Протоиерей Александр Авдюгин: «Каждая овечка – это эксклюзив»

25 октября 2014

Замечательный пастырь, счастливый дедушка, популярный блогер, любимый писатель, радостный, веселый, остроумный человек. Священник Александр Авдюгин, настоятель храма-часовни святых Богоотец Иоакима и Анны в честь погибших шахтеров города Ровеньки Луганской области, недавно приезжал в Москву, чтобы принять участие в работе форума «Вера и слово».

– Отец Александр, что в Вашей жизни книга, слово, литература?

– Книга? Знаете, когда я слышу слово «книжка», то мне сразу вспоминается «скачет сито по полям, а корыто по лугам» – те стихи, которые мне читали в детстве. Всегда рядом со мной была книжка, и так до сегодняшнего дня, когда все в электронном виде печатают и читают.

Для меня книга есть то, чем я жил и живу. И священником сделала меня именно книга. Однажды на проселочной станции в Белгородской области я встретил «литературного священника». Он был одет в рясу, что было странно в те годы, но в руках он держал журнал «Новый мир». В то время «Новый мир» начал публиковать Солженицына и прочих авторов, имена которых в недавнем прошлом и произносить было опасно, не то что читать. А тут священник с популярным, «диссидентским» журналом! Для меня это было поразительно.

Познакомились мы с батюшкой, и я от него не отставал, спрашивал обо всем. Через некоторое время после нашего знакомства отвез меня этот священник в возрождающуюся Оптину пустынь.

– А можно ли говорить о связи времени и словесных форм? В древности была эпоха эпоса, богословской поэзии, потом – время поэмы, романа, пьесы. Появление интернета, блогов влияет на новые форматы литературы? Когда Вы начали писать, то думали о стилистической форме?

– Я вообще не собирался становиться писателем. Писал то, что мне нравилось, типа дневника личного. Именно эти зарисовки, рассказы и заметки, которые я выкладывал в ЖЖ и на православных форумах, стали основой первой книжки: «Приходские хроники».

Однажды их увидела и прочла Юлия Вознесенская и написала мне: «Отец Александр, это надо публиковать!» Она же отнесла тексты в издательство. Через какое-то время из издательства мне прислали файл, где практически все страницы были украшены красным цветом редактуры и исправлениями, многое было вычеркнуто. Я перепугался, думаю, что тут осталось, как это можно издавать? А оказывается, с текстом работала удивительная редактор – Дарья Болотина!

Когда вгляделся в исправленный текст, стало понятно, что она сохранила и мой стиль, и мою манеру письма. Планов в будущем заниматься литературной работой не было, но все как-то пошло-пошло, а потом стало необходимым, частью жизни.

Я, наверное, один из тех первых священников, которые в интернете начинали работать. В столицах такие инициативы понимали, а в провинциальных епархиях владыки относились к интернету вообще не очень хорошо, с настороженностью. Мало кто знал, что это такое, боялись. Слишком уж радикальное новшество, да и открытость обсуждений, споров и характеристик беспокойство вызывало. Некоторые священники, казалось бы, довольно образованные, не первый год служившие, узнав, что я пишу в интернете, отказывались от общения и совместной службы. И такое бывало!

Потом я понял, что все-таки интернет-публикации – это слишком клипово, невесомо: обсудили и забыли. Тогда я начал более серьезно работать над текстами, стал писать «по заданиям», то есть на те темы, которые интересовали появившиеся сайты и порталы православной тематики.

– Вам не кажется, что именно благодаря интернету так или иначе сформировалась и литературная форма нашего времени – короткий рассказ?

– По-моему, это зависит от того, кто пишет. Для меня вообще большие тексты тяжелы. Кажется, я не смогу их написать, хотя идея есть. Идея давным-давно бродит: взять и описать судьбы четырех-пяти человек, которых Господь привел к вере, привел в монастырь, показать тропинки к вере совершенно разных людей. Уже есть несколько сюжетных линий, судьбы знаемых мне людей, которые можно включить в такую повесть.

