Владимир Легойда: Совершенно неправильные мысли о воспитании детей

Несколько месяцев назад, когда моей дочке Лизе исполнилось полтора года, к ней приходил доктор. Женщина-врач несколько раз спрашивала нас, умеет ли Лиза правильно собирать пирамидку — так, чтобы большие кольца были снизу, маленькие сверху. Вообще-то Лиза пару раз собрала пирамидку правильно, хотя обычно делает это вразнобой. Эта «пара раз» явно не устраивала детского доктора. Правда, увидев, что девочка в таком возрасте уже вполне осознанно разговаривает, различает право и лево и может (правда, пока с помощью папы) наизусть прочитать почти до конца «У Лукоморья дуб зеленый», врач несколько успокоилась, сказав нам, что в принципе ребенок развит нормально. И на том спасибо. Хотя мне, честно говоря, кажется, что Лизе просто... не очень интересно собирать пирамидку правильно. Ну скучно и все тут. Да и сам я на ее месте интересовался бы скорее не унылой линейной последовательностью, а тем, какие замысловатые конфигурации можно получить, складывая кольца «неправильно»...

Так и воспитание детей очень неохотно поддается алгоритмизации, в нем немало иррационального и не так много абсолютно универсальных правил. Наверное, меня поправят — и, может быть, справедливо — педагоги и детские психологи. Однако в ответ им можно, пожалуй, вспомнить критику воспитания знаменитого Бенджамина Спока и его личные проблемы, — а ведь его системе так доверяли женщины, в том числе и советские, последней трети ХХ века. Или привести примеры того, как, по собственным признаниям, не удерживался на педагогическом канате Антон Макаренко или проваливались в педагогическую пропасть его ученики, применяя в своей работе вроде бы те же методы, что и их великий учитель.

А вообще — возможно ли прописать досконально разработанную систему правил воспитания ребенка? — Где зона ответственности родителей, где — школы; до каких пор родители должны вмешиваться в развитие ребенка, а какую долю свободы предоставлять ему, в каком возрасте и в каких формах вводить ребенка во «взрослую» проблематику (как это ни странно, я имею в виду не в последнюю очередь материальные проблемы семьи) и т. д. Педагогических школ очень много — и все они разные. Одни утверждают, что все основное в ребенке формируется до пяти лет, другие говорят — до семи, третьи — вообще до двух. И если вы в этот период ребенка «упустили» — то поезд ушел, окончательно и бесповоротно... В том числе поэтому разнообразные педагогические системы и подходы кажутся мне в значительной степени условными. Я не о том, что они не нужны или бесполезны; совсем нет. Просто в отношениях родителей и детей велика доля иррационального, точно так же, как в отношениях мужчины и женщины (а если, к тому же, вспомнить тот факт, не слишком любезный сердцу педагога, что дети рождаются с определенной половой принадлежностью, а не обретают ее постепенно под чутким руководством старших...). Ни одна из педагогических систем не сможет дать конечного, совершенного, абсолютно надежного ответа на вопрос: как воспитывать ребенка. И попытка найти главный ответ лежит вовсе не в области педагогики и даже шире — не в области научного знания.

Это может прозвучать банально и слишком общó, но от этого истинность не изменится: нет лучшего советчика в воспитании детей, чем любовь. В уже давнее советское время одного специалиста по воспитанию детей коллеги спросили, в какую школу (ближнюю, продвинутую, специализированную) он отдает своего сынишку. Посмотрел он умными глазами и ответил: «В ту, где в первом классе учительница добрая». Ведь именно доброта, именно любовь помогают родителю (воспитателю) правильно чувствовать ребенка, а ребенку — чувствовать родителя. Удивительно точно это описал замечательный российский ученый Николай Тимофеев-Ресовский. О своем гимназическом учителе он говорил так: «Павел Викторович обладал замечательным свойством, нужным, собственно, всякому преподавателю: я был человек, так сказать, трудно поддающийся дисциплинированию, порядку и всяким приказам и наказам, но я не мог огорчить Павла Викторовича Терентьева» (курсив мой. — В. Л.). Ребенка надо воспитывать так, чтобы он не мог обидеть своего родителя или воспитателя. В сущности, именно такое чувство мы и называем страхом Божиим.

И действительно, когда мы говорим о страхе Божием, то не имеем в виду, что при мысли о Боге христианин должен дрожать как осиновый лист, прятать голову в кусты или покрываться холодным потом. Речь о другом: христианин должен ощущать постоянное присутствие Бога в своей жизни прежде всего как присутствие всеобъемлющей любви. Любви личной, живой, не абстрактной. Любви, которой просто невозможно не ответить: страшно подумать, в какую бездну я низвергнусь, если Ему не отвечу, если отвернусь.

А ведь дети изначально любят нас. Помните у Вересаева:
— Мама, ты меня любишь?
— Когда ты хороший мальчик, люблю, а когда плохой — нет.
Вздохнул.
— А я тебя всегда люблю.

К чему это обязывает нас, взрослых? У меня отцовский опыт пока небольшой, но я уже успел заметить, что два совершенно разных метода воспитания — например, шлепок или попытка словесного объяснения — с точки зрения результата могут оказаться одинаково действенными. Даже для совсем маленьких детей. Вопрос в том, какие последствия оставят в душе ребенка эти методы. С чем моя дочка будет жить, когда меня уже не будет? Мне кажется, что если, выстраивая отношения с детьми, мы будем исходить не только (и не в первую очередь) из результативности наших действий, то сможем находить правильные пути...

Иногда звучат слова о том, что родители должны оставлять детям больше свободы выбора — особенно в том, что касается выбора веры. Мне это кажется странным. Почему мы не должны говорить детям о том, что дорого нам самим? Один из авторов «Фомы» замечательно написал об этом: у нас нормальным считается рассказывать ребенку об истории древнего мира или о самолетах, если мы сами этим увлекаемся, но как только дело доходит до самого главного — до веры в Бога — тут мы должны осечься, дескать, «нет-нет, ребенок это должен выбирать сам». Почему сам? Почему бы ему самому тогда не выбирать себе еду, одежду и школу? Почему о пище телесной мы вправе иметь попечение, а о духовной — нет? По моим ощущениям, если родители отстаивают такую точку зрения, то это попытка уйти от ответственности... А если посторонние, так на то они и посторонние, чтобы судить смело, рубить наотмашь и ни за что не отвечать. Больно, когда в позиции посторонних оказываются специалисты по воспитанию.

www.foma.ru

www.donor.org.ua