Прочитав на сайте www.deti.zp.ua рецензию на фильм «Забытые дети Украины», я рискнула его посмотреть. Говорю «рискнула» потому, что заранее знала: будет страшно и больно — передача о детях-инвалидах, оставленных родителями. А учитывая то, что фильм снимали британские журналисты по заказу ВВС, — ещё и очень стыдно за свою страну. Так оно, конечно, и вышло. Правда, не ожидала такой объективности (кто-то из зрителей писал о преувеличениях — на мой взгляд, не было ни преувеличений, ни сглаживания углов, только голая правда, только факты). Не ожидала такого знания материала, таких острых интервью...

Фильм начинается с репортажа из детдома для инвалидов, куда, по словам авторов, их долго отговаривали ехать — ведь это, по словам украинских чиновников, просто хоспис. Чиновники, по-видимому, не совсем хорошо понимают значение этого слова, что неудивительно: хосписов в Украине раз-два и обчёлся. Вообще-то в них стремятся создать условия, приближенные к идеальным, для умирающих людей, а не свозят туда коротать свой век, как в резервации, как в тюрьмы, тех, кто из-за неприглядного вида или неподходящего интеллекта оказывается ненужным для родителей и лишним в обществе.

Название интерната не звучит, и я не сразу поняла, что речь идёт о детдоме в селе Калиновка, с которым давно поддерживает связь запорожский фонд «Счастливый ребёнок». Не поняла потому, что впечатления украинских волонтёров и британских журналистов сильно отличаются. Не вектором, а накалом эмоций.

Запорожским волонтёрам, конечно, мучительно тяжело, почти невыносимо наблюдать положение детей-инвалидов, и всё-таки даже те, кто едет туда впервые, — знает, куда едет. Нельзя прожить в Украине пару десятков лет и не слышать хоть краем уха о том, в какую страшную чёрную дыру у нас затягивает инвалидов, оставшихся без родных. Мы возмущаемся, протестуем и даже действуем, но на протяжении многих лет живём с этим знанием и какой-то частью себя смирились, приняли существующую ситуацию как данность.

Для англичан то, что они наблюдают — дикость, варварство, безумие. Их первый вопиющий вопрос: почему интернат для детей, у которых ДЦП — наверное, самый лёгкий диагноз, не имеет статуса медицинского учреждения? Единственный врач здесь, по прежней специализации дантист, сетует, что очень нужен невролог и психиатр, хотя бы пару раз в неделю... В одной из кроваток девочка Надя с огромной опухолью на голове ждёт, чтобы доктора и чиновники решили вопрос, стоит ли оперировать. Надя лежит так, из-за опухоли лишённая возможности двигаться, уже несколько лет.

Другая малышка, Маргарита, поступила в интернат в тяжелейшем состоянии. Без искусственной вентиляции лёгких она скоро начинает задыхаться, её отвозят в районную больницу. Там после нескольких дней на кислороде её выписывают обратно. В интернате ребёнок снова начинает умирать. Опять в больницу и опять выписка... Автор фильма Кейт Блюит настойчиво добивается личного мнения врача: «Вы действительно считаете, что её можно выписывать?» «Я всё равно здесь ничего не решаю», — уходит он от ответа.

И волонтёры, и журналисты сходятся во мнении, что нынешнее руководство интерната делает всё возможное для блага детей при существующем финансировании и отношении системы к таким детям. «Вы уедете, через две недели здесь будет медицинская комиссия. Поверьте, они обо всех напишут, что всё в порядке и дети не нуждаются в лечении», — с горечью говорит директор. «Сорок человек нельзя чему-то выучить вместе. Можно выучить одного-двух, а сорок...» — директор удручённо машет рукой. Тем не менее в интернате делается большое дело, именно с целью чему-то выучить и максимально подготовить детей к жизни в обществе.

Не один год собирались деньги для этого — создания «маленького домика» с классной комнатой и почти семейной кухней. Теперь он готов и туда переехали 9 наиболее перспективных воспитанников интерната. Там они не только овладевают навыками элементарного самообслуживания, но и учатся читать и писать, работать с компьютером, плетут замечательные украшения из бисера. Несколько лет обновлённой жизни, не похожей на прежнюю, с радостью познания и открытий, с ростом самооценки, им обеспечены. Что будет с ними дальше, когда по достижению 18 лет по законам «системы» они должны будут отправиться во взрослые психоневрологические интернаты? Что будет с оставшимися в детдоме, для которых в домике не хватило мест? Вопросы риторические.

