Где я был восемь лет

ИСПОВЕДЬ ДОНЧАНИНА, КОТОРЫЙ РАЗОЧАРОВАЛСЯ В «РУССКОМ МИРЕ»

Война отрезвляет. Летящая в твой район вражеская ракета может заставить за секунду пересмотреть взгляды на жизнь. До 24 февраля 2022 года часть украинцев верила в возможность добрососедских отношений с Россией. Сейчас эта возможность на долгие годы под большим вопросом.

Радикальная смена взглядов произошла сегодня у многих, а у дончанина Владимира она случилась ещё раньше. Войну в 2014 году он встретил убеждённым монархистом и консерватором. Симпатизировал России, жалел, что Майдан не разогнали силовым путём, и сочувствовал сепаратистским настроениям в Крыму. Но когда «русский мир» пожаловал к нему домой, стало понятно, что идеология и реальность — это разные вещи. 

С тех пор и по сей день Владимир (в целях безопасности мы не раскрываем его фамилию) — проукраински настроенный либерал. Проект #ДавайтеОбсуждать попросил Володю откровенно рассказать о том, что он видел своими глазами и что привело его к переосмыслению жизни.

Я родился и жил в Донецке до 30 лет, вплоть до 2016 года. Работал по профессии: инженером-электронщиком. В Донецке же и встретил известные события, которые получили название “русская весна”. Семья моих родителей — что-то среднее между рабочей и интеллигентской. Родители у меня оба химики-биологи, мама по сей день работает врачом-лаборантом. Отца куда только не носило — например, у него была своя компьютерная фирма. И в органах ему довелось поработать. Папы, к сожалению, не стало в 2011 году. 

Юность родителей пришлась на перестройку. К советской власти они относились с большой долей скепсиса. Сейчас же в Донецке идёт известного рода идеологическая обработка, и маму начало кренить в сторону любви к Советскому Союзу. Родители мне никаких идеологических взглядов специально не прививали. Папа вообще считал, что монархия себя изжила, и Октябрьская революция — это закономерный шаг в логике развития исторических событий. Но наш регион расположен к консервативным настроениям. Донецк всегда был ментально близко к России, в том числе к советской её эпохе. Может, потому что до революции он был небольшим рабочим поселком Юзовкой, а развитие получил именно при Союзе. 

Учась в школе, я не чувствовал враждебности к украинской культуре, литературе, языку. У нас всё это изучалось с первого класса. Но с самого детства я мыслю и изъясняюсь на русском языке. Я долго считал Россию и Украину братскими народами, едва ли не одним народом. Я, конечно, никогда не был против Украины как таковой — но был за дружеский союз с Россией. 

В юности, если ты уважаешь какую-то личность в плане творческом, то часто она становится твоим проводником и в плане мировоззрения. Для меня такой личностью был Константин Кинчев. Через его песни и интервью я в 15 лет пришёл в православие. Но, помимо этого, Кинчев отличается русофильскими политическими взглядами и монархическими убеждениями. Я перенял и это. К тому же, в начале двухтысячных в православной среде доминировал консерватизм. Считалось, что демократия — от лукавого. На самом деле, православие дает большую свободу мышления, свободу поиска. Но это я намного позже понял. Те мои убеждения яро разделяла и девушка, с которой я тогда встречался. Так что всю юность я придерживался фундаментализма и был убеждён в великой роли России в мире. Будто бы Россия, как это часто можно услышать, — последний бастион православия, в отличие от Запада с его якобы ложным христианством. Мне казалось, что многие мыслящие люди в моем регионе поддерживают и обязаны поддерживать такие настроения.  

