Кормчая женского монашества Закарпатья. Об игумении Параскеве (Прокоп)

В Закарпатье издавна действовало немало православных монастырей. Согласно историческим источникам, все они были мужскими. Основательницей женского православного монашества следует считать игумению Параскеву (Прокоп), в схиме Нину. Игумения Параскева (в миру Юлиания Ивановна Прокоп) родилась 30 апреля 1896 года в селе Иза Хустского округа в Австро-Венгрии (ныне Хустский район Закарпатской области Украины). Ее отец, Иван Хвуст, рано умер. Мать девочки, Марфа Щербан, оставшись с двумя детьми, вышла замуж за Ивана Прокопа. Когда Юлиании исполнилось полгода, мать умерла. Чтобы воспитать дочь, отец вступил во второй брак с Марфой Курта, жительницей соседнего села. Во втором браке родилось четверо детей, две дочери вышли замуж, а младшая, Валентина, ушла в монастырь.

Детство Юлиании проходило в то время, когда жители села Иза открыто заявили о своем выходе из унии. Венгерское правительство жестоко преследовало православных, организуя против них судебные процессы[1]. Крестьяне тайно собирались, читали церковные книги, молились. Один из таких молитвенных домов был у дяди Юлиании Максима Прокопа[2]. Инок Алексий (Дехтерев) – впоследствии архиепископ Виленский и Литовский– так описывал детство будущей подвижницы: «У него была племянница, восьмилетняя Иулиания Прокоп, очень серьезная и развитая не по летам. В эти свои младенческие годы она уже чуждалась игр, все более уединяясь и раздумывая над суетностью человеческой жизни. Решительно все замечали особенность этого ребенка, не знавшего общего всему детству веселья. Однако нельзя было сказать, чтобы Иулиания была замкнута, угрюма, неприветлива и несловоохотлива. Наоборот, она была резва и ласкова, любила общество, труд и беседу; она уединялась только от игр и пустой болтовни, от пересудов и злословия, от всего грубого и легкомысленного» [3].

Однажды она спросила своего дядю:

– Можно ли жить так, чтобы никогда не выходить замуж?

И дядя ответил восьмилетней девочке:

– Конечно, можно. Так жили великомученицы Екатерина, Варвара и Параскева…

Помолчав немного, она опять приступила к дяде:

– Но откуда же мне знать, как жили эти мученицы? Ведь я еще маленькая и читать не умею. И еще раз дядя открыл ей страничку духовного познания. Он сказал:

– Нужно обратиться к Богу с молитвенной просьбой о вразумлении[4].

С того времени Юлиания стала регулярно посещать все молитвенные собрания, которые тайно проводились в селе. В душе она поставила себе цель стать монахиней.

В 1908 году девочка окончила шесть классов народной школы[5]. Вокруг нее начинает формироваться небольшая группа молодежи, стремившейся к молитве и монашеским обетам. К 1911 году девичья община насчитывала 12 человек. Существует мнение, что девушки пытались выехать в Россию для поступления в один из монастырей, но были возвращены домой пограничниками.

Изский Свято-Николаевский мужской монастырь. С. Карпутлаш. Фото: С. Смирнов

Сначала девушки собирались для молитвы у одного из крестьян, а потом решили построить себе молитвенный дом за пределами деревни. Участок под будущий женский монастырь в урочище Карпутлаш пожертвовал Петр Симулик. На том месте теперь расположен Николаевский мужской монастырь. Девушки собрали деньги и купили небольшой дом, который перевезли в названное урочище. «Душой этой группы была Иулиания Прокоп, которой в то время исполнилось всего лишь 15 лет. Она по-прежнему лелеяла мечту быть только монахиней и никем больше; под ее влиянием находились и ее подруги»[6].