Журналисты побывали не только в калиновском детдоме, но и в тех самых «взрослых» интернатах, которые ждут его выпускников. На территории одного из таких учреждений, где-то в поле, двое из обитателей ПНИ решились поговорить о том, как им живётся. Рассказать, правда, успел только один — о том, как 3 года провёл в Новосавицком интернате Одесской области. Он говорит об инъекциях аминазина и галоперидола в воспитательных целях, карцере, побоях и убийствах... Его товарищу ни о чём рассказать не пришлось: внезапно появившаяся администрация ПНИ пригрозила съёмочной группе милицией и посоветовала немедленно убираться. А дальше — тревожный разговор в машине между журналистами и телефонный — с правозащитницей Татьяной Макаровой — о том, насколько вероятно, что дававшие интервью будут наказаны. И о том, насколько бесправны, беззащитны и несчастны дети и взрослые, находящиеся на государственном попечении в Украине, при огромном количестве учреждений и людей, казалось бы, для них работающих.

Ещё двое подопечных ПНИ, теперь уже бывших, Борис и Денис, рассказывают о том, как легко человеку оказаться на бумагах недееспособным (а значит, не имеющим права жениться, иметь детей, распоряжаться деньгами и т. д.) и как почти невозможно снова обрести статус полноценного гражданина. Здесь таким, как эти деятельные «недееспособные», помогает Татьяна Владимировна Макарова, один из немногих юристов в Украине, берущихся за подобные дела. Подать иск в суд недееспособный не имеет права, сделать это должен его опекун, которым является... администрация ПНИ. И, естественно, она не будет подавать на себя в суд. Поэтому без помощи опытного адвоката не обойтись. Опытный адвокат, как известно, ждёт соответствующей оплаты своего труда. А поскольку недееспособный деньгами распоряжаться не может... Круг замыкается.

И Бориса, и Дениса сделали «недееспособными» без всяких комиссий, заочно. Не удивительно, потому что слушая их, никому не придётся сомневаться в их умственных способностях. Борис успешно занимается сельским хозяйством. Живёт у женщины, ранее бывшей его опекуном, которую называет мамой. В его рассказе горечь и боль незаживающих старых ран контрастирует со светлой радостью от того, что всё позади, что он, наконец, свободен. Говоря о жизни в интернате, называет её «жизнью под крышкой гроба», «оковами», которые, наконец, сбросил. Ребёнком его там насиловали, жалобы персонал не слушал. Взрослым — Бориса заставляли хоронить умерших. Пожилых людей было очень много, и хоронить приходилось до 100 человек в год. Эти бесконечные похороны сводили с ума, приходило в голову свести счёты с жизнью. Борис не стесняется говорить об этих страшных вещах, потому что главное, что его заботит: сколько людей, вполне нормальных и дееспособных, ещё осталось за стенами ПНИ. Татьяны Макаровой на всех не хватит...

В статье, содержащей краткий пересказ фильма, авторы с горькой иронией пишут: «Путешествуя по дорогам разных областей Украины, мы видели, как строятся объекты Евро-2012: Украина потратила на подготовку более 10 миллиардов долларов. Мы видели, как массово вырастают из-под земли башни новых и новых церквей. Но признаки расцвета так называемого «социального строительства» на глаза нам не попадались».

Одна знакомая после моего упоминания о фильме спросила: «Ну, зачем ты такое смотришь?» Хотелось ответить: не могу не смотреть «такое». Потому что хочу сама решать, о чём мне знать: о «Евро», которое мне подсовывают на каждом телеканале и радиоволне, или о других, совсем не радостных вещах, творящихся в нашей стране, рядом с нами. Зрители ВВС во всём мире посмотрят эту передачу, а много ли наших сограждан её увидит? Впрочем, положение инвалидов в Украине вовсе не тайна за семью печатями, но ведь гораздо легче жить, внутренне отгораживаясь от такого негатива, отводя взгляд на улице от человека на коляске: у самих забот полон рот — а тут ещё они...

Я смотрела на самых тяжёлых детей из Калиновки: Маргариту, Надю, Настю — и думала, что передача снималась несколько месяцев назад и остаётся только гадать, в каком состоянии сейчас эти девочки. Но авторы, по-видимому, рассчитывали на неравнодушных зрителей. В конце фильма мы узнаём о судьбе детей и взрослых, принимавших участие в съёмках, и даже о том, что подопечные ПНИ, дававшие интервью на его территории, не были за это наказаны.

И вот что ещё тронуло меня во взгляде европейских журналистов, в их мировосприятии. Они рассказывают об одном мальчике из калиновского детдома, которого (впервые в истории детдома) усыновила семья иностранцев. Сотрудникам Калиновки показывают видео с ползающим и улыбающимся во весь рот Сашей — уже в семье, с папой и мамой. Воспитатели детдома плачут, наверное, вспоминая Сашино лежачее, почти беспросветное существование здесь. И пусть кто-то всерьёз сомневается, нужна ли вообще жизнь человеку, который не может полноценно мыслить и передвигаться, — Кейт Блюит рада, что Саша будет иметь «fullfeeling life» — жизнь, полную чувств. Вот на это имеет право каждый, не правда ли?

Ольга Левченко

Источник