Игумения Даниила (Мясникова): «Духовник вам не нянька, нужно думать своей головой»

04 августа 2015

Ленинградская девушка-художница из советской неверующей семьи долго искала себя. Панки, хиппи, рок-музыка, туризм, даже экстрасенсорика… Сегодня она – игумения монастыря. А еще – иконописец, архитектор, строитель. О монашеской жизни и быте, вере «сквозь розовые очки» и многом другом мы беседуем с игуменией Даниилой (Мясниковой), настоятельницей монастыря в честь Албазинской иконы Божией Матери в Приамурье.

Обычный путь юной питерской девушки: рядовая советская семья, способности к рисованию, дальше художественное училище и отделение дизайна. Начались поиски смысла жизни – рок-музыка, движение хиппи, туризм, даже знаменитые питерские панки, и… православие.

Первые шаги в храме теперь матушка вспоминает с улыбкой. Ни интернета, ни хорошей литературы, страшно подойти к священнику. Главным информационным источником для новоначальных становились церковные бабушки, щедро снабжавшие неотёсанную молодёжь и необходимыми знаниями, и церковным фольклором. Игумения Даниила рассказывает, что отделить истину от суеверий было сложно, но «свечки ставить, креститься, исповедоваться и причащаться всё же как-то научилась».

Случайно узнав про институт духовных отцов, она стала искать такого человека и приход, который мог бы стать «своим». После поисков в храмах северной столицы, студентка-дизайнер попала в только что открывшуюся церковь святых мучениц Веры Надежды, Любови и матери их Софии, где настоятелем служил иеромонах Лукиан (ныне епископ Благовещенский и Тындинский Лукиан (Куценко).

Приходская жизнь показалась будущей монахине захватывающей. Постепенно сменились интересы, портреты рок-музыкантов были розданы друзьям, на стене появилась маленькая икона Спасителя. Именно благодаря отцу Лукиану девушка узнала, что в церкви можно быть не просто посетителем, а использовать свои умения для общего дела. Отец Лукиан часто встречал молодежь словами: «Чем вы занимаетесь? Вон в храме сколько работы!»

Девушке было близко сочетание веры и дела. Матушка Даниила рассказывает, что начиналось все с малого: «Оформляли храмовые грамоты для самого трудолюбивого прихожанина. Сами, как могли, чертили проект иконостаса. Своими руками во главе с настоятелем по ночам ремонтировали и расписывали свой храм».

Первые иконы для него писала художница-самоучка из Одессы, и за каждой из них приходилось специально ездить. Настоятель решил создать мастерскую: раздал рисующей православной молодежи фотографии икон и дал задание копировать. С трудом обучаясь новому делу, матушка Даниила не могла представить, что станет преподавателем церковной живописи за тысячи километров от родного Питера.

Потребовалось построить часовню на территории только восстанавливавшегося тогда Покрово-Тервенического монастыря. Сторонние архитекторы просили за проект существенные для общины деньги, и отец Лукиан, доверяя своим чадам, благословил попробовать этот проект нарисовать. Созданный за два дня проект, конечно, потребовал поправок во время строительства, но все получилось. Матушка стала осваивать и архитектурное дело.

За двадцать лет совместными усилиями двух человек без архитектурного образования появился комплекс Покрово-Тервенического женского монастыря.

Сегодня матушка Даниила – настоятельница монастыря в честь Албазинской иконы Божией Матери в Приамурье. Как и учил отец Лукиан, время она проводит в постоянных трудах. Доски, краски, уголь и все, что нужно для новой обители, она выбирает сама. А уединенная молитва, разве в монастырь идут не за ней?

Матушка игумения

Свой монастырь нужно построить

– Как случилось молодой, красивой, талантливой женщине оказаться в монастыре?

– Сначала искала смысл жизни, потом – форму этой жизни. Было два равнозначных пути: либо семья, либо монашество. Путь монашества был совсем непонятен, перед глазами не было ничего, что объяснило бы, что это такое, пока не началось знакомство с Владыкой, тогда ещё иеромонахом Лукианом.

Потом появились первые знакомые монахини, с которыми довелось очень часто и тесно общаться, все свободное время тогда посвящалось поездкам в обитель. И в какой-то момент я почувствовала, что это моё.

Я уже тогда понимала, что монахи – это не святые люди, они только пытаются таковыми стать. В монастыре со всеми человеческими слабостями гораздо теснее сталкиваешься, чем в обычной мирской жизни. Но привлек сам вкус этой жизни монашества, когда всё положено к ногам Спасителя. В какой-то момент я поняла, что хочу именно вот этого пути.