Когда были возведены стены будущей обители, жандармы разрушили дом и запретили делать восстановительные работы. «Тогда неутомимые искательницы иноческого жития купили сарай на пустыре в густом кустарнике и, оборудовав его, поселились в нем и в течение года жили по правилам строгого монашеского общежительства»[7]. Однако жандармы узнали о существовании монашеской общины и схватили будущих монахинь. Игумения Параскева в 1934 году вспоминала: «В декабре 1912 года, ночью, когда мы все спали, вломились в нашу обитель шесть жандармов, не разрешили нам и одеться, но так, как мы встали с постели, попровадили нас в сельскую хижу, где сорвали с нас платье и толстыми бигарями били нас всю ночь. Плакали только некоторые, а большинство нас радовались, что нам приходится страдать за Иисуса и за русскую православную веру. Мы при побоях крестились и пели песню: “Иисусе мой прелюбезный”. Фамилии жандармов, которые нас мучили: Прикоп, Цавьер, Ковач, Фейер, а остальных двух не помню. Эти жандармы били, мучили нас и издевались над нами ужасно. На утро стены сельской хижи были обрызганы кровью. Днем жандармы водили нас, полуголых, босых, окровавленных, с растрепанными волосами, по улицам Изы, потом повели нас насилу к униатскому священнику Андрашу Азари, который нас “отцовскими” словами убеждал: “Вы страшно заблудились, ибо православна вера шизматицка, поганска, и вы в той вере пропадете”. Как бы униатский поп ни старался нас убеждать, все было напрасно, ибо мы решили жизнью пожертвовать за русское православное дело и уговорить нас нельзя было»[8].

На второй день девушек отпустили, но они снова отправились в молитвенный дом. Через три дня жандармы вновь наведались к ним, насельницы были схвачены, а строение разрушено. Чтобы заставить молодых подвижниц отступить от православной веры, жандармы «придумали им такое мучение, о каком читаем в страданиях 40 мучеников Севастийских: вогнали их зимой в реку и держали в ледяной воде»[9].

Осенью 1914 года Юлиания Прокоп с соратницами вновь была подвергнута жестоким пыткам и заключена на шесть недель в хустскую тюрьму. Когда русские войска заняли Сигот, венгры покинули Хуст. Игумения Параскева вспоминала: «Из Хуста мадьярское войско бежало, даже и тюремщики не остались въ Хусте. О нас трех[10] забыли и оставили нас одних; мы одну неделю не выходили из тюрьмы; за это время мы, не евши, не пивши, днем и ночью молили Господа, чтобы укрепил наш народ духом и силой бороться за православную веру. Нам удалось высвободиться из тюрьмы благодаря тюремщику, который вернулся в Хуст. Он очень сочувственно отнесся к нам»[11].

После отступления русских войск в Закарпатье снова вернулась венгерская администрация. В течение всего 1917 года Юлиания Прокоп и другие девушки должны были три раза в день отмечаться в сельской жандармерии. Заканчивалась война, Австро-Венгрия и ее союзники проигрывали. Венгры начали жестокий террор против всех, кто пытался каким-то образом противостоять их режиму. Важные воспоминания игумении Параскевы записал М. Упоринец: «На Крещение 1918 года, – рассказывала матушка игумения, – возвращаясь из казарм, увидела я Михаила Сомоша, который стоял около своего дома, и спросила его, не вернулся ли уже из тюрьмы Димитрий Кемень, которого дом был рядом с ним. Он мне ответил: еще нет. Вдруг слышу: хворост у плота трещит, и нараз к нам выскочили два жандармы, которые сховалися под плотом у Кеменя. Взяли нас с Михаилом и повели в казармы. Привели туда же и Михаила Симулика, у которого в то время был молитвенный дом. Тых двух побили и послали в сумасшедший дом, а меня зачали бить воловьей жилой с оловом на конце. Били по лицу и разбили в носу все косточки, а я все стою и молчу. Один жандарм говорит: “Молчишь! Подожди, змея, будешь ты у меня плакать!”… Повалил меня на пол. Я упала на бок. Он вскочил на меня обоими ногами, и я почувствовала, что в боку у меня что-то хрустнуло, и я застонала. “Ага, застонала!” Я опять молчу. Жандарм мне кричит: “Встань!” Я встала, молчу. Он выдернул саблю и ударил меня по голове. Рассек мне голову, и из раны полилась кровь. Все как бы закачалося вокруг меня, но я еще стою. Повели меня к студне и зачали лить на голову воду. Тут я перестала видеть и чувствовать и упала. Отнесли меня в пивницу и зарыли в песок, только голову оставили наверху. На три дня приставили ко мне сокачку, чтобы она следила по зеркалу, есть ли на нем от дыхания роса. На третий день хотели меня бросить в воду; вытягли из пивницы и стали смотреть: жива ли я еще.

