Мы, зрячие, так не можем

Иеромонах Мелитон (Присада) — настоятель храма Явления Божией Матери преподобному Сергию Радонежскому Сергиево-Посадского детского дома слепоглухих, директор благотворительного фонда имени преподобного Сергия Радонежского.

Мы беседуем с отцом Мелитоном о том, чему можно научиться у детей-инвалидов? Есть ли у них в дальнейшем шанс адаптироваться ко взрослой жизни в «большом мире»? Отчего у него самого периодически возникает чувство бессилия?..

Во время интервью к настоятелю то и дело подбегают эти самые дети — обычные мальчишки, чувствующие себя в храме, как дома — или под благословение, или получить поручение, чтобы затем с серьезной важностью начать выполнять его, либо просто о чем-то спросить батюшку. Фрагменты будничной жизни, помогающие мне понять внутреннюю правду того, о чем идет разговор...

— Когда произошла Ваша первая встреча с «другими» детьми?

— Прямо первой встречи вспомнить не могу: в педагогическом у нас была практика, на последних курсах я работал в направлении коррекционной педагогики, занимался с детьми лечебной физкультурой. Да, еще учась в институте, преподавал в воскресной школе, там тоже встречались очень разные дети...

Я не помню, чтобы при общении с такими, как вы сказали, «другими детьми», у меня были какие- то особенные переживания, чтобы что-то меня как-то умиляло или, наоборот, отторгало. Я самого начала воспринимал их абсолютно естественно, как и всех остальных людей.

Потом, когда только поступал в семинарию, один из студентов, узнав о моей светской специальности, привел меня в детский дом слепоглухих. И так получилось, что после окончания я был направлен именно в этот детский дом настоятелем храма.

— Ваша светская специальность, полученная в педагогическом институте (педагог-дефектолог, психолог) помогает в сегодняшнем служении?

— Думаю, что помогает, особенно, конечно, в общении с детьми. На самом деле тот багаж знаний, который я получил в педагогическом ВУЗе, привел меня в семинарию. Занятие психологией, дефектологией открыли для меня одно представление о человеке, и одновременно породили множество других вопросов. А вот ответы на эти вопросы эта наука уже дать не могла. Чтобы найти эти ответы, я и стал учиться в семинарии. Здесь уже речь шла о чем- то другом, что есть в человеке. На самом деле совокупность светского и духовного образований дает некую целостную картину мира, его внешних и внутренних составляющих.

— Лично Вам что-то дает общение детьми из детского дома?

— Очень много! Общаясь с этими детьми, я стал более глубоко и остро ощущать их особенность и инаковость.

— То есть инаковость все-таки есть?

— На самом деле мы все — разные. Но их разность от нас — она другая, не такая, как между людьми без «ограниченных физических возможностей».

Как мы встречаем друг друга как? По внешнему, «по одежке». Для них это внешнее не важно, так же не важны наши «надетые» дежурные вежливые улыбки, наши лицемерие и лукавство, когда мы хотим друг перед другом выглядеть лучше. Они проходят сквозь эту фальшь, не замечая ее, и сразу и воспринимают человека таким, каков он есть внутри.

Вот мы, зрячие, так не можем. Я пытаюсь учиться у них смотреть на людей подобным образом. Но это тяжело — преодолеть толстый слой наносного, внешнего, окружающего каждого из нас, и сразу пробраться к внутреннему, настоящему человеку.

Конкретный ответ

— Случается, что дети спрашивают: «Почему Господь так со мной поступил?»

— Некоторые — спрашивают. Но вот как отвечать на вопрос, на который не знаешь ответа? Очень сложно постигнуть промысл Божий о конкретном человеке. Пытаюсь донести до ребенка, что всему в мире имеется предназначение, свое назначение: человеку быть человеком, собаке — собакой, птице — летать, на стуле — сидеть, за столом — есть или писать, ногами — ходить, руками что-то делать. Точно также как Господь устроил окружающий мир, устроил человека.