– Получается, путь в монастырь указал духовный наставник?

– Нормальный грамотный духовник никогда не будет давить на личность. Ее очень легко сломать, особенно у новоначального христианина. Люди обычно говорят, что берегут свою свободу и независимость. Но на самом деле они часто ищут, куда же эту свободу отдать и где бы найти ту няньку, которая тебе будет каждый шаг регламентировать: направо или налево, так или не так, холодильник купить или телевизор.

Поставление в игумении

– Перед монахом проблема выбора не стоит?

– Конечно, стоит. Увы, находясь и под обетом послушания, приходится думать своей головой. Я тоже начинала с разговоров о том, что должен быть духовный отец, который как скажет, так и надо сделать. Послушание понималось так: есть кто-то, кто за всё отвечает. А ты просто слепой исполнитель, во всём виновата нянька, я просто так, а вы меня ведите в Царствие Небесное!

Потом оказалось, что в Царствие Небесное надо самому шагать. Духовник может только помочь человеку с выбором, он может увидеть в человеке потенциального семьянина или одиночку, чей путь – это служить Христу в монашеском образе жизни.

– И вот тут духовник начинает указывать на этот единственный путь?

– Владыка Лукиан никогда не давил, он только не позволял сидеть на одном месте: «Ищите своё, не тратьте время попусту, идите вперёд». Вот это давление постоянно было и тогда, и сейчас, никогда не расслабишься. А дальше уже ты смотришь сам: чего ты хочешь.

Он давал примеры, постоянно рассказывал о людях, с которыми он по жизни сталкивался. Он же общался с духовными чадами святых, которые сейчас уже канонизированы православной Церковью.

– Что это за святые?

– Сейчас среди новомучеников канонизирован иерей Павел Гайдай. Его ближайшая духовная дочь, Параскева Захарченко, прошла с ним по всему жизненному пути. Совсем маленькой девочкой её отец привёл к иерею Павлу. Для отца Павла Параскева стала первой помощницей, она проехала за ним по всем ссылкам, была исповедницей, очень много пережила, а наш Владыка – её духовный сын. Он тоже когда-то мальчиком пришел к ней, его церковная жизнь начиналась с общения с этим человеком.

Второй его духовной наставницей была инокиня Леонида – духовная дочь жившего в 50-х годах ХХ века в Одессе блаженного старца Ивана Петровича Жуковского, который в наше время принял тяжелейший подвиг юродства. Сейчас готовится его канонизация.

– Вы родом из намоленных мест, где Православие прочно укоренилось до того, как его начали выкорчевывать большевики. Здесь заселение началось во второй половине XIX века, вера Христова не успела пустить глубокие корни. Каково оказаться здесь?

– Там, конечно, духовные корни очень мощные, но эти корни были обрублены гораздо раньше, чем началась революция. До того, как наступили времена безбожных гонений, истинно церковных людей было очень мало. В царской, ещё, казалось бы, православной России высшие слои общества уже были далеки от православия. Православие держалось на святых единицах, может быть, если бы их было больше, и революции бы не было.

В 90-х годах в Петербурге была ситуация точно такая же, как и здесь в Амурской области, мы практически вернулись на 20 лет назад. Корни, храмы, святыни автоматически не спасают. Конечно, когда дело касается праздничных богослужений, крестных ходов, свечек о здравии, упокоении, все прекрасно понимают, что это хорошо и нужно.

Но в повседневной жизни православие – это очень большой труд. Даже у, казалось бы, закоренелых православных христиан церковная жизнь порой идёт очень сложно, через колдобины, грехопадения, сомнения. На наше счастье, у Православной Церкви корни простираются много глубже, чем даже самые великие святыни. Она берет свое начало от Самого Христа, и имеет силу прорасти через любой «асфальт».

У Амурской земли есть своя неповторимая ценность. Да, православной традиции здесь гораздо меньше, чем на «западе» страны, но неиспорченности, неискушенности и первозданной чистоты – больше.

Покрово-Тервенический женский монастырь

– Веровать сквозь розовые очки – это как?

– Очень много людей хлынули в 90-х в православные храмы. Многие были не готовы к тому, что надо следовать за Христом. Подержали себя в жестких рамках: наркотики нельзя, курить нельзя, блудить нельзя, воровать нельзя, ругаться нельзя – это оказалось неудобным. Той же волной они хлынули обратно из храмов и ударились во все тяжкие. Прямо, как по Евангелию, одного беса изгнали, а семь обратно пришло.