Каким-то железом стали открывать мне рот и сломали зуб. Вот этот, – показала мне матушка, – еще и корень остался. От боли я как бы немного опамятовалася и, не глядя, ударила наотмашь рукой. Попала прямо в лицо тому жандарму, который мне сломал зуб. Так сильно тогда упала моя рука на него, что он потом целый месяц в больнице был. Тут из головы у меня снова полила кровь и залепила мне очи: я перестала видеть и чувствовать. Отнесли меня, но теперь уж не до пивницы, а оставили на кухне. Начали делать искусственное дыхание, давали чай с ромом, очи мои промыли: на утро я уж стала видеть. Водили меня по кухне: учили ходить, поддерживая под руки.

Мукачево. Справа - матушка Параскева

На пятый день положили меня на носилки и отнесли к нам во двор. Был вечер, темно, зима лютая. Положили меня во дворе около хаты и ушли. Никто не видел, как меня принесли. Отец мой был тогда под оборогом, где молился. Там мы сделали такое тайное место, где всегда молились. Отец меня очень любил и все время молился о моем спасении. Обещал, что, если я буду жива, он меня Богу отдаст. Кончил отец молиться и пошел до хаты. Когда увидел меня, подошел и спрашивает: “Ты, дочь?”

Понес он меня до хаты. А у нас там собрались тогда малые девчата 4–6 лет. Может быть, десять их было. Они все тоже молились за меня, чтобы Бог открыл, где я. Отец не хотел им меня показывать, потому что у меня все лицо было в крови, и они бы испугались. Он им сказал только: “Нашлась, слава Богу, Юлиана. Она есть хвора. Теперь идите спати и молитеся, чтобы Бог ее исцелил”.

Кровь из головы у меня все не унималася. Отец побежал к военному доктору и привел его. Доктор посмотрел и сказал, что буду жить только три часа, потому что кость на голове разрублена и повреждена мозговая оболочка. Отец и все наши начали со слезами молиться. Я тоже молилась. Три часа прошли, я все живу, и как бы лучше мне стало. Тогда тот доктор начал меня лечить. В носу все косточки разобрал и сложил все снова как нужно. Стала я выздоравливать, начала ходить. Через три недели иду по улице и встречаю жандармов. Один из них, тот самый, что мне саблей голову разрубил, спрашивает меня: “Это ты, Юлиана?” Отвечаю: “Я. Что вам нужно?” Он побежал к нам до хаты и удостоверился, что то действительно я. Жандармы думали, что я давно уже умерла, В хате у нас этот жандарм бросил на землю свое ружье и сказал: “Уже николи никого не буду бити. Вижу, что милость Божия с вами!”»[12].

После окончания Первой мировой войны Изу на некоторое время заняли румыны, а с сентября 1919 года здесь начали хозяйствовать чехи. Подкарпатская Русь вошла в юрисдикцию Сербской Православной Церкви. В конце 1922 года Юлиания Прокоп тяжело заболела, и потому было решено постричь ее в монашество. По благословению епископа Нишского и Карпаторусского Досифея (Васича) 10 марта 1923 года ее постриг иеромонах Амфилохий (Кеминь). После принятия монашества болезнь постепенно отступила. По словам архимандрита Василия (Пронина)[13], после пострига монахиня Параскева некоторое время провела в монастыре Жабки[14] в Бесарабии.

Липча. 1926 г.

