Михаил Нестеров. Судьба, трагедия и аресты "Амазонки", а также других людей с картин великого художника

Лучшие полотна Михаила Нестерова: "Видение отроку Варфоломею", "На Руси", "Душа народа", "Труды Сергия Радонежского" - исполнены мистико-философского смысла. Это было художественным воплощением души русского человека с ее верой, с ее поисками, с возвышенностью и святостью. После 1917 года художник пришел к трагическому и страшному для себя выводу - его России, "великой, дорогой нам, родной и понятной" больше нет. "Она подменена в несколько месяцев. От ее умного, даровитого, гордого народа - осталось что-то фантастически-нелепое, варварское, грязное и низкое..."

Поменялся и стиль работ Нестерова - он стал писать преимущественно портреты, не за плату, а "чтобы не позабыть совсем свое ремесло". Впрочем, он и до революции порой обращался к жанру портрета, но считал это не только не основным, но даже не слишком важным для себя направлением. Портреты кисти Нестерова, тем не менее, пользовались исключительным успехом. Портрет дочери художника Ольги "Амазонка" стал, наверное, одним из самых знаменитых.

Ольга, лишившись матери и оставшись на попечение отца новорожденной малышкой, играла в его жизни особую роль. Не зная, как выхаживать грудных малышей, молодой вдовец сначала отвез девочку к своим родителям, которые полюбили внучку до безумия. Но отец очень скучал по Ольге, единственному напоминанию о любимой, рано ушедшей жене Машеньке, а поездки в Уфу с подарками и редкие встречи с дочерью ничего не решали. Как только Ольга немного подросла, он забрал ее к себе. Художник в то время работал в Киеве, расписывая Владимирский собор, а Оле надо было учиться. Выбирая между гимназией и институтом благородных девиц, Нестеров выбрал институт - ему хотелось дать дочери все самое лучшее. Ольга была болезненной, но училась хорошо, и ее форменное платьице часто украшали цветные банты, которые выдавались воспитанницам за успехи.

Нестеров вспоминал: "По праздникам я бывал у нее в институте на приемах, и она радостно появлялась в переполненном зале то с голубым, то с розовым бантом, а иногда и двумя — за успехи в языках французском и немецком. Начальница была очень заботлива к Олюшке. Иногда она болела, и тогда заботы начальницы к ней удваивались".

Каникулы Ольга проводила с отцом. Но вскоре случилось страшное - одна из воспитанниц после каникул занесла в институт скарлатину, и Ольга тяжело заболела. Сестра художника примчалась из Уфы, чтобы неотлучно дежурить у постели больной, но девочке становилось все хуже. Она металась в жару, болезнь дала осложнение на уши, на почки. Все ожидали скорой смерти несчастного ребенка... "Олюшка лежала с головы до ног забинтованная, как Лазарь в гробе. В моей девочке у меня оставалась последняя надежда на счастье, последнее воспоминание о Маше. Чего-чего я не передумал в те дни, недели,месяцы". Пять месяцев - с сентября по январь - дочь боролась за жизнь, постоянно находясь под угрозой смерти, и пять месяцев Нестеров сходил с ума от горя. Ольга, к его великой радости, с болезнью справилась.

Но в 1905 году на Ольгу, еще не достигшую двадцатилетия, вновь навалилась болезнь. В 1906 году ей сделали тяжелейшую операцию (трепанацию черепа), для чего пришлось обрить половину головы... Именно тогда Нестеров и стал работать над "Амазонкой", на которой Ольга предстала здоровой, изящной, красивой... Но ее лицо не похоже на наивную юную мордашку - эта девушка много страдала и заглянула в лицо смерти. И ярко-красная шапочка на ее голове своим кровавым цветом напоминает о страшных испытаниях, выпавших на ее долю. На картине "Святая Русь" с правой стороны можно увидеть больную девушку, которую поддерживают под руки две женщины (одна из них в монашеском одеянии). В них друзья узнали мать, сестру и дочь художника, выздоравливавшую Ольгу. Это было благодарностью Нестерова Богу за чудесное избавление дочери от смертельной опасности. Начатую в 1901 году картину художник завершил в 1906, тогда на ней и появилась эта узнаваемая группа.

