Чудо происходит каждый день

Об Александре Петровиче Ломыкине сложно сказать в двух словах. Врач акушер-гинеколог, кандидат медицинских наук, заведующий отделением патологии беременности роддома № 6 г. Киева, чтец Свято-Троицкого Ионинского монастыря. Но масштаб его личности не измерить рангами и должностями. За день до нашего с ним интервью удалось побеседовать с другом Александра Петровича, священником, и обсудить, как говорится, нашего героя «за глаза». Более точную характеристику вряд ли можно услышать: «Александр Петрович — это ледокол, который постоянно ломает лед. Уверенно прожигает его силой своей веры, искренней молитвой. Этот человек влечет за собой целые караваны, там, где пройти вообще не реально, невозможно. Человек-решимость, я бы сказал. Очень редкий тип людей». 

- Начнем наш разговор с родителей. За талантливым человеком часто стоит родительский талант «отдавать», «дарить». Что Вам дали родители?

- Папа дал мне две вещи. Первая — любовь к Родине. У него написано немало стихов о нашей земле. Сам он родился под Курском, был физически очень сильным человеком. Воевал с 1943 года на Балтийском флоте. Служил на минометном катере, был ранен. 

Вторая — любовь к поэзии. Он закончил в Харькове литературный институт, уже будучи морским офицером, издал четыре книги поэзии, состоял в «Союзе писателей Украины».

Благодаря ему, я только что бежал, весь взмыленный, чтобы успеть до закрытия книжного магазина купить книгу о Наталье Долгоруковой, впоследствии схимонахини Нектарии, человека удивительной судьбы, немыслимой высоты духа. Вся её жизнь есть образчик высокой духовной поэзии. Она похоронена на территории Киево-Печерской Лавры.

Милостью Божьей, я читаю в Церкви и мой руководитель по чтению, архимандрит Спиридон, насельник Свято-Троицкого монастыря. Он сам по образованию певец, очень толковый, знающий. Прослушав меня, он сказал: «Если вы не пели до 25 лет, я не рекомендую вам вообще петь, а читать мы попробуем научиться». Его чтение на клиросе во время богослужения — это умилительнейшее песнопение. И для меня, собственно, Псалтырь, Евангелие — высочайшая поэзия, настоящая.

- А мама? 

От матери я унаследовал любовь к медицине, акушерству. Я с этим родился, изучая учебники по акушерству еще в утробе. Если бы не мама, я в акушерство не пошел бы точно. Подражая отцу (в идеале это надлежит делать каждому мальчику), я решил поступать на факультет журналистики. В приемной комиссии вдруг сказали, что мне не хватает двух выступлений на радио. Конечно, расстроился, но возраст уже был приличный, и я решил попробовать себя в медицине. Поступив в мединститут в 16 лет, в 22 года я уже получил красный диплом и должен был начинать акушерскую практику. Моей мечтой была хирургия, поскольку я был очень стеснительным мальчиком, поздно познавший, что такое поцелуй. И гинекология меня пугала.

Но мама, почему-то, невзирая ни на что, сказала: нет, ты пойдешь в акушерство, я тебе многое смогу подсказать. Не жалею, что доверился ее мнению. На себе испытал феномен служебной одежды: когда надеваешь белый халат, ты к женщине относишься абсолютно по-другому — как к объекту, который ты изучал, слушал на лекции. Халат надел и уже отвечаешь за тайну рождения нового человека в этот мир. 

Еще мама привила любовь к Богу. В советское время ей удавалось быть верующей и парторгом одновременно. 

- То есть, Вы с рождения в Церкви?

- Нет, далеко не с детства, позже, лет в 14 меня крестили, осознанный же приход был в 28 лет, когда я стал довольно опытным врачом.

- Что привело Вас в храм?