Часто монахов – да и священников – спрашивают: «Батюшка, как ты в Церковь попал?» Есть стандартный ответ: «Господь привел!», но у каждого ведь свой эксклюзив, своя история. Может, даст Бог разума, чтобы написать о том, как несколько человек оказались вместе в одном монастыре (или приходах рядом расположенных), как они пришли сюда.

Хочу соединить в одной точке совершенно разные пути. У каждого свой путь, а цель одна – Христос и спасение во Христе. Часто думают, что в монахи идут люди, у которых было тяжелое детство, разного рода материальные проблемы и так далее. Так и в категории бомжей, и на панель идут те, кто пережил «тяжелое» детство и был одолеваем бесконечными проблемами. Рассказать о перипетиях судеб нынешних священнослужителей, как мирских, так и монашествующих, было бы интересно.

Но все же «большая форма» – не моё. Хочется побыстрее добраться до развязки, чтобы была динамика, а еще желательна улыбка… Если вы читали мои рассказы и зарисовки, то, наверное, обратили внимание, что у меня там большая доля юмора.

Недавно, к Рождеству Богородицы, на «Правмире» был опубликован рассказ о рыжем мальчишке. Ситуация интересная и даже часто встречающаяся: пришел в храм молодой человек, по поведению которого сразу видно: будет провокационный вопрос. Стоял и ждал, пока служба закончится. Так и случилось. Спросил: «Почему вы говорите «Пресвятая Богородица, спаси нас», когда спасает только Христос?»

Пока собирался что-то отвечать, тут наша баба Нюра (дежурная по храму), говорит: «Когда гусь за тобой гонялся, за мальчишкой, ты прятался за бабушку свою?» – «Да, прятался!» – «Вот и мы сначала за Богородицу, потому что чувствуем себя недостойными, потом уже к Богу».

Пришла моя очередь обеспокоиться: «Откуда у вас, теть Нюр, такие изыски апологетические?» Она говорит: «Это же Колька рыжий, я его еще мальчишкой помню!»
В приходской жизни, в нормальном православии, а не в православии а-ля Фролов (есть у нас люди, которые православие понимают, как очень жесткую форму), остроумие всегда присутствует. Православие – вера добрая, вера удивительная по своей многогранности. В каждом человеке православие видит эксклюзив, уникальность. Почему Господь идет за одной овечкой? Потому что каждая овечка – это чудо, это эксклюзив.

У нас святых много не для того, чтобы показать огромное множество людей, пришедших к спасению. Их много для того, чтобы мы знали: у каждого из них была своя тропинка к Богу, свой неповторимый путь. Православных было и есть миллиарды, но будучи религиозным мировоззрением для всего этого великого множества, оно остается индивидуальным для каждого.

– А Вам не страшно было выходить в интернет? Ведь сразу появилось столько читателей, столько глаз, душ и сердец к Вам обращенных? У вас хватает душевных сил, чтобы отвечать всем этим людям, чувствовать их взгляд?

– Понимаете, я с сомнением отношусь к словам: «Я вышел в интернет, чтобы нести слово Божье людям». Опасно, когда человек берет на себя такую проповедническую миссионерскую задачу всемирного масштаба. У меня очень много друзей среди священников, работающих в интернете, да и сам я уже 12 или 13 лет веду блог. В большинстве случаев можно сказать, что интернет для каждого из священников проявляется двояко. Священник не только отдает себя, но и берет, причем берет очень прилично.

Например, мне намного проще сейчас готовиться к проповеди благодаря интернету. Я могу элементарно задать вопрос, просто взять и спросить у «своих», и подсказка будет. Нельзя жестко, категорично, не выслушав аргументов, доказывать ищущему, что истинная вера – это только православие, и никак иначе нельзя мыслить, половина читателей тебя забанит сразу!