Эту картину приняли не все. Лев Толстой с его сложным отношением к религии, отозвался о ней весьма ехидно и даже заявил, что Христос похож на "итальянского тенора". И вообще высказывался в том плане, что "Нестерова надо драть". Нестеров не держал на писателя обиды, ему удалось при личной встрече найти с Толстым общий язык. Толстой даже позволил художнику писать свой портрет.

В революционные годы Нестеров снова вернулся к портретной живописи. Возможно, ему хотелось запечатлеть "уходящую натуру", осколки мира, разрушавшегося на глазах. Так получилось, например, с двойным портретом "Философы" (1917 год), на котором изображены Павел Флоренский и Сергей Булгаков за какой-то неспешной, важной беседой. Пройдет немного времени, и Сергея Булгакова выкинут с родины на "философском пароходе", а Павла Флоренского, не только философа, но и блестящего инженера, математика, химика, естествоиспытателя, одного из разработчиков плана ГОЭЛРО, отправят в ГУЛАГ, где он пройдет свой крестный путь до страшного финала, когда в 1937 году "тройка" НКВД приговорит его к расстрелу.

Во время жизни в Сивцевом Вражке портретирование продолжало оставаться важнейшим делом Нестерова. В 1920-30-х годах он выполнил портреты, которые ныне входят в число его самых знаменитых работ. Среди них портрет философа, профессора Ивана Ильина "Мыслитель" (Ильин тоже был выслан из России на "философском пароходе" и завершил свою жизнь в эмиграции; только в наши дни его прах был торжественно перезахоронен в Москве), портреты художников братьев Кориных, единственных учеников Нестерова, Виктора Васнецова...

Работать над портретами Нестеров любил в гостях у тех, кого писал, либо на природе - во-первых, человека можно было изобразить в естественной для него обстановке, а во-вторых, дома, в страшной тесноте работать было просто-напросто неудобно. В Сивцевом Вражке у него не только не было мастерской, не было даже места для работы ("...Пишу около печки на расстоянии 2-3 аршин", - рассказывал Нестеров знакомым), не было средств, в том числе и материальных, для нормального существования.

У Ольги с мужем был маленький ребенок (девочка родилась в 1918 году), да и отец поселился у нее вместе с женой и четырьмя детьми, юношеского и подросткового возраста... Но семья жила дружно, гостеприимно (друзья вспоминали, что всех пришедших сразу приглашали к столу, даже если при послереволюционной скудости гостям можно было подать только чай с сухарями). Ольга пыталась материально поддерживать семью отца, но ее жалованье в Румянцевской (позже Ленинской) библиотеке было смехотворным - 2,5 советских червонца. Однако, несмотря на все неурядицы, проблемы и отсутствие мастерской, Нестеров много работал и дома, стараясь запечатлеть черты родных, знакомых и близких ему людей.

Круг близких людей Нестерова становился все уже - кто-то вынужденно отправился в эмиграцию, кто-то был арестован, кто-то "ликвидирован"... Судьбы многих пострадавших отзывались в сердце Нестерова большой болью. В 1920-х годах дважды арестовывали Владимира Воробьева, священника, настоятеля храма Николы Чудотворца в Плотниках. Нестеровы считались прихожанами этого старинного храма на углу Арбата и Плотникова переулка и арест своего духовника восприняли как большое личное горе.

Нестеров, сам еле сводивший концы с концами, оказывал материальную помощь священнику и отправлял ему в лагерь посылки. Но отец Владимир так и сгинул где-то в лагерях в 1940-е годы. А церковь в начале 1930-х, в период массового сноса церковных зданий, была уничтожена. В 1929 году беда коснулась уже и семьи художника. Первый муж его дочери Наташи, литературовед-пушкинист Михаил Дмитриевич Беляев был арестован. Ему грозил расстрел и только благодаря самоотверженным хлопотам и просьбам Нестерова его зятю удалось избежать гибели. Беляев отправился в лагеря.