* * *

К Майдану я отнесся резко негативно. Да и нам, дончанам, его своеобразно преподносили. Я помню, как накручивали людей. Я же читал известных пророссийских блогеров, и эти люди писали открытым текстом, что Донбассу нужно вооружаться, потому что к власти в Киеве приходят “правосеки”, чья цель — перерезать всех русских. Я видел на пророссийских телеканалах специально подобранные кадры с Майдана, с радикальными группировками, которые размахивали бандеровскими флагами. А бандеровцы всегда в Донецке воспринимались настороженно: как русофобы, которые только и ждут возможности дорваться до власти и расправиться над несогласными. Сейчас я считаю, что такая убежденность была иррациональной. 

Так называемое “присоединение” Крыма к России я тоже поддержал, потому что считал, что пророссийская часть Украины должна быть там. Да, у меня были откровенно сепаратистские взгляды. Такие настроения во многом диктовались и “регионалами” — и сейчас понятно, что во многом искусственно, ради разжигания противостояния между электоратом Ющенко и избирателями Януковича. Но опять же, я считал, что риторика “Партии регионов” правильная. 

Сейчас я не считаю, что сепаратизм — это хорошо. Он приводит к кровопролитию. Я не хочу видеть Донбасс в составе РФ. Но раньше… Когда я в 2014 году увидел репортажи с донецкой площади Ленина, где стояла масса людей с украинскими флагами, то подумал: “Что это за ренегаты, чушь какую-то несут, весь же Донецк за Россию, не может быть, чтобы было иначе!” Но так радикально мыслящих людей, как я, оказалось меньшинство. И выяснилось, что мышление, как у меня, — это удел маргиналов. Тех самых, которые участвовали в создании политической жизни в так называемой “ДНР”.  

Нельзя сказать, что поводов для резкой реакции на Майдан в Донецке вообще не было. Отмена закона о региональных языках, который вроде как должен был снижать градус напряжённости в обществе, в насквозь русскоязычном Донецке была воспринята как плевок в лицо. Другое дело, что языковая проблема как таковая раздувалась всё теми же «регионалами». 

Потом уже каждое новое громкое событие по инерции воспринималось у нас в штыки. Для многих одесская трагедия 2 мая стала переломным моментом, после которого исчезли сомнения, идти ли на пресловутый “референдум”. Информация о событиях в стране, опять-таки, до Донецка доходила в выгодном для сепаратистов ракурсе. Так что в “референдуме” мои земляки начали видеть возможность отгородиться от творящегося в государстве. Но фактического разрыва мало кто хотел. 

Сейчас мало кто помнит, что обещано было провести два “референдума”. Первый — о независимости так называемой “ДНР”, а второй, через неделю — о существовании её в качестве независимого государства, либо же вхождении в состав Украины как автономной республики. Немало людей шло голосовать с расчётом именно на второй вариант. Но эту тему потом быстро свернули, после первого голосования объявив, что народ Донбасса однозначно высказался о своей дальнейшей судьбе. То есть людей просто обманули.

У многих сторонников так называемой “республики” были тогда наивные, даже инфантильные ожидания, что мы молниеносно получим поддержку со стороны России, завяжутся какие-то экономические процессы, механизмы. Хотели, чтобы “республика” сразу начала оживать. Быстро стало понятно, что так не будет. И что ни Донбасс без остальной Украины, ни Украина без Донбасса не могут существовать в полной мере. Нарушив эту связь, не выиграл никто.

Донецк. 2022 год

Когда в Славянске засели боевики во главе со Стрелковым, я совсем напрягся. Пелена с моих глаз спадала постепенно, но нескольких недель хватило, чтобы понять, что агрессор в данной ситуации вовсе не Киев. Начало приходить понимание, что это как-то неправильно, когда из соседней страны приходят и разжигают здесь войну. Всё слишком далеко зашло. И тогда я задумался: а зачем вообще это всё надо? Жили нормально, в своей стране. Мнения насчёт евроинтеграции разделились? Ну ничего, договорились бы между собой — украинцы всегда между собой умели договариваться. А тут получилось, что в конфликт двух украинских сторон вмешалась третья сила, которая усиленно этот конфликт разжигает. Это Россия. 