Однако монахиня Параскева не оставляла мысли о создании женского монастыря в Закарпатье. От этой идеи епископ Досифей (Васич) ее сначала отговаривал. Он предлагал молодым подвижницам переселиться в Сербию, в монастырь Хопов. Примерно в это же время отец Пантелеимон (Кундря), служивший в селах Липча и Липецкая Поляна, нашел для монастыря подходящий участок. Это место находилось недалеко от села Липча и принадлежало вдове Степана Вакарова. Часть земли была подарена владельцами, а часть монахини приобрели за деньги. В 1924 году монахиня Параскева вместе с сестрами официально обратились к епископу Досифею с просьбой об учреждении монастыря[15]. Владыка поддержал стремление монахинь и дал согласие. В письме к игумену Амфилохию (Кеминю) он писал: «Я весьма радуюсь тому, что и карпаторусские сестры хотят жить жизнью, посвященною Господу Богу, и что я им помогу, насколько это буде возможно»[16].

Для приобретения опыта по организации монашеской общины монахини Параскева и Феврония поехали в Сербию. Из письма патриарха Сербского Димитрия к епископу Досифею узнаем, что две монахини были приняты в монастырь Кувеждин[17] на Фрушке-горе.

Сестры на послушании. Липча. 1933 г.

5 июня 1925 года состоялось освящение места под Липчанский монастырь. За один год построили церковь, два корпуса, кухню, трапезную, мастерскую[18]. 15 мая 1926 года владыка Досифей провел первое собрание монахинь, на котором Параскеву утвердили настоятельницей. В 1928 году монахиня начала работу над монастырским уставом, который в 1931 году подписал владыка. 28 декабря 1930 года епископ Иосиф (Цвиевич) возвел Параскеву в сан игумении [19]. В разное время под водительством игумении находилось до 112 насельниц[20].

Высоко оценивал значение Липчанского монастыря профессор Московской духовной академии И. Шабатин: «Липчанская обитель становится главным очагом строгого иноческого общежития, в котором неустанный труд на полях, в лесу, на фермах, в организованной трудами матушки Параскевы замечательной ковровой мастерской и других послушаниях сочетался с молитвенно-подвижническим образом жизни монахинь. Характернейшей особенностью Липчанского монастыря, как равно и “дочерних”, отпочковавшихся от него, женских обителей, на мой взгляд, является почти полное отсутствие носительниц особых подвигов (схимниц, молчальниц, затворниц и пр.), ибо игумения Параскева, являя собой пример высоких добродетелей, редко благословляла на такие подвиги, предпочитая добродетельную жизнь в общемонастырских условиях. Это духовное направление игумении Параскевы обусловило вторую характерную особенность Закарпатского женского монастыря – общий высокий уровень духовной жизни монашествующих»[21].

Мукачевский монастырь

В 1947 году Мукачевский монастырь на Чернечьей горе был возвращен православным. Епископ Нестор (Сидорук) перевел туда настоятельницей игумению Параскеву и часть сестер Липчанской обители[22]. Указом Патриарха Московского Алексия I игумения Параскева в апреле 1948 года была награждена крестом с украшениями. В первые годы руководства игумении Параскевы в Мукачево были проведены ремонтные работы монастырских зданий. Многолетний духовник монастыря архимандрит Василий (Пронин) писал: «В руководстве монастырем покойная игумения проявляла глубокую духовную опытность, постоянно исполняла клиросное послушание и всегда сама читала поучения сестрам на запричастном из творений святых отцов, аскетической литературы и из сочинений русских святителей. В монастырской трапезной, где матушка Параскева всегда принимала пищу вместе с монахинями, она часто беседовала о монашеской дисциплине, делала ясные и конкретные указания. С любовью принимала она поступавших в монастырь сестер, отдавая им свои монашеские одежды.

Хотя последние месяцы матушка была тяжело больна, она мужественно переносила недуг, соборовалась и неоднократно причащалась Святых Таин. В субботу 18 марта с. г. (1967 г. – Ю.Д.) она, преодолевая боль, была в последний раз в монастырской церкви, а когда ее уговаривали остаться в келье, она сказала: “Хочу в последний раз пойти в церковь и с сестрами причаститься”.