 

Спорить можно, вести беседы можно, но навязывать веру ни в коем разе нельзя. Когда же ты своими текстами постоянно находишься в парадигме православия, когда ты христоцентричен, то это начинает людей интересовать. «Он во всем видит Бога. Это не так просто, знаете ли». Нужно быть выдержанным, четким, не бросаться в крайности, хотя, признаюсь, не очень это просто. Православие дает такую возможность. Принцип четкий – не суетись, выслушай и не нервничай.

Интернет открывает громадные возможности обсудить, выверить правильность и обоснованность аргументов. Исключением является полемика с теми, кто откровенным кощунством занимается, говорит и пишет грязные тексты. Тут нет альтернатив – в бан. Есть еще прекрасная возможность и особенность Интернета: можно о молитве попросить, а она, как известно, многое решает и определяет.

 – Да, читая Ваши рассказы, всегда хочется улыбнуться, порадоваться, посмеяться. Но, правда, у смеха, юмора есть противники, которые говорят, что Христос не смеялся.

– Я абсолютно уверен, что Он улыбался! Нельзя говорить о доброте, о любви и не улыбаться. Покажите-ка мне такого человека, который будет говорить о доброте и любви с кислым лицом! Как это Он не улыбался? Просто апостолам даже подчеркивать этого не надо было. Надо ли было писать «Идет улыбающийся Христос», когда Он – Любовь? Когда ты улыбаешься? Когда ты делаешь то, что думаешь. Когда внутреннее соединяется с внешним, когда ты любишь, тогда человек и улыбается. У Христа так было всегда. Конечно, Он улыбался.

 

– А сколько остроумия было в Его ответах фарисеям!

– Кто-то говорит об остроумии, а кто-то говорит о многогранности… До конца дней все будут думать и гадать, что Господь писал на земле? В каждом поколении будут появляться новые люди, которые станут предполагать, что именно Он тогда написал. Наверное, так и должно быть.

– Вы сказали, что у вас есть задумка о большой форме, но, насколько я понимаю, все Ваши рассказы – реальные истории о реальных людях.

– Я не хочу сказать, что нет художественного вымысла, но, конечно, основным мотивом любого рассказа являются реальные события, может быть, не всегда со мной произошедшие. Да, сейчас вокруг нас много горя, но, с другой стороны, не прекращаются удивительные события.

Так управилось, что я живу в месте, где нынче идет война. Много людей погибло, много осталось без дома, разруха везде, зима предстоит очень тяжелая. Но как-то приезжаю я в село, которое было обстреляно, разбито, почти все, жители оттуда уехали, только несколько бабушек осталось. Одна из них подходит и говорит: «О, отец Александр. Я бесяку видела живого!» Я говорю: «Как живого?»

Оказалось, вот в чем дело: самолет разбомбил кроличью ферму, где жили три страуса. Один «страус-сепаратист» погиб, а еще два остались живы. Бабуля сидела в подвале во время бомбежки, а как все затихло, выходит, смотрит – стоит такой здоровый бес, ноги и шея длинные-длинные с когтями и громадным клювом! И плакать, и смеяться хочется!

 

Страусы бегали по хутору неделю, мелкой живностью и овощами питались. Люди ведь, когда от обстрелов бежали, все сараи открыли, живность выпустили – кур, уток, цыплят, собак с цепей спустили. Вот страусы и хозяйничали. Слава Богу, поймали этих двух «бесов-сепаратистов».

Даже там, где слезы и горе, но где есть вера, всегда доброе останется, оно уже там заложено. Что бы ни случилось, какой бы трагической ситуация ни была, у православного человека все равно есть вполне реальная надежда.

– Как сохранить радость, доброту, когда тебе больно, когда гнев вскипает? Как сохранить мир душевный, когда вокруг война?