Была надежда, если честно, что Стрелков из Славянска просто не выйдет живым. А в Донецке все между собой договорятся, круги на воде улягутся, и Украина вернется к мирной жизни. Но не получилось. Когда Стрелков прибыл в Донецк — помню, напряжение висело в воздухе, его можно было буквально потрогать. Тогда весь город понял, что всё, это уже кирдык. А Стрелков ведь как раз весь из себя “благочестивый белогвардеец” монархических убеждений. И для меня это была последняя капля. Вот вам и методы “православного монархиста”! Я понял, насколько это все страшно, какую большую кровь это может пролить, и открестился от старых взглядов.

А в середине июля 2014 года мы в Донецке ещё больше убедились, что нам тут не нужна Россия с ее методами. Я помню один из первых обстрелов Донецка “Градами” — обстреляли район “Амстора” на Магистральной. А потом спустя буквально день появилось видео в интернете, как на перекрестке возле Ясиноватского поста ГАИ стоит “Град” и стреляет в сторону Донецка. Дончане хорошо знают этот перекресток. И сомнений в том, чей это был “Град”, нет. Украинских сил тогда там не было. Всё это укрепило в антироссийской позиции. 

Мы с друзьями стали ждать, что Донецк будет освобождаться украинскими силами. Было страшно, ведь это и обстрелы тоже. Мы понимали, что придется сидеть в укрытиях, и не понятно, доживем ли мы до освобождения. Но я уже ждал его. А в августе 2014 года территория так называемой “ДНР” внезапно расширилась, и ни о каком освобождении Донецка уже речи не шло. 

В Донецке процветали мародерство и грабежи. Была атмосфера постоянной опасности, люди с оружием отбирали у людей машины средь бела дня. Я очень устал от идеологической накачки, взаимной ненависти и агрессии. И понял: то, что произошло в Донецке, то, как стала выглядеть жизнь – это далеко не то, чего мы ожидали. Донецк опустел, едва ли не вымер. По ощущениям, жизнь ушла из нашего города. Все стало похожим на постапокалипсис. Помню, как однажды мы встречали Новый год, и местным вооруженным силам пришла в голову одна идея. В общем, с последним ударом курантов мы услышали одномоментные залпы артиллерийских орудий, которые стреляли и в городе, и за городом. Это у них были такие “праздничные салюты”. Настроение новогоднее пропало моментально. Не помню, в каком это точно было году. Но ощущения от этого я помню хорошо. 

Публично декларировать проукраинские взгляды стало буквально опасно для жизни. Разве что в кругу друзей. Нам было очень жаль, что с нормальной страной, которая спокойно жила, такое произошло. Войны никто не хотел, конечно же. Мы были очень злы на Россию. Но мы в Донецке с 2014 года знаем такое выражение как “попасть на подвал”. Подвалы — это пыточная силовых структур так называемой “ДНР”, в которую ты попадешь, если тебя заподозрят в проукраинских взглядах. Но тем не менее, вся моя семья оставалась в Донецке, и я не видел для себя возможности их оставить, а самому уехать. 

Переехать сподвигло то, что я начал общаться со своей будущей женой, а она родом из Мариуполя. О том, чтобы забрать ее в Донецк, не было и речи, потому что я не хотел, чтобы она ночью просыпалась от залпов орудий. Я очень не хотел, чтобы она когда-нибудь вообще это испытала и в этой атмосфере ей пришлось жить.

Я раз в две недели приезжал в Мариуполь к ней, начиная с весны 2015 года. И погружался в абсолютно спокойную жизнь, без комендантского часа, когда можно гулять по улице допоздна, можно видеть спокойных, улыбающихся людей, активный трафик, оживлённые улицы. В Донецке в мирные времена, конечно, жизнь кипела. Но по сравнению с Донецком военного времени жизнь кипела как раз в Мариуполе. Был разительный контраст. Было ощущение свободы, которого не было в Донецке.