По той же причине даже некоторые из тех, кто попытались взять на себя монашеский образ жизни, отпадали и доходили до безверия полного. В нашем крае этот процесс еще только начинается.

– То есть можно попробовать это предупредить, избежать ошибок? Но как отличить, где действительно церковная жизнь, и ты идёшь за Христом, а где ты всего лишь исполнитель ритуалов-обрядов, какой-то внешней составляющей?

– Все через это проходят. Это сложный долгий процесс. Я и люди, с которыми я жила в монастыре, – практически каждый первый ломался на эту тему. Правильно я иду или неправильно? А кто же мне подскажет истинное это или не истинное? А вот говорят, что сейчас уже старцев нет, значит, спасения не может быть? Рассказывают, что уже последние времена, нет ни монастырей настоящих, ни монахов.

Со временем понимаешь, что, видимо, каждого человека Господь приводит в этот мир сегодня и сейчас, в эпоху неповторимую, и ты поставлен в положение школьника, у которого нет возможности “списать свою контрольную работу” ни с XVI века, ни с IV, ни с I века, приходится сразу на чистовик. Ты можешь пользоваться этим материалом и опираться на него, но написать ты должен сам. И даже в монастыре, при обетах послушания, ты обязан думать своей головой и поступать самостоятельно.

Владыка, которого очень многие считают своим духовным отцом, никогда и никому не позволял пользоваться им, как нянькой. У него можно получить какие-то ответы на вопросы, но только на самые важные, глобальные. А так ты поставлен один на один перед обстоятельствами, ты сам должен решить, как правильно. Подсказка тебе: Евангелие знаешь, заповеди Божии знаешь, совесть у тебя есть, голова есть – решай сам.

– А что тогда вообще послушание? Вот в книжках написано: и тебя самого нет, и воли твоей нет. Как же тогда к Богу идти, если своей воли нет, но при этом ты должен сам?

– Недаром святые отцы говорили, что духовная работа – это наука наук. Это следование за заповедями Божиими, при этом послушание – один из инструментов для этого.

Духовная жизнь – умение стоять под тем единственным углом, под которым человек не падает. Упасть можно на все 360 градусов: направо, налево, вперёд и назад, а устоять возможно только под одним углом. Вот этот угол найти – задача каждого человека. Какую заповедь ни возьми, всегда есть и правая, и левая стороны для падения.

Святые отцы ломали головы над формулировкой послушания, они говорили, что это школа. Ты тренируешься слушать не свои принципы, не свои понятия о правильности, а учишься слышать голос духовника, вот этот голос со стороны. Наработка способности услышать другого помогает услышать Бога. Вот тогда Он тебе скажет, куда идти, и Он тебя направит. Ты становишься в рамки в монастыре, у тебя есть конкретный начальник.

В принципе, и у мирского человека тоже есть начальник: в семье, на работе, так что каждый человек сталкивается с этим послушанием, когда ты либо делаешь так, как ты считаешь правильным, либо как на самом деле оно правильно.

В мастерской

– В миру начальник бывает не прав, или бывает, мы так ощущаем. А в монастыре?

– Бывает.

– И как тогда слушать его?

– А на это есть инструкции Евангелия. Всякая поставленная власть – она от Бога. В семье глава жене – муж, прав он или не прав. Очень часто вроде как начальник не прав, но ты просто ради Бога его слушаешься, и вдруг потом жизнь поворачивается на 180 градусов, выясняется, что это единственное верное направление было.

А бывает, что ты слушаешься этого неправильного начальника, а назавтра смотришь и не понимаешь, зачем вообще этот сыр-бор был из-за ерунды. Пожертвовал ты какой-то ерундой, но зато сохранил мир. Тут тоже иерархия ценностей, неправота бывает разной.

– То есть неправ тот, кто не послушал?

– В истории Церкви бывали святители-еретики, настоятели монастырей бывали великими грешниками. Всякое бывало. Есть очень много ситуаций, через которые святые те же проходили. Зачем нужно читать жития святых? Это целый кладезь жизненного опыта.

Сколько преподобных в монастырях проходили гонения! Над ними издевалась своя же братия, издевался настоятель – немощный и грешный человек. Что-то ему не понравится в этом выскочке – вокруг нормальные люди, а он святой, понимаешь ли, постится не как все, молится не как все, чудеса тут совершает! А почему мы не можем? И начинаются напряженные отношения. И вот как святые выходили из этой ситуации? Они слушались безропотно, они шли буквально на смерть ради послушания.