– То не было связи, сейчас нет воды, уже три месяца не платят зарплаты и пенсии. Бабушки наши все равно улыбаются. Они в храм Божий приходят – и здоровье, и силы прибавляются. У нас сейчас храмы полны! Раньше мы на службах столько людей не видели! Я уж не говорю, что все воюющие – хоть с одной стороны, хоть с другой – тоже в храм рвутся.

Сейчас в храмах много молящихся, но приходские финансы на «нуле», ведь у людей нет денег. Держимся на том, что приносят прихожане. Воистину от алтаря и питаемся. Люди из церкви всегда уходят с надеждой. Да и молимся: «О всех в междоусобной брани погибших» или «О всех в междоусобной брани пострадавших», мы не делим никого на «белых» и «красных».

 

У нас нынче меньше снарядов боятся, чем безобразия, которое творится повсюду. У людей очень много оружия появилось, причем у людей самых разных, от которых не знаешь, чего ожидать можно… Представьте такую ситуацию: садится человек в военной форме в такси, едет, потом спрашивает водителя: «Сколько?» – «50 гривен» – «У меня нет денег, на тебе две гранаты». И это реальность…

Переживая все это – обстрелы, разруху, идут люди в храм, и потому в них постоянно жива надежда. И мира просят у Господа, и говорят, что с Божьими силами они все переживут. И эта надежда приносит уверенность. Приходят благословение брать, исповедоваться, причаститься – и улыбка появляется, потому что есть вера и надежда.

– Сидя в Москве, мы смотрим, читаем репортажи с Украины – переживаем, возмущаемся, во многих нарастает ненависть. Каково же вам там? Что чувствуют люди, когда слышат гул самолета?.. Как тут мир сохранить?

– Во-первых, не надо верить тем, кто говорит, что это не страшно. Это страшно, жутко даже. Я думаю, что наш владыка, епископ Ровеньковский Пантелеимон, не обидится, если я расскажу…

У него как-то перестал работать интернет, а у меня еще работал – разные провайдеры. А ему надо было ехать на конференцию (недавно в Москве была конференция, посвященная семье, где он участвовал), необходимо было срочно проверить почту, подготовить доклад. Его секретарь привез его ко мне домой.

 

Он сидит у меня за компьютером, а мы с секретарем рядом беседуем. В это время слышим – летит. Потом взрывы – один, второй, третий. Захотелось куда-то в угол зажаться, от окна подальше, а владыка как сидел за компьютером с мышью в руке, так и сидит! Да, мы понимаем, что все может быть, что никто ни от чего не застрахован. А владыка, оказывается, еще и покрепче нашего верит, что не даст Господь просто так погибнуть. Вера – она надежду и силы прибавляет.

Часто спрашивают, чем помочь, как помочь? Самое главное – это молитва! Во-вторых, я знаю, что на Донбассе в громадном дефиците любые лекарства. У бабушек и дедушек нет пенсий. Помочь можно и молитвой, и помощью конкретной. На храм деньги передают, а батюшка уже знает всех своих – распределяет, кому что надо.

Возле автовокзала в Ростове-на-Дону есть хорошая «Донская аптека», так многие наши священники, кто туда добирается, ходят в эту аптеку, покупают самые простые, но необходимые лекарства и везут к себе на приход. Ты знаешь, что у кого болит, кто в чем нуждается, ты уверен, что свои не пойдут перепродавать на рынке.

 

Вот такая помощь нам на сегодняшний момент необходима. Тем более, скоро зима. Дед Алексей тут приходил…Есть у меня один прекрасный дедушка, я его уже лет двадцать знаю, прихожанин наш, пчеловод. Так он сказал, что пчелы в этом году очень сильно заклеили прополисом свои соты, значит, зима должна быть холодной. Он никогда еще не ошибался.

– А человек имеет право искать счастья в этой жизни? «В мире скорбны будете».