Развод с первой супругой, который я переживал очень тяжело, стал для меня серьезной травмой, я оказался не готовым к подобным жизненным испытаниям. Как-то меня осенило, что нужно идти на исповедь и тогда станет легче. Я пришел в Ильинскую церковь и меня встретил священник, у которого, как оказалось впоследствии, я крестился в 14 лет в Пуще-Водице. Отец Иоанн был хранителем шапочки святого Марка-гробокопателя, пока Лавра была закрыта. Он выслушал меня, рассказал, что со мной будет, кто будет моей второй женой, и где я буду работать. Все, что он сказал в утешение, сбылось. 

«Ильинка», как ее называют в народе, с того момента стала моим вторым домом. Я ежедневно приходил туда первый год жизни в церкви. Тогда я решил, что для меня задача номер один — оставить профессию гинеколога. 

- Почему?

- В институте я был отличником и все, что я делал, я должен был делать на пять с плюсом. И вдруг я осознал, что многого делать нельзя! Я же и в абортарии ходил, и на операции… А в акушерстве достаточно того, что категорически делать нельзя — ни аборты, ни взятки, обманывать нельзя.

В любой профессии есть соблазны и лазейки для совести, мимо которых пройти можно только благодаря Божьей благодати. Не скажу, что я был Ею осенен, поэтому очень категорично решил все бросить. 

- Вы в то время уже были акушером-гинекологом?

- Конечно. Более того, я учился за границей и заведовал отделением в роддоме. Я начал ездить по всему миру в паломнические поездки и просить всех, чтобы меня «освободили» от этой профессии. Поехал к своему святому, Александру Невскому. Умолял, чтобы дал силы распрощаться с профессией. А в ответ — тишина. Потом поехал на Соловки — опять тихо. Закончились мои мытарства просто — я встретил духовника. Он сказал, что с Богом ничего не страшно. Я отвечал: «Не могу утешиться!». И он дал мне очень дельный совет — простой, без всяких «суперправил»: «Успокоишься, если будешь крестить умирающих младенцев». 

Я принял его благословение как указание на свое «место» в той профессии, которую знал. С 1992 года уже почти 800 младенцев крещены. Помню, очень волновался первый раз — идут роды, младенец на руках умирает, волнуешься, переживаешь, как бы крещальную формулу не перепутать. Читал требник святителя Петра Могилы, где сказано, как крестить, если ножка родилась или ручка, как уродцев крестить или когда мозг отсутствует у младенца. Сегодня я уже «дока» на этом поприще и могу давать полноценные консультации. 

Особенным утешением стало понимание миссионерской подоплеки всего происходящего, потому что через несколько лет многие сотрудники переняли «крестильную» практику.

Вторым этапом моего воцерковления была встреча с наследием святителя Луки (Войно-Ясинецкого). Благодаря этому святому все мои сомнения закончились. Произошло это следующим образом. В 30 лет меня призвали в армию на переподготовку. Армия выглядела примерно так: Одесса, пляж, пивная, все гуляют. Я в общежитии крест повесил над входом в комнату и с неофитским пылом стал изучать православную Одессу. Выучил даже, какими дорожками рано утром, в полпятого верующие, по традиции, идут помолиться к Касперовской иконе Божией Матери, покровительнице Одессы. 

Пока все на гульках, я читал журналы, популярные во времена перестройки — «Новый мир», «Октябрь», «Нева». И мне попался очень хороший материал одного журналиста — «Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясинецкого». Читаю, и такое впечатление, что я беседую со святителем. Он мне рассказал все. Не надо бояться переливания крови, не надо бояться операций, не надо бояться «пластик». Я узнал, что он первый делал пластические операции, первый работал практически на всех органах, включая женские. То есть, я узнал объем оперативного вмешательства, которое можно делать гинекологу.

Он был ученый-пионер. Трудоспособность у святого была просто колоссальная —н писал диссертацию по региональной анестезии, изучал дополнительно французский язык и вскрывал трупы в огромном количестве, к тому же был художником. Главное, что я от него услышал — не делай аборты и все, успокойся. Узнал несколько случаев из его практики, когда ему предлагали делать аборты и каким образом он отказывал, как он это обосновывал. Я вернулся из Одессы заново рожденным.

