Холодный ветер конца 80-х обрывал с деревьев за окнами последнюю жидкую листву. В университетской аудитории ярко горели лампы дневного света, и пожилой профессор читал лекцию по истории искусств. Студенты делились условно на три неравные части: на тех, кто слушал, на тех, кто делал вид, что слушал, и на тех, кто спал.

«Друзья мои, живопись, как сказал один известный художник, это река, в которую можно войти на любом отрезке ее берега. В известном смысле мы смотрим на произведение искусства, но и оно, бывает, смотрит на нас. Прошу вас заметить, что во встрече двух внимательных взглядов есть нечто религиозное. Мы с вами чужды религиозных предрассудков и знаем, что материалистическое учение верно. (Портреты теоретиков марксизма-ленинизма со стен смотрели взглядом победителей). Но мы должны быть внимательны к той психологической глубине, которая выражена религиозным языком за долгие минувшие столетия. Не разделяя предрассудков, мы все же способны оценить психологизм. Когда человеку минувших эпох было стыдно, он переживал это как взгляд Бога в его душу. Это как если бы человек был неодет и вдруг застигнут строгим взглядом, или, что еще хуже, пойман на месте преступления. Еврейская религиозная поэзия, известная миру под именем Псалтири, говорит Богу устами царя Давида: «Отврати лицо Твое от грехов моих». Перефразируя эти слова, мы можем сказать, что Давид просит Бога: «Отвернись. Не смотри на меня». Всюду нас должны интересовать глаза, встреча глаз Бога и человека, человека и человека, я бы сказал — диалог глаз. Вот, к примеру, картина Репина «Отказ от исповеди». Слайд, пожалуйста»

В аудитории погас свет, и на экране появилась картина. Старый священник с крестом, изображенный со спины, и перед ним изможденный, но не сломленный чахоточного вида молодой человек на тюремной кровати.

Отказ от исповеди. Художник: Илья Репин

«Эту картину Репин писал долго: с 1879 по 1885 год. Сначала это был акварельный набросок, потом зрелое полотно. Толчком к написанию послужило стихотворение поэта Минского, напечатанное в нелегальном журнале «Народная воля». Картина была высоко оценена современниками. Например, Стасовым. Революционер, как видим, бескомпромиссен, смел. Перед ним будущее, которое он уже предвосхищает своей пламенной верой. А священник слаб, хотя на его стороне вся сила государственного устройства. Он представляет отживающее прошлое. Мы не видим его глаз, но знаем, что он готов отвернуться от смелого взгляда молодого человека, непреклонно готового страдать за народное счастье. Прошу заметить, что это в некотором смысле религиозное полотно. Здесь есть идея искупления, страдания за людей. Эта идея воплощена в красивом и смелом молодом и несгибаемом борце. Внимательно вглядитесь в эту картину»

Несколько заспанных лиц оторвались от парт, чтобы приобщиться к искусству. Профессор продолжал.

— Следующий слайд, пожалуйста!

Троица. Иконописец: прп. Андрей Рублев

На экране появилась Рублевская «Троица».

«А вот еще одно великое произведение. Перед нами одна из самых известных икон христианского мира. Изображен мифологический сюжет встречи Авраама с Богом незадолго до разрушения Содома. Русский иконописец убрал обычные для этой иконографии детали, такие, как Сарра, смеющаяся на заднем плане, сам Авраам, его слуги и так далее. Автор приблизил трех Ангелов к зрителю и дал нам великолепной красоты и насыщенности внутренний диалог между ними, диалог глазами. Получилось то, что потом богословы назовут изображением так называемого Предвечного Совета. Увеличьте, пожалуйста, изображение. Диалог происходит главным образом между средним Ангелом и тем, что слева. Мы можем предполагать, что средний Ангел представляет нам Сына Божия, как Его называет Христианская Церковь, то есть Иисуса Христа. За Его спиной — дерево, что есть прозрачный намек на Древо Крестное, то есть на орудие казни. Левый же Ангел — это, скорее всего, Отец, Который посылает Сына в мир для Искупления. Мы пользуемся в силу неизбежности самым широким набором христианских специальных терминов, и если вам не понятен смысл отдельных слов, я просил бы вас справиться с их значением в словарике атеиста, который вам выдавали на первом курсе. Итак, продолжим»

«Отцу жалко Сына, и Он словно опускает взгляд. Но у них есть общее дело — спасение людей, и Сын готов идти, зная, что Его ждет. Знаком будущей жертвы является Чаша, которую благословляет средний Ангел. Вообще образ очень насыщен смыслами. Отдельного разговора требуют детали одежды и их цвета, повороты корпуса, задний план: горы, дом и прочее. Но мы обратим внимание на глаза среднего Ангела. Он согласен страдать и идет на страдание. По сути, перед нами та же религиозная идея Искупления, что и на картине Репина, только дана она не реалистически, а средствами средневековой мифологии, свойственной XV веку. Дайте, пожалуйста, оба слайда вместе»

«Троица» и «Отказ от исповеди» стали рядом, и еще несколько голов оторвались от парт, глядя на экран.

«Теперь я предлагаю вам молча всмотреться в эти великие творения и сравнить их. Вы можете найти идейное сходство и, очевидно, ряд существенных отличий. И там, и там перед нами жертвы, добровольные страдальцы. У них нет личных эгоистических целей. Оба думают о других и жертвуют собою. И там, и там они взглядом говорят о том, что переполняет их сердца. Давайте всмотримся в эти взгляды»

Студенты смотрели. Главным образом — на Троицу. А голос профессора продолжал, но это уже был фон к тому главному, что уже было произнесено.

«Вообще умение смотреть и видеть есть одно из самых главных умений человека разумного. Мы на многое смотрим, но гораздо меньше видим. Отличительное свойство живописи, как искусства, есть, я бы сказал, молчаливое говорение. Прошу это заметить. Обмен идеями, диалог происходит, но слова не произносятся. Это беззвучный, но очень насыщенный разговор. Кстати, в русской средневековой культуре он носит преемственное имя «исихазма», взятое из Византии. Человек молчит от избытка умной деятельности, а не от скудости. Об этом вы будете слышать на обзорных лекциях по истории византийского монашества»

* * *

Идущий на смерть за народное счастье молодой революционер гордо смотрел на слегка оробевшего пожилого священника. Отец, сострадая Сыну и опуская глаза, спрашивал: «Пойдешь?» «Пойду, — отвечал Сын, — пойду исполнить волю Твою». Несколько десятков пар молодых глаз смотрели на светящийся посреди кафедры экран. И Маркс смотрел со стены, понимая, что только его вчистую «объегорили».

На улице холодный ветер обрывал с деревьев последние желтые листья и трепал красные транспаранты с надписью «Слава труду!».

Заканчивались восьмидесятые годы.

Протоиерей Андрей Ткачев

Источник