– А вы знаете, что такое счастье? Критерии счастья у всех абсолютно разные. Наверное, есть общее понятие, что счастье – это когда тебе не нужно врать, лукавить, когда то, что ты думаешь, ты и говоришь. Когда в тебе все симфонично. Когда человек достигает этого, то он счастлив. И православие дает такую возможность – достичь симфонии! Миряне часто говорят, что чувствуют счастье после литургии. Знаете, когда причастишься – летишь! Вот это одно из таких моментов, который тоже можно назвать счастьем. Для каждого понятие счастье – это сугубо личное.

 

– А для Вас?

– Для меня? У меня есть внучка, и мне нравится, как она мыслит в последнее время. Ей уже скоро 16 лет. Мне кажется, тут и моя какая-то доля есть, чуть-чуть смог научить ее жить не «клипово», а немножко размышлять, думать, соотносить. Не подумайте, она тоже и «Вконтакте» сидит, и бегает со своим «айфоном», но мне очень радостно, что я вижу ее то с хорошей книжкой, то она спрашивает, какой фильм серьезный сегодня посмотреть.

А я в интернете у друзей спрашиваю, чего ребенку предложить, так как ей «Интерны» вкупе с бессмысленными сериалами на ТНТ и прочих каналах, где смеются по команде, а думать вообще нельзя, ей надоели.

Печально то, что даже сейчас у меня «Айпад» в сумке. Раз за разом просматриваю новости, буквально каждые три-четыре часа. Даже симку билайновскую купил, чтобы здесь, в Москве, быть в курсе событий. Очень надеюсь, что это временное явление.

– Можно сказать, что это сейчас самое тяжелое время в Вашей жизни?

– Трудно сказать. Разные ситуации были! Мне тяжело сравнивать. Это совершенно разные вещи – когда весь народ терпит бедствие или твое личное горе. Ставить на весы это нельзя, просто разные категории. Твое личное переживание связано обычно с каким-то твоим личным грехом. Здесь все сразу… Понимаете, даже во время бедствия человек может чувствовать себя свободным и понимать, что он поступает правильно. И ему не будет тяжело.

 

– А есть какое-то время, которое бы Вам хотелось вернуть? Может быть, детство, может быть, свою церковную юность?

– Чем старше становишься, тем ярче становится твое детство, то время, когда у тебя с утра до вечера была целая вечность, а не как сегодня: между Пасхой и Троицей – мгновенье! Иногда то время хочется вернуть, еще раз пережить дни, когда каждое мгновение – открытие. Еще что хотел бы пережить? Жизнь в Оптиной пустыни, когда она только-только возрождалась, 1989–1990 годы.

– Как там тогда было?

– В Оптиной? Я тогда смотрел на монахов, как на людей не от мира сего. Когда меня пригласили в баню, я подумал: «Разве они тоже купаются?!» Монашество мне казалось недосягаемой высотой. Конечно, это понимание не изменилось, это, действительно, недосягаемо для многих, но сейчас это потрясение немного поубавилось.
Та Оптина была наполнена особенным духом, горячим желанием возродить обитель. Все молились и работали, поднимали все с нуля. Я помню прекрасно митрополита Евлогия, он тогда был архимандритом, он всех по именам знал – всех трудников, всех монахов, за каждого беспокоился. Это непередаваемо! Помню, идешь по тропинке, и кажется, что вот сейчас Гоголь встретится, или Федор Михайлович, или Толстой, и это не удивительно! Там тогда было такое ощущение соединения вневременного. Я не могу сказать, лучше там сейчас или нет. Но те времена начальные были особенными…

– В нищете проще быть или в богатстве?

– Монахи даже в нищете жили красиво. У них в кельях, даже при той нищете начальной, обязательно все было как-то не так, как у всех… Я не могу сказать, что нищета может дать только доброе отношение, отнюдь. Человек достоин того, чтобы не быть нищим. Он может обладать каким-то имением, если захочет. Нельзя сказать, что только в нищете личности особенные живут. Каждому свое. Это не страшное определение, это хорошее определение, которое говорит о том, что каждый волен распоряжаться своей жизнью. Сам волен, понимаете. Даже Бог тебя послушает, потому что это – твое решение.