– То есть от мирских противоречий в монастырь всё равно не убежишь? А отличие тогда в чём?

Монах – это потенциальная возможность более тесного контакта с Богом, когда ничего не мешает, когда ты не стоишь перед обязанностью общения с кем-то другим. Общение с людьми есть, но оно не доходит до каких-то сокровенных глубин, что неизбежно в супружестве. Какая бы ситуация в монастыре ни была, но вот эта глубина остается нетронутая.

– Вы сейчас игумения – это чудовищная нагрузка. Получается, что вас вырвали из естественного для монаха состояния «я и Бог». Вы вынуждены заниматься материальными делами больше, чем среднестатистический мирянин. Это разве монашество?

– Это тоже монашество. Монашество – это служение Христу в тех условиях, какие есть в наличии. Нормальная жизнь монастыря – когда у человека есть какой-то режим дня нормальный, человеческий, есть возможность не думать о каких-то бытовых проблемах: что ты будешь завтра есть, во что ты оденешься? Есть человек, который думает о том, чем накормить весь монастырь, есть человек, который думает, во что его одеть.

Чёткое разделение обязанностей позволяет без каких-то лишних мыслей заниматься собой и каким-то своим делом по монастырю. У монаха должен быть уголочек, в котором он может уединиться и просто побыть один на один с Богом, с ангелами, со святыми. Это идеал. Сейчас нужно сделать всё, чтобы такая возможность у людей способных к монашеству была.

Конечно, хочется уже сейчас жить в такой вот своеобразной теплице. Но как бы ты ни стремился – Господь всё равно ставит тебя на то место, где Он считает нужным. Я сейчас делаю то, что нужно: ношусь по городу, ищу, где купить цемент, где достать доски, краску, у кого выпросить уголь для кочегарки. Это моё сейчас послушание.

– Монахов мужского пола для такого неженского послушания не сыскалось?

– У нас женский монастырь и это наше хозяйство. Тут дело в другом. Какой бы образ жизни ты ни вёл, в какой-то момент ты понимаешь, что духовная жизнь не в тепличных условиях заключается, и вот это понять – тоже дар Божий.

Поначалу все считают, что монастырь – это, как мне одна женщина сказала, «растительная жизнь». Как коровки на лужайке пасутся безмятежно: травка зелёная, птички поют, так и монахи. Не сеют, не жнут, а Господь их кормит и одевает. На самом деле Он кормит и одевает, но ещё и заставляет работать. Постепенно начинаешь понимать, что монашеская жизнь и твоя келья находится в сердце. Понимаешь значение слов «Царство Божие внутри вас есть».

Почему святые, которые в начале ХХ века оказывались в концлагерях, на зоне, среди самых закоренелых зеков оставались святыми? Когда читаешь их письма из мест заключения, то поражаешься, какой внутренний мир, какой внутренний покой! Люди умудрялись видеть Бога в камере среди матерной ругани, грязи, среди издевательств и пыток. Они были с Богом. К счастью, наши сегодняшние задачи неизмеримо проще.

– Лично перед вами сейчас какая задача стоит?

– Лично передо мной – создать тепличные условия для наших матушек, для будущих монахинь, которые придут в наш монастырь.

– И как продвигается выполнение этой задачи?

– Есть уже два года жизни монастыря и 17 матушек. Главное, что удалось сделать в монастыре – храм открыть. С ноября 2014 года проходят постоянные богослужения, и монастырь зажил, монастырь задышал. Начались общие монашеские правила, Литургия. Начал зарождаться монашеский коллектив, монашеская семья, самое ценное, что есть в монастыре. Уже люди начали притираться друг к другу, обламывать все свои колючки. Уже есть костяк монастыря, который дальше сможет что-то подсказать новоприбывшим.

– Откуда берутся новоприбывшие? Для Амурской области монастырь – дело новое, до сих пор был только в Тынде где-то монастырь.

– Приходят точно так же, как во все века приходили. Люди не рождались монахами, они просто в какой-то момент встречали Бога в своей жизни, вдруг всем естеством понимали, что Бог есть, ты внутри Его мира находишься. Словами это не передать, человек просто понимал, что хочет быть с Ним и слушать Его.

– Вот кто-то прочтёт это и враз поймёт, что Бог внутри есть, и пойдёт слушать Его. Целая армия слушательниц вдруг нагрянет в ваш монастырь. Как отличать тех, кого действительно Бог привёл, от “коровок” на идиллической лужайке?