 А в 1996 году промыслом Божьим я попал на прославление его в лике святых и сподобился быть рядом в тот момент, когда переносили гроб. После этого я со святителем Лукой неразлучен. Даже братство православных врачей, которое мы основали с коллегами впоследствии, было названо в его честь.

- Александр Петрович, неужели возможно верующему врачу игнорировать медицинскую систему и отказаться делать аборт?

- Все зависит от собственной боязни. В Псалтири есть слова «Тамо убояшася страха идеже не бе страх» (Пс.13:5). И когда внимательно читаешь этот текст, понимаешь — зачем бояться там, где нет страха? Ну, выгонят с работы… Хотя, сколько знаю моих коллег, у них не возникало проблем с руководством. Необходимо всего лишь проявить твердость: я не делаю аборты. Даже не говорить, по каким причинам. Вначале волнительно конечно, как к тебе отнесутся и тому подобное. Но потом привыкаешь, да и никто уже не предлагает.

Моя дочь учится в мединституте на 3-м курсе, периодически приглашаю ее на дежурства в роддом, чтобы она определилась, к чему у нее душа лежит. Сегодня я уверен — ее никто не заставит делать аборты. 

Если бы я писал пособие для молодых начинающих врачей, я бы обозначил для них главную дорогу жизни словами: «В своей твердости ты должен быть непреклонен». Бывают, конечно, моменты, когда человек проявляет слабость, но по слабости разве убивают?

Если совесть твоя неспокойна, если ты не можешь вечером прочитать молитву и спокойно заснуть, — значит, что-то надо менять. Но если будешь только на себя рассчитывать, не получится. Надо срочно говорить — Господи, дальше не могу, я без Тебя не могу. У меня не было такого случая, чтобы Господь не помог. Еще очень важно, когда рядом с тобой человек, который тебя поддерживает в вере. Для меня такой человек — мама.

- Можно много лет учиться и стать врачом. Все дело в науке и технике, или врач — это все же призвание?

- У меня есть друг, гомеопат, гений, немного чудаковатый. Но я поддерживаю его мнение, что существуют два вида врачей. Первый — у тебя родители врачи, тогда и ты врач. Второй — ты врач от Бога. От Бога я встречал единицы, все остальные, я глубоко убежден, последователи потомственной касты. Как, например, Евгений Николаевич Боткин, которого недавно Церковь причислила к лику святых. Болезнь Боткина названа в честь его отца, известного доктора. 

- А кто из людей мог бы служить для вас примером?

- Святитель Лука. У меня, правда, не получится ему подражать. Потому, что этот человек — одна сплошная воля, воля к служению Богу и Людям. Несмотря на его «падение», из-за которого он ослеп. Он потерял зрение, когда ему предложили — или ты будешь главврачом в Ташкенте, или возглавишь епископскую кафедру. За то, что он предпочел медицину, будучи уже в сане епископа — он слепнет. Знаете, что это такое — врачу не оперировать? Он до конца жизни оставался слепым, так и писал — это меня Господь вразумил за мои колебания…

Однажды, к нему пришли с проверкой. Решили подловить на ошибках в службе, прислали столичных знатоков литургики. Но придраться не к чему было. Они засобирались уходить и вдруг остолбенели — подождите, а он что, слепой? А как же он читал? Откуда он все это знал? Тринадцать лет ссылок, одиннадцать из них — каторги, почти в Заполярье. Он знал Евангелие наизусть, на нескольких языках. Проверяющие устыдились и больше его не трогали. 

А еще, он никогда не брал деньги, никогда. Непостижимо для тех, кто привязан к этой жизни. Как я.

- Но Вы же не прокормите троих детей на «голую» ставку?

- Однажды при родах умер ребенок, и я не знал почему. Даже если бы мне сейчас провести те роды заново, я провел бы их точно также. Очень переживал, места себе не находил, а отец ребенка говорит — я тебя посажу в тюрьму. Меня спас священник, мой друг. Он поговорил с этим мужчиной, но суть была в другом — он мне дал дружеский совет: взять себе за правило никогда не называть сумму за предоставляемые услуги врача.

