели, а раскрошенный молотом царский оссуарий говорил о ненависти подданных даже к его праху.

Но для ученого мира это была сенсация, ведь никто не надеялся обнаружить место последнего упокоения противоречивого монарха, свидетельства о котором сохранились лишь благодаря письменным хроникам Иосифа Флавия и краткому упоминанию в Евангелии.

Для мира библеистики это также было важным открытием.

Вспомните возмущение в мире ученых, когда в 2001 году радикальные талибы варварски взорвали в Бамианской долине Афганистана уникальные статуи Будды. Уничтожение исторических памятников — ничто иное как кощунство, святотатство и варварство перед историей человечества.

Журнал «НАПРАВО»