Весной 2016 года я переехал в Мариуполь и той же осенью женился на своей любимой. 

Мариуполь расцветал, в то время как в Донецке развитие остановилось. Даже началась деградация и в чём-то даже откатывание к уровню 90-х. А в Мариуполе радовали такие, казалось бы, простые вещи как международная почта, курьерские службы, работающие банки и банкоматы, нормальная мобильная связь. Мариуполь за последние годы превратился в современный город с развитой сферой услуг, туда привлекались инвестиции, там реализовывались инновационные проекты по градоустройству. Мариуполь стал передовым в плане внедрения цифровых сервисов, вплоть до оплаты проезда и обращения в полицию через смартфон. Улицы облагораживались, реконструировались парки, реставрировались старые здания. 

В последние годы это был уже не промышленный центр с серыми улицами, а место, активно обретающее своё лицо. В городе стали частыми праздничные мероприятия, такие как ярмарки возле Драмтеатра и на площади Свободы, фестивали уличной еды, всевозможные культурные события — чего стоит только многодневный музыкальный фестиваль “MRPL City” на Песчанке, который проводился последние несколько лет. Вообще, город сделал гигантский скачок в развитии. В нём мы с женой и сыном жили до марта 2022 года. Свой микрорайон Восточный мы очень любили и считали для себя самым уютным. Сегодня он полностью разрушен.

* * *

Раньше, когда я читал тексты российских оппозиционеров, то считал, что их пишут проплаченные госдепом «враги народа». А потом стал это всё перечитывать и обнаружил, что люди пишут грамотные, вменяемые вещи: о свободной экономике, о правах человека, которые должны соблюдаться в любой нормальной стране. Так я стал симпатизировать либералам.  

Либерализм сейчас некоторые силы ругают, но на самом ведь деле он восходит к свободе мышления, мировоззрения, что православию никак не противоречит. Лет 10 назад я считал, что людей нужно держать в узде. Но сейчас вижу, что христианские ценности невозможно отстаивать тоталитарными методами. Да и украинцев нельзя держать в ежовых рукавицах. Мы этого органически не перевариваем. Думаю, социал-демократия нам бы вполне подошла. 

Если человек — христианин и при этом придерживается консервативных позиций, то да, можно прийти к мнению, что Донбасс восстал якобы против проведения гей-парадов. Но мир не чёрно-белый, и так упрощать, как мне кажется, неправильно. 

В традиционном консервативном обществе считается, что инакомыслящих нужно отлавливать, бить и перевоспитывать. Где за этим всем христианство? Кто сказал, что так делать — правильно? Тот, Кто предложил безгрешному первому бросить камень, говорил совершенно о другом. 

Христианство не имеет отношения ни к государственным границам, ни к какому-то конкретному политическому строю. Если человеку, чтобы верить в Бога, нужно быть монархистом, консерватором, либералом или кем-то ещё, то это уже не совсем про веру. 

Сегодня Владимир, его супруга и их трёхлетний сын — беженцы. Когда мы говорили с Володей, они с семьёй обустраивали новую жизнь в одном из сёл безопасной части Украины, куда выехали из Мариуполя в марте 2022 года. 

На фото: Донецк, 2022 год/unsplash.com

Ирина Гринюк, жкрнал "Отрок"

Друзі! Ми вирішили не здаватися)

Внаслідок війни в Україні «ОТРОК.ua» у друкованому вигляді поки що призупиняє свій вихід, однак ми започаткували новий незалежний журналістський проєкт #ДавайтеОбсуждать.
Цікаві гості, гострі запитання, ексклюзивні тексти: ви вже можете читати ці матеріали у спеціальному розділі на нашому сайті.
І ми виходитимемо й надалі — якщо ви нас підтримаєте!

Картка Приватбанка: 5168 7520 0354 6804 (Комінко Ю.М.)

Також ви можете купити журнал або допомогти донатами.

Разом переможемо!