Когда живешь в этой среде, все делают — и ты делаешь, условно, все пьют в баре — и ты пьешь. Причем, сами пациенты разворачиваются и уходят, если ты не называешь сумму. После того случая, я твердо решил — хоть душите меня, не буду называть никакие суммы. Отблагодарят, кто сколько может — и, слава Богу. Тот священник даже «волшебное» слово подсказал, как отвечать на вопросы «Почему?» — «По качану!». Видите, как все просто!

И начались в моей жизни чудеса — два-три человека вообще не в состоянии отблагодарить, следующий — компенсирует всех предыдущих и последующих. И начинаешь доверять свою жизнь и жизнь близких Промыслу Божьему.

К акушерству надо относиться не только как к профессии, а, в первую очередь, как к служению, тогда ты просто лопата в руках Божьих. Богу решать, как все произойдет и чем закончится. У меня даже впечатление, что наверху сидит «бухгалтер», который отсчитывает столько, сколько тебе надо. Я уже много лет живу, полностью доверяя Богу.

- Александр Петрович, во время родов в Ваших руках оказывается жизнь ребенка и матери, и решения надо принимать молниеносно. Страшно бывает?

- Конечно… Первое, что надо сделать — вздохнуть и не дать панике тобой завладеть. Более важна жизнь женщины, на самом деле. Бывают случаи, когда надо прооперировать женщину, спасая ее, но при этом умрет ребенок. А если ты сейчас пустишь ее в роды, неведом исход. Господи, что делать? И тогда Господь каким-то образом, чаще через коллег, подсказывает, что делать в трудные моменты. Любому врачу.

Иногда говорят — как хорошо иметь христианский роддом. Что значит христианский роддом? Христианам можно, а мусульманам нельзя?

Ты должен быть христианином прежде всего внутри, и тогда дом, где ты живешь, станет христианским. Я видел массу людей неверующих, совершающих очень нравственные поступки. Мой знакомый доктор никогда не говорит верующий он или нет, я до сих пор этого не знаю, но когда он оперирует — ангел-хранитель водит его рукой. Неверующий врач тоже орудие, та же лопата Божья. Думаете, она не такая, как остальные? Врачом назвался в тот момент, когда халат надел. Ты на службе.

Мне часто приходится сталкиваться с женщинами, которые говорят: «Ой, нет, он неверующий, я к нему не пойду!». Но почему? Если ты верующий человек, то приди к якобы неверующему человеку и молись за него. Да просветятся все вокруг тебя, и в том числе этот врач, и эта операционная, и все остальное. И потом — ты идешь лечиться к Главному врачу, Целителю нашему Иисусу Христу, а Он уже определит, кто и каким образом тебя прооперирует. 

- Но быть врачом-христианином легче, чем просто врачом?

- Для души легче. Во-первых, ты понимаешь смысл жизни, ты знаешь, зачем живешь. Главное — когда упал, подняться и потихоньку снова идти. Человек 700-ый раз приходит к Богу и говорит: «Господи, опять упал», разве Бог ответит: «До свидания»? Не скажет Он этого. Мать любит своего ребеночка, она ему предана до сумасшествия. У меня есть друг, который своей матери по «молодости» четыре пальца отрубил. Врачи прооперировали, пришили, а она простила и любит его дальше. Он, правда, образумился, святой жизнью теперь живет. А для Бога такая материнская любовь — норма. 

- Какие «инструменты», на Ваш взгляд, необходимо иметь верующему человеку в «тревожном чемоданчике»?