 

– Как апостол Павел говорит: «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии»… Вы говорили о соединении внешнего и внутреннего, как Вам кажется, где эта точка баланса жизни христианина в этом мире?

– Протестантский вариант – чем больше молишься, тем лучше живешь – нам не подходит никак, да? Я видел прекрасного человека православного, который старается жить именно по законам православия, серьезно старается, его вполне устраивает обыкновенная еда, не нужны ему машины и прочее. Знаю таких же прекраснейших православных, обладающих неплохим состоянием, живущих в более чем в достаточных условиях.

Критерии соединения материального и духовного? Дела житейские, мирские не должны препятствовать молитве и пониманию, что материальное вторично. Чего греха таить, очень многие приходят, просят: «Батюшка, благослови дело начать! А вот тебе на храм». Поднялся он чуть-чуть выше с делом своим, денежка появилась, и путь к храму забыл.

 

Баланс жизни христианина каждый день подводится и целиком от уровня твоей веры зависит. Можно верить по воскресеньям, можно верить по воскресеньям и средам, а можно вообще верить всегда. Первые две возможности – религиозный практицизм вкупе с бездуховным реализмом, а вот последнее и есть православие. Даже тогда, когда восклицаешь «верую, Господи! помоги моему неверию» (Мар.9:24).

– На ваш взгляд, какие главные проблемы в жизни современных христиан?

– Сегодня в нашем христианстве, в русском христианстве самое тяжелое – это то, что мы мало говорим о традиции. Мы не передаем ее молодежи, не воспитываем их в традиции. Мы начали убирать Предание из православия. Церковному преданию уделяется очень мало внимания. Естественно, незнание истории приводит к катастрофе в душах молодежи.

У нас на Украине почему произошло это все? Потому что молодежь абсолютно не знает свою историю. За эти 23 года было воспитано поколение, которое просто не знает свое прошлое, оно приняло чужие принципы, чуждые идеи и четко научилась не уметь думать. Что вложили в молодую головку, то и есть истина, вкупе с целью и задачей.

 

Очень часто вообще с молодым поколением разговаривать трудно. Иные аргументы, факты и мировоззрения просто без исследования и обсуждений не принимаются. Началось все это с начала 90-х, когда стали забывать традиции…

– А до этого разве уделяли, в советские-то годы?

– Давайте не будем все критиковать, можно везде отыскивать сокровища, которые в любое время были. В конце концов, я в советское время познакомился с книгами Солженицына и прочих «диссидентствующих» писателей, хотя за чтение их давали «2+5»: два года отсидки и пять лет выселения.

Моя учительница первая по литературе, с удивительной советской фамилией Комиссарова, Марья Ивановна, привила мне любовь к классике, причем к той классике, которой иначе трактовалась в учебниках тех времен. Советское время, оно многогранным было, там были и плюсы, и минусы. Мы многое из того времени хорошего потеряли.

Началась потеря, знаете, с чего? Как сказал один из наших известных священников: «Скажите, у вас есть дома фотография прабабушки или прадедушки? У нас даже имена своих прабабушек и прадедушек не помнят!» Началось все с того, что мы начали забывать своих прабабушек и прадедушек. Молодежь перестала соблюдать традиции. И результат – вот эти наши политические, а теперь уже и военные действия, которые сейчас происходят.

На фестивале «Вера и слово», который вот уже в шестой раз сейчас проходил в Москве, мы как раз и говорили о том, как освещать эту нашу вековечную традицию, связанную с историей наших народов. Это обязательно нужно делать, иначе мы получим еще одно поколение выхолощенной молодежи с клиповым сознанием. Традиции – это то, чем мы живы, чем спасаемся.

Алиса Струкова
Фото: Ефим Эрихман
Источник

Приообрести книги протоиерея Александра Авдюгина