Рождественские воспоминания

Я вижу лица. Судьбы. Семьи. Я вижу жизнь...

Я закрываю глаза. Сквозь темноту век просачивается теплый свет. Это свечи. Я стою в храме на обрыве реки. Из его окон видна другая страна. Это могучая река Дунай, другая страна — Румыния. Я нахожусь в монастыре на окраине маленького города. В храме, который знаю еще с советских времен, когда это был склад стройматериалов.

Этот монастырь — особенный для меня. И храм тоже особенный. Мой прадед с семьей работал на монастырской земле, выращивал овощи, моя бабушка провела здесь все свое детство. Монастырь был большим, с огромными угодьями. Сейчас в нем лишь 7 монахов.

В храме нет штукатурки — его только начали восстанавливать, и я вижу кирпичную кладку 19 века. Если закрою глаза, мне сразу вспоминается колыхание полиэтиленовых штор, которыми закрывали разбитые проемы дверей, и свежий ветерок от реки, который задувал свечи в мисочках с песком. Я вспоминаю, как из всего убранства храма стоял только алтарь, старый и изувеченный, а куполом было небо — светлое и высокое.

Сегодня я стою на ковре, за окном — темная ночь, в углу стоит красивая елка. На Рождественской службе достаточно людей для того, чтобы чувствовать себя в большой семье, но еще не в толпе. «Щедрик, щедрик, щедрівочка....» — доносится до меня пение маленьких прихожан. Всю службу они так мило спали вповалку на полу. И вот в три часа ночи я слышу детское— «щедлык, щедлык, щедливочка...»

Я выхожу из храма, морозный воздух пощипывает щеки, в моих руках подарок — настоятель сегодня каждому лично вручил подарки — и мое сердце наполняет щемящая радость — это моя Родина.

Я закрываю глаза. За столом собралась семья — маленькая ветвь большого рода. Его сравнивают с виноградной лозой — так много разветвлений и молодых веточек в этом роду. За Рождественским столом я вижу прабабушек и бабушек, дедов и отцов, детей и внуков. Я — одна из самых молодых веточек лозы. У меня — одиннадцать двоюродных братьев и четверо сестер.

«Щедрик, щедрик, щедрівочка....» — поет Вероника. Она правнучка, внучка, дочка. Их церковный хор вот уже пол года как распался — нет руководителя, в маленьком городе мало активистов. Сегодня Вероника поет перед нами, а завтра на Литургии впервые соберет хор вновь — уже под своим руководством.

Напротив меня сидит молодая женщина. Этот год был тяжелым для нее — второй год после страшной катастрофы, паралича, операций и борьбы за свою полноценную жизнь. Многие из блюд за этим столом приготовила она. Я с удовольствием ем ее домашние пельмени.

Справа от меня сидит плотный мужчина с волевым лицом. Когда заговаривают о море (а в этом крае все говорят о море)- он редко говорит. Хотя после 40 лет плаваний ему, наверне, есть что сказать. Единственный вопрос, на который он отвечает — вопрос младшего брата — что ты чувствуешь, когда ведешь судно в шторм? Только после этого вопроса я начинаю осознавать всю силу отвественности капитана.

Я внимательно смотрю на лица и вижу, как удивительно мы все похожи. Могу предугадать, как с годами изменится мое собственное лицо — примеры изменений сидят напротив меня. И я радуюсь тому, что все эти люди, эти судьбы — моя Родина.

Я закрываю глаза. "Мамика!«- слышу издалека. Я в маленьком молдавском селе в глубине Бессарабского края. «Мамика» — мамочка, «бакуцу» — папочка. Так до сих пор обращаются к своим 80летним родителям их давно повзрослевшие дети. По правде говоря, я не очень хотела ехать в это забытое место, но благодарна судьбе за полезный урок.

Сегодня я в семье простого сельского врача. Каждый час раздается звонок, и он тихо встает из-за стола. Второй день Рождества, и я немного начинаю понимать, как это — быть простым сельским врачом. Старушка мать сокрушается, что вот, мол, есть официальный терапевт в селе, а мой сын здесь — лишь педиатр. Ну почему все эти люди звонят именно нам? Страшная бедность вокруг убеждает меня, что доктор ни копейки не берет за свою работу — беден он сам, бедны его соседи. Из медикаментов — минимум возможных лекарств, ближайшая скорая помощь — в сорока километрах. Сегодня он диагностировал микроинсульт, хотя жалобы были на вывих ноги, и я узнаю, что доктору звонят потому, что все его диагнозы, поставленные без оборудования и анализов, всегда подтверждаются. И только самые близкие из нас знают, что все не зря в этом мире. Настоятель монастыря в свое время сказал послушнику идти в мир и лечить людей.

Доктор до сих пор не женился. По вечерам он моет посуду и готовит еду, помогая матери, днем — с улыбкой и теплым словом (об этом тоже знают все люди) помогает больным. Об этом докторе наврядли узнает «общественность», и ему никогда не поставят памятник. Но мое сердце радуется, видя этот тихий пример искренней любви. Я выучила урок.

В эти Рождественские дни я вижу много лиц. Много судеб и семей. Мне кажется, я начинаю видеть настоящую жизнь...

Ольга Романчук