- Личность тогда развивается, когда в ее жизни есть место тишине. Тишину можно стяжать, если есть навык молитвы. Молитва выведет человека к священнику, к исповеди, к причастию, к благочестивой жизни. И общаться, желательно, надо с теми людьми, кто умеет молиться. Именно молиться, а не разговаривать на эту тему, причем молитва должна происходить не только посредством слов, а поведения, всего образа жизни. Я вижу по окружающим, что человек умеет. Может, я его никогда в Церкви не видел, но он так реагирует на окружение своим внешним поведением, как будто совершает какую-то тайну. Он научился жить в тишине…Ведь что такое — я хочу побыть сам с собой? Надо быть с Богом. Очень рекомендую вечером походить по Лавре, посмотреть, сколько стареньких монахов прогуливаются по своим маршрутам. Он идет — и с ним идет тишина. Любите тишину. 

- А что Вы считаете самым большим несчастьем в жизни?

- Конечно, потерять благодать. Быть отверженным Богом — хуже этого ничего не придумаешь, это конец, это ад, это страшно. 

- Как Вы считаете, ребенок, родившийся с патологией развития, это проклятье или благословение?

- Я не верю в проклятья от Бога. Любой ребенок — это благословение. Благословение родителям, чтобы они спаслись. Это тяжелая хирургическая операция, тяжелая процедура, но, видимо, по-другому, им не получится спастись. Я вижу, как вымаливают своих деток у Бога в отделении интенсивной терапии. Как только мама приходит к ребенку и становится рядом, она даже не знает слов молитвы, но от нее исходят волны, как от гомеопатического препарата. Волна любви намного действенней лекарств.

Я думаю, что бывают еще и проблемы самого рода. Раньше считали за честь, если в роду появлялся монах. А теперь все по-другому. Кто сегодня о нас молится?

- Александр Петрович, почему сегодня столько бесплодных пар?

- Беда с этим бесплодием, просто беда. Мой ответ — у нас мышление стало бесплодным. Раньше 10 детей было нормой. И высший свет не был исключением. Людовику XV, королю Франции, жена-красавица, которую он очень любил, за 10 лет родила 10 детей, а потом сказала, что двери моей спальни для вас закрыты, я больше не могу. У Диккенса тоже 10 детей было. У Натальи Гончаровой — семь. У последней императрицы — пять.

Никто не думал о контрацепции. Как можно предохраняться от сотворчества с Богом? 

Да, сегодня из худшего мы выбираем наименьшее зло. Существуют жизненные показатели, по которым беременность противопоказана. Да и требовать многодетности от каждой семьи невозможно. Но изначальное отношение должно быть таким. 

- Какие методы планирования или контрацепции Вы принимаете за «меньшее зло»? 

- К натуральному методу планирования я отношусь с большой натяжкой, из серии «и вашим, и нашим». Но это меньшее зло, конечно. А из не абортивных — презервативы. Все же лучше, чем супружеские измены.

Прием противозачаточных гормональных контрацептивов также приводит к бесплодию, только через поколение. 

- Александр Петрович, и напоследок: было ли в вашей практике чудо, которое глубоко впечатлило, потрясло?

- Родился ребенок в очень тяжелом состоянии, я принимал эти роды со щипцами, очень переживал за последствия. Когда я пришел в реанимацию, увидел, что кто-то поставил в кювез иконку святителя Спиридона Тримифунтского. На следующий день ребенку стало легче. Всех опросил, никто не знает, откуда она взялась, хотя родители верующие, но и они не приносили. Я рассказал это своей маме, а у нее накануне был похожий случай. Мама прооперировала женщину и, когда уходила домой, не наделась, что та доживет до утра. А ночью маме приснился Спиридон Тримифунтский. На следующий день приходит в онкологию, а пациентка больше не бредит, не температурит, встала. Мама спрашивает: что с вами случилось? Не знаю, какой-то старичок вечером приходил меня проведать. Два параллельных события запечатлились в моем сердце почти явным присутствием святого. А с этим ребенком, с девочкой, вообще чудо — она жива, здорова, несмотря на прогнозы педиатров.

Чудо происходит каждый день, мы просто не настроены на волну чуда, но оно происходит каждый день, я точно знаю.

Беседовала Виктория Могильная