И все, что Он дает человеку, оказывается на самом деле для него благом. Так ребенок, который слепой, глухой и немой, может двигаться к Богу как спринтер-спортсмен. А мы, внешне благополучные и здоровые, катимся от Бога, не используем свои дары, чтобы приближаться к Господу. Думаю, что быть инвалидом по каким-то физическим недостаткам далеко не так страшно, как стать инвалидом совести, инвалидом духа.

— Но ведь даже взрослому человеку часто трудно по-настоящему принять ответ «таков помысл Божий», а детям — тем более сложно понять неконкретные объяснения.

— Для маленьких детей как раз такие абстрактные ответы являются конкретными. И если на вопрос «почему?», он слышит от взрослого уверенное «потому что», он принимает этот ответ (конечно, здесь важен и вопрос доверия ко взрослому). Ведь ребенок постигает мир не столько логикой, сколько эмоционально. Это уже с более старшим ребенком можно говорить языком логики. Но зачастую логика отстает от веры. Даже у взрослого человека.

— Службы, в которых принимают участие слепоглухие дети, производят какое-то особое, запоминающиеся впечатление...

— Вместе со священником молитвы повторяют сурдопереводчики, для слепоглухих — тактильно, из рук в руки. Причем в адаптированном, доступном для понимания детей виде, очень конкретно, емко и сжато.

— Адаптированный перевод церковных служб не помешал бы и многим зрячим.

— Конечно! В этом смысле нашим детям повезло. Они имеют возможность понимать службу и участвовать в ней даже лучше и глубже, чем простой прихожанин, который просто пришел и хлопает ушами, ничего не понимая.

За стенами детского дома

— Вы окормляете и другие детские учреждения Сергиево-Посадского района, в том числе детские дома для умственно отсталых детей, коррекционный детский дом. Понятно, что и там, и в детском доме для слепоглухих, есть дети, с которыми в домашней обстановке не справиться.

— Да, некоторые дети (особенно это касается психических заболеваний) могут находиться только под медицинским присмотром. А бывает, что у ребенка и сохранен интеллект, нет психических отклонений, но он родился, скажем, слепоглухим, и некоторые родители, не имеющие дома возможности заниматься, отдают его в детский дом, чтобы его научили адаптироваться в жизни, обучили читать... Потом, уже выходя из детского учреждения, дети могут начать самостоятельную жизнь, выполнять посильную работу при храмах, на специальных предприятиях...

— Но ведь по-настоящему адаптироваться к «большой» жизни удается не многим. Одна из многочисленных причин — дети, живущие на всем готовом, вырастают потребителями, считающими, что окружающие люди им обязаны.

— Это имеет место быть. Хоть как-то в этом может помочь вторичное сопровождение ребенка по выходу из детского учреждения, когда социальный работник следит за жизнью выпускника, помогает найти работу, помогает разрешать какие-то трудные ситуации. Но таких работников мало, и не каждый детский дом может себе это позволить.

А ведь выпускников детских домов нужно учить многому. В том числе ролевому поведению родителей: как должен вести себя папа, как должна вести себя мама. Часто, выйдя за стены учреждения, девушки становятся молодыми мамами, не зная, что это такое, они, может быть, даже в куклы толком не играли, а тут — ребенок. И они просто не представляют, что с ним делать. И такие же молодые папы — не знают, что делать со своими женами и детьми и бегают от них.

Но ведь и обычные семьи не способны зачастую научить нормальной модели, то есть эталону поведения, своих детей, поскольку его в семье попросту нет — каждый сам себе режиссер. Поэтому я не стал бы уверенно говорить, что инвалиды, выпускники детских домов не могут начать нормальную жизнь, а у здоровых, выросших в семье детей это однозначно получается. Бывает, что в различных непростых жизненных ситуациях инвалиды ведут себя более адекватно, потому как обладают терпением, смирением и ответственностью за свои поступки.

— Однако дети, даже в таком благоустроенном детском доме, оказываются в замкнутом пространстве, изолированными от окружающего мира...