Религиозная живопись Нестерова этого периода мало известна. Конечно, художник не отказался от любимой темы, но его произведения, связанные с православной тематикой, в советское время нельзя было экспонировать, и они осели где-то в частных собраниях и закрытых музеях, например, в коллекции Духовной Академии в Троице-Сергиевой Лавре.

Впервые за долгие годы Нестеров принял участие в выставке 1933 года под названием "Художники РСФСР за 15 лет" и только с портретной живописью. Через два года он стал участником еще одной выставки, приготовив к ней уже не только портреты, но шестнадцать картин. Сюжеты были довольно нейтральные ( "Пастушок", "У пруда" и др.).

Нестеров встретил теплый прием со стороны публики, но официальные критики с ним не церемонились. Газета "Правда" высказалась в том ключе, что если в СССР еще и остались очаги реакции, то они запечатлены на полотнах Нестерова...

Особенно раздражали всех нестеровские старцы - художник Виктор Васнецов, известные ученые... Действительно, немало портретов знаменитых ученых (среди которых выделяется портрет академика Павлова) было создано Нестеровым в эти годы. И портрет Павлова имел огромный успех на Всемирной выставке 1937 года в Париже.

1937 год оказался особенно страшным для Нестеровых. Был арестован еще один зять художника Виктор Шретер, муж Ольги. Видный юрист, профессор Московского университета, он был обвинен в шпионаже и через год расстрелян (стоит ли говорить, что в 1950-х годах его посмертно реабилитировали за отсутствием состава преступления). В 1938 году арестовали и Ольгу, уже немолодую и с ранней юности нездоровую женщину. И сам Нестеров был арестован, правда в тюрьме его продержали всего две недели, выбивая показания... Можно себе представить, что чувствовал 76-летний художник, когда его тащили в камеру и подвергали оскорблениям и допросам.

Жил художник по-прежнему в Сивцевом Вражке, в квартире расстрелянного зятя. Его близкие - жена и дочери - очень страдали из-за того, что к ним стали относиться как к родственникам "врагов народа" (а это было связано с повседневными унижениями и хамством), но сам Нестеров старался не обращать на это внимания. Мастер боролся за право сохранить верность своим идеалам, и не угодничать перед новой властью.Он отказался писать портрет Сталина, а до того - отказался от юбилейной выставки, так как на ней нельзя было выставить его самые важные работы, такие как "Душа народа" (Нестеров обращался к Сталину с просьбой экспонировать картину, но тот запретил). Арест Ольги принес такие мучения, от которых старый художник так и не смог оправиться. Нестеров стал тяжело болеть...

Начавшаяся война сломила его окончательно. И слишком позднее признание со стороны официальных властей его не радовало. В 1941 году Нестеров получил Сталинскую премию за портрет академика Павлова (хотя написан портрет был в 1935 году, за шесть лет до того). В том же году из лагеря выпустили Ольгу Михайловну. Вернулась она инвалидом, и уже не могла ходить без костылей.

Жизнь семьи в военное время была тяжелой. Скудные пайки, отсутствие тепла, бомбежки... Металлическая печка-буржуйка с трубой, тянущейся через всю комнату, согревала ее плохо. Больной художник уже не вставал, лежал в постели в шапочке, в перчатках, мерз и страдал - из-за собственного горя и горя своей страны. В 1942 году его не стало. Незадолго до смерти в связи с восьмидесятилетием он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и стал заслуженным деятелем искусств РСФСР. Поздно, слишком поздно признали его талант... Овдовевшая Наташа в 1945 году вышла замуж за сына близкого друга отца Булгакова Федора Сергеевича.

До конца своих дней художник был убеждён в том, что «Видение отроку Варфоломею» — самое лучшее его произведение. В старости лет художник любил повторять: «Жить буду не я. Жить будет «Отрок Варфоломей». Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он ещё будет что-то говорить людям — значит, он живой, значит, жив и я.»

Источник