– Методом проб и ошибок. В свое время так рождался Покрово-Тервенический монастырь, с двух бабушек-пенсионерок, которые бросили всё нажитое честным трудом в городе и поехали за двадцатипятилетним иеромонахом в глушь, в развалившуюся деревню, на пустое место. Чтобы жить в каком-то сарае, воду на себе таскать, дрова колоть. Впроголодь жили.

А потом туда стали люди приходить. Бывало, оставались, до сих пор уже много лет счастливо живут. Бывало, не выдерживали ломки, когда монастырь оказывался совсем другим, не таким, как воображали, в фильмах смотрели, в книжке читали. Кто-то переболел жизненными болезнями и всё-таки остался в монастыре, а кто-то ушел, определившись со своими желаниями и создал в миру семью, что тоже неплохо. Конечно, кто-то уходил и более трагически, с конфликтом.

– Сколько монахов, послушников должно быть в вашем монастыре? Масштаб как-то планируется или он со временем сам собой определяется?

– Само получается. Есть года, когда очень многие люди идут в монастырь: буквально каждый месяц появляется новый крепкий кандидат. Потом этот поток прекращается. Пару лет никто не приходит, после затишья опять начинают. С чем это связано, непонятно, и сколько людей должно быть в монастыре – это как Бог даст.

– Как-то мирские сложности отражаются на статистике приливов людей в монастырь? К примеру, нынешний кризис?

– Господь вразумляет людей разными методами. Кого-то болезнью, кого-то экономическими трудностями. И трудности человек переносит по-разному. Кто-то ломается, кто-то встаёт на ноги.

– Уйти в монастырь – это сломаться или встать на ноги? В миру не смог и пошел туда, где кто-то проблемы поможет решить…

– Такие люди есть, но они обычно не задерживаются. Для монастыря нужно призвание. В монастыре подчас гораздо сложнее. В музыканты не уйдёшь, потому что был плохим физиком, нужен музыкальный слух.

– Чтобы иконы писать – тоже нужен талант, уже давно вам сказали, что у вас он есть, а тут какие-то доски добывать приходится. Не обидно время тратить на что-то не столь высокое? Не бывает мыслей: мне же Бог вот этот талант дал, почему же я за досками должна бегать?

– Доски – это тоже творческий процесс. А что делать? Хотелось бы, конечно, за мольбертом посидеть. Но ты понимаешь, что надо этот мольберт ещё где-то купить, на что-то купить, надо те же краски где-то найти, надо помещение как-то благоустроить. Всё равно кто-то должен это делать, а ты это сделаешь лучше, чем кто бы то ни было, потому что для себя это делаешь. Не вырастет монастырь сам собой. Хочешь в монастырь? Хочешь, чтобы он был самым лучшим? Кто его таким сделает? Я!

– Как выжить, пока вместо монастыря – пустое место? Как у вас получилось здесь продержаться первое время?

– На Божьей помощи и удивительных амурских жителях. Мы приехали: действительно, ничего не было. Устройство монастыря епархия на себя взвалила, и до сих пор мы в должниках у неё.

Женщина-благодетельница на свои средства старый разваливающийся рок-клуб в Благовещенске помогла превратить в церковь святых мучениц Веры, Надежды, Любови. Снаружи ждём ремонта, а внутри уже полноценный храм. Человек просто оторвал от себя и отдал Церкви. Другая женщина-прихожанка подарила свой автомобиль монастырю.

Стал собираться приход, стали приходить люди на богослужения. Помогли приобрести утварь, помогли отмыть храм после ремонта. Казалось бы, безвыходная ситуация, нет нужных средств: одна бабушка, другая, третья со своей копеечкой… Так и на машину угля накопили – ещё неделю отапливаем монастырь. Монастыри, храмы, они всегда всем миром строились.

– Как можно помощь такую оказать? Например, у человека отпуск, он хочет потрудиться.

– Люди созваниваются со мной, или связываются через наше подворье в Благовещенске. Сейчас мы имеем возможность принять несколько человек. Питание предоставляет монастырь. Пока принимаем только тех, кто готов трудиться. А в дальнейшем я хочу дать возможность людям просто вырваться из города, отдохнуть душой, погулять, помолиться, пожить в монастыре за какое-то посильное пожертвование.

Если ты принёс в храм даже три рубля, ты уже этот храм будешь считать своим. Люди не ценят то, что даётся даром. Когда с великим трудом – это получается самый любимый храм, самый любимый монастырь. Кто-то даже в Церковь приходит благодаря этому: пожалел матушек, которые замерзают, дал копейку, а потом оказалось это интересно, это жизнь.

Татьяна Белоусова