В келье постоянным чтением матушки игумении была Псалтирь Божией Матери. В последнее время она много вышивала для церкви и не переставала управлять монастырем. Но здоровье ее день ото дня заметно слабело. Она могла уже только сидеть в постели, мало спала, началось кислородное голодание. Утром во вторник 4 апреля, в 8 часов 30 минут, игумения отошла к вечной жизни в полном сознании и обладании духа. В это время все были в церкви на Часах, кроме двух монахинь, которые неотлучно были с умирающей. Перезвон монастырских колоколов возвестил о ее кончине. Все поспешили в келью, где были прочитаны полагающиеся каноны и отслужена панихида. Тело усопшей было перенесено в храм. Соборно отслужили парастас. Весть о кончине быстро разнеслась по городу, окрестностям, Закарпатью. Прибывавшие священники служили панихиды, а у открытого гроба днем и ночью читалась Псалтирь»[23].

Схиархимандрит Арсений (Зейкан) на могиле матушки Параскевы

Перед смертью игумения Параскева приняла великую схиму с именем Нина. Умерла она 4 апреля 1967 года. 6 апреля состоялось отпевание и погребение, которое возглавил архиепископ Мукачевско-Ужгородский Григорий (Закаляк) в сослужении 34 священников. В надгробном слове архиепископ Григорий, начав со слов заупокойного прокимна: «Блажен путь, в оньже идеши днесь, душе, яко уготовася тебе место упокоения», сказал: «Не на радость мы собрались сегодня в этом монастырском храме, дорогие во Христе братия и сестры. Мы прибыли к вам, чтобы отдать последний долг и вместе с вами церковною молитвою напутствовать в последнюю дорогу блаженнопочившую игумению Свято-Николаевской обители Параскеву. Великую утрату понесла сегодня ваша святая обитель. В достойной особе покойной игумении Параскевы уходит от нас навеки ревностная монахиня – игумения, которая всю свою жизнь, все свои силы, свою кипучую энергию, возвышенные порывы своей души посвятила ревностному служению Господу Богу, Пресвятой Богородице и Свято-Николаевской обители. Всеми трудами и подвигами своей многолетней жизни направляла она вас, дорогие сестры, к Богу, к небу, всегда представляла пред вашими очами высокие образы христианской праведности, указывала на вечное, сверхприродное назначение души, защищала вас от нравственного расслабления. Но вот окончилась многотрудная жизнь этой праведной монахини, и мы сегодня стоим возле ее гроба. Глубокая печаль по поводу разлуки охватывает наши сердца, и многие проливают слезы. И только твердая вера, что смерть – это переход в другую, сверхприродную жизнь с Богом, на небесах, утешает нас в этот скорбный час расставания. Итак, вознесем наши молитвы, чтобы легкой была родная земля новопреставленной игумении Параскеве. Аминь»[24].

Затем владыка зачитал телеграмму Святейшего Патриарха Алексия І: «Выражаем сердечное соболезнование сестрам Николаевской обители и всем, знавшим почтенную матушку игумению Параскеву, ныне в Бозе почившую. Да вселит Господь душу ее в селениях праведных. Исполнение обязанностей игумений возлагается на монахиню Афанасию (Богуряк). Патриарх Алексий».

После заупокойной ектении надгробнюе слово сказал иеромонах Иустин, отметив, какое горе принесла Карпатам кончина игумении, ибо она первая провела монашескую борозду и много потрудилась в обители, созданной на берегу реки Латорицы.

Духовник монастыря архимандрит Василий прочел собственноручно написанное игуменией «прощание»: «Игумения Параскева, грешная, прощаюсь со всеми… Всечестнейшие отцы, мои молитвенники, прошу вас прочитать сие на моем смутном похороне. Но не могу я с вами, как прежде, устами и гласом беседовати, яко бездыханна и безгласна есмь, но беседую моим сим убогим письмецом.

Храмина моего тела разрушилась и земли предается, по слову Господню: “Земля еси и в землю пойдеши” (Быт. 3: 19). Но чаю воскресения мертвых и желаю наследовать будущего века. Надежда и спасение мое Иисус Христос, Господь мой и Бог мой.

Отошла я от вас в путь дальний и шествую незнакомым мне путем, от временной жизни сей я отлучаюся, и уже друг друга мы не увидим, как прежде, когда говорили и делились сего мира скорбями. Но придет время второго пришествия Христова, там встретимся, где соберутся все от века скончавшиеся. О, сподоби, Господи, там встретиться»[25].