— Но ведь раньше детей воспитывали в закрытых учреждениях, наподобие Института благородных девиц. И они подолгу не видели никого, кроме своих соучениц и наставниц. Так что я бы не стал говорить о какой-то особой тепличности нашего детского дома.

Открыть глаза

— Это не инвалиды не хотят выходить в мир, а наша реальность не хочет принимать их, — вступает в разговор о наболевшем Вероника Леонтьева, сотрудник благотворительного фонда имени Преподобного Сергия Радонежского.

— Да даже просто пройти по улице для ребенка-инвалида — преодоление массы препятствий. Так что не сами инвалиды, а наше общество загоняет их в гетто. А ведь, казалось бы, чего проще, начать с внешнего обустройства жизни: сделать для инвалидов удобным общественный транспорт, въезды в дома для колясочников, в магазины. И тогда инвалиды будут появляться на улицах, так же, как и все остальные люди.

Только сначала обществу и государство нужно раскрыть глаза и увидеть, что люди с ограниченными физическими возможностями — живут среди нас, они — такая же часть нашей действительности, как и другие граждане. Не стесняться их, не бояться их, не делать вид, что их не существует.

И чаще всего не берут в семью, не усыновляют российские граждане инвалидов потому, что нет для этого условий. Ведь если в семье появится ребенок-инвалид, один из родителей должен будет оставить работу. А на что тогда жить? На то пособие, которое выделяется — это нереально. А ведь на содержание одного ребенка в детских домах тратится 30 тысяч рублей в месяц! И если бы эти деньги просто передать в семьи, вместе с детьми, было бы гораздо лучше! Надо менять систему, помогать семьям воспитывать детей. Или хотя бы сделать так, чтобы финансирование православного приюта было бы таким же, как и государственного детского дома. В православных приютах главное внимание все-таки уделяют воспитанию души.

Психологи говорят: ребенок, если он не находится в семье, должен воспитываться в мини- группах от 5 до 7 человек. И дети в группах должны быть разновозрастные: как в многодетной семье, когда существует иерархия отношений: старшие помогают младшим и так далее. И такие детские дома существуют: например, Покровский детский дом, те же православные приюты.

Как преодолеть чувство бессилия?

— Отец Мелитон, а бывали ситуации, когда Вы испытывали чувство собственного бессилия?

— Я его постоянно испытываю. Ведь мир детей, живущих в детском доме — особый. И я не могу все так понять, как понимают дети, почувствовать мир, как они. С другой стороны — не до конца в состоянии передать все, что понимаю и чувствую я. А хочется максимально точно, адекватно передавать свои мысли и чувства детям. Но какая-то субъективность, зашоренность, неумение взглянуть на окружающее с детской непосредственностью, — мешает этому. Отсюда — чувство недовольства. От того, что не до конца, не до нужной глубины, остроты могу общаться с детьми, не могу до конца понять, что они знают и переживают, хотя общение это меня очень радует.

— А что, наоборот, дает Вам силы в Вашем служении?

— Дети, которые приходят в храм — преображаются, у них на самом деле происходит смена ориентиров. И слава Богу, если у ребенка получается подражать не Гарри Поттеру, а какому-нибудь святому; если он из мира компьютерной виртуальной реальности (речь идет только о незрячих или только о неслышащих детях) выходит в реальный мир и понимает, что общаться с людьми, помогать им — гораздо интереснее.

Не скажу, что у нас со всеми детьми получается прийти к этому, но некоторые действительно ощутимо меняются.

Много интересного и утешительного можно наблюдать в семьях, которые приезжают в детский дом как друзья, как попечители. Сначала они могут просто приехать, чтобы оказать какую-то разовую помощь детям. И потом, постепенно, начинают входить в мир церковной жизни.

Для них вдруг становится естественной потребностью вместе с детьми прийти в храм, поехать в паломническую поездку, а желание помогать перерастает в потребность. Дружба с нашими детьми дает возможность многим взрослым просто заново открыть глаза на этот мир, увидеть, что Бог — есть, и кроме их личных потребностей и желаний существует нечто более важное.

Правмир