Похоронили игумению Параскеву на кладбище Николаевского монастыря в Мукачево.

***

[1] До 1919 г. Карпатская Русь входила в состав Венгрии (до 1918 г. – Австро-Венгрии).

[2] Максим Прокоп был привлечен к суду в ходе первого Мараморош-Сиготского процесса (1903–1904). Умер в 1907 г.

[3] Алексій (Дехтерев), инок. Сокровище неоцененное. Очерк православного девичьяго монастиря в Липше на Подкарпатской Руси. Ужгород, 1936. С. 5.

[4] Зуева А. Исповедница игумения Параскева (Прокоп), в схиме Нина // http://www.zaistinu.ru/articles?aid=1561.

[5] Василий (Пронин), архимандрит. Игумения Параскева // Журнал Московской Патриархии (далее – ЖМП). 1967. № 7. С. 18.

[6] Харлампов П. К истории православного монашества в Закарпатье // ЖМП. 1957. № 5. С. 63.

[7] Шабатин И. Памяти основательницы и кормчей закарпатского женского монашества // ЖМП. 1967. № 7. С. 22.

[8] Іосиф В. Живыя мощи // Русская земля. 1934. 7 іюня. С. 2–3.

[9] Бескидский. Изъ исторіи возстановленія православной веры в южно-карпатской Руси // Православный русскій календарь на 1930 г. Владимирова на Словенску, 1929. С. 58; Аристов Ф. Карпато-русскіе писатели. Т. 1. М., 1916. С. 136; Igumena Paraskeva (Prokop), v schime Nina // Hlas pravoslavi. 2005. № 6. С. 12.

[10] Имеются в виду Юлиания Прокоп, Анна Мадяр, Мария Щербан.

[11] Іосиф В. Живыя мощи. С. 3.

[12] Упоринец Н. Русская вера в Карпатах // http://www.ukrstor.com/ukrstor/uporinez_rusvera.htm

[13] Василий (Пронин), архимандрит. Игумения Параскева. С. 18.

[14] Жабский Вознесенский женский монастырь. Расположен в с. Жабки района Флорешт, Республика Молдова. Основан как пещерный мужской монастырь примерно в середине XVII в. Восстановлен в 1770 г. В 1916 г. монастырь преобразован в женский. В 1918 г. в монастыре проживало 208 насельниц. С 1918 по 1945 гг. находился в юрисдикции Румынской Православной Церкви. Действовал на протяжении всего советского периода. В 2008 г. в монастыре проживало 48 чел. (см.: Мелинти М., Содоль В., прот. Жабский монастырь // Православная энциклопедия // http://www.pravenc.ru/text/182181.html).

[15] Данилець Ю. Православний монастир Різдва Богородиці у селі Липча. Ужгород, 2005. С. 6.

[16] Там же. С. 69.

[17] Монастырь Кувеждин расположен на Фрушке-горе, в сербской провинции Воеводина. Основан в 1520 г. и уничтожен при турецком нашествии. Восстановлен монахами в 1-й пол. XVІІI в. В 1923 г. преобразован в женский. Во время Второй мировой войны разрушен. Восстановлен в 2009 г. (см.: http://www.sluzba.vojvodina.gov.rs/SEKRETARIJATI-V/web-APV-cinjenice/web-manastiri/KUVEZDIN.htm).

[18] Женский православный монастырь в с. Липча // Православная Карпатская Русь. 1929. 1 июня. С. 4.

[19] Аверкій (Таушев), архієпископ. Кончина игуменіи Параскевы // Православная Русь. 1967. № 10. С. 5.

[20] Державний архiв Закарптьскоï областi. Ф. Р–544. Оп. 3. Спр. 53. Арк. 17.

[21] Шабатин И. Памяти основательницы и кормчей закарпатского женского монашества. С. 24.

[22] Харлампов П. К истории православного монашества в Закарпатье. С. 65.

[23] Василий (Пронин), архимандрит. Игумения Параскева. С. 19.

[24] Там же.

[25] Там же.