Пожарные в рясах: «Мужчина-священник должен делать абсолютно все»

«Тяжело видеть людское горе. Одно дело, когда занимаешься бумажками, стоишь на молитве, и совсем другое, когда спешишь на пожар, не зная, что там ждет впереди. Но Господь направил на эту стезю. И надо работать». Владимир Липилин о том, как монахи Иоанно-Богословского Макаровского монастыря побеждают огонь.

Почти месяц я был наготове. От Саранска до монастыря всего 6 километров. И каждый раз я звонил туда с единственным вопросом:

– Ну что?

– Пока, с Божьей помощью, ничего, – смиренно отвечали мне в трубку.

Я нажимал «отбой».

Домашние смотрели подозрительно. Да мне и самому эта ситуация казалась абсурдной. Ведь все же хорошо, а нужно иное.

В 2008 году монахи Иоанно-Богословского Макаровского мужского монастыря организовали добровольную пожарную дружину. И мне хотелось выехать с ними на происшествие. Ждал я, ждал пожара и, в конце концов, поехал туда просто так. Провести хотя бы один день с этой дружиной. И узнать: почему монахи занимаются на первый взгляд совершенно не своим делом.

Монахи испокон веков пожары тушили

Холод такой, что вездесущие галки отказываются летать. Жмутся друг к дружке на проводах, забыв прошлые распри. Щелкают, и на фоне яркого солнца виден розовый парок из клювов. Вдоль монастырских стен, классическим ходом, работая двумя палками, идет женщина в желтой куртке. Когда она выходит из-за сугроба, становится видно, что лыжи у нее отсутствуют. Женщина снимает варежку и крестится на вход в монастырь, оттуда появляется отец Даниил. Это ему я надоедал целый месяц.

Иеромонах Даниил (Пьянзин) – старшина пожарного расчета и одновременно эконом монастыря.

– Стометровку за сколько бегаете? – интересуюсь я у него, пока идем к гаражу.

– А зачем? – недоуменно смотрит он. А поняв, становится строгим: – Мы же не рекорды здесь бьем. Пытаемся по мере наших сил людям помочь, – пристыдил он меня.

– То есть слово «спасать» восемь лет назад для вас обрело дополнительный смысл?

– Ну, не так пафосно, – говорит он в заиндевевшую бороду. – Вообще же монахи на Руси испокон веков помогали пожары тушить.

И потом, меня бабушка учила, что мужчина должен уметь делать абсолютно все. А мужчина-священник и подавно.

Телефон монаха-пожарного знают как «Отче наш»

Гараж монастыря – одноэтажное, длинное здание, стоящее буквой «П». В каждом боксе – машина, либо трактор. Хозяйство здесь внушительное. Лобастый ЗИЛ пожарных отдраен, что на солдатском ремне бляха. Отец Даниил прыгает в кабину, запускает двигатель. Потом открывает боковой люк, показывает костюмы, каски. В углу гаража два человека перебирают карбюратор от ГАЗ-53.

– Это вся команда?

Отец Даниил улыбается:

– На сегодня – да.

– Как это?

– Ну, мы не только этим занимаемся. В монастыре тысячи дел.

Здесь все по-другому. И пожарным дремать некогда. Большинство жителей окрестных деревень знают телефон отца Даниила как «Отче наш». Многие его вообще тут с детства знают, помнят мальчишкой, который с бабушкой пешком ходил в храмы. Если возгорание, звонят либо ему напрямую, либо в дежурную часть. И тогда отец Даниил бросает все свои счета-фактуры, платежные поручения и мчится к гаражу. По пути обзванивает остальных. Специальную подготовку тут прошли многие.

– А как вообще пришла мысль создать эту дружину?

– Сейчас во многих монастырях есть подобные. В Дивеевском, например, такая дружина состоит из женщин, потому что это женский монастырь. Наша одна из первых. У нас на территории 11 уникальных деревянных храмов и пять келий для проживания монахов. Чтобы сберечь это все от огня, мы и создали в 2008 году свою пожарную дружину. Машину по просьбе настоятеля монастырю передала Саранская епархия. С формой помогло региональное управление МЧС.

Какой пожар? Я всегда так баню топлю!

– Часто приходится выезжать?

– В прошлом году раз двадцать. Даже в город однажды. В этот год пока ни разу, – говорит отец Даниил. – А так радиус выезда у нас – пять километров, три населенных пункта, в которых проживают 15 тысяч человек.

– Как побороть чувство страха?

– Никак. Просто действуй.

Пожар – это как стихийное бедствие, то, к чему привыкнуть невозможно. Тяжело видеть людское горе.
Одно дело, когда занимаешься бумажками, стоишь на молитве, и совсем другое, когда спешишь, не зная, что там ждет впереди. Но Господь направил на эту стезю. И надо работать. Мы-то чаще на подхвате. До приезда профессиональных пожарных, основных сил разматываем рукава, воду подвозим.

Хотя случалось, что и в пекло приходилось лезть. В основном здесь, в деревнях, бани горят. Вот осенью был случай. Вызвали нас. Приезжаем – баня. Из всех щелей дым валит, из-под крыши, из двери. Мы разматываем рукава, тут из этой бани хозяйка выходит: вы чего, сынки? Так пожар, говорим. «Какой пожар, я всегда так топлю». Соседка там только летом живет, увидела, испугалась. Помнишь, Вадим? – кричит в угол отец Даниил.

Вадим подходит к нам, утирает тыльной стороной ладони шмыгающий нос. Руки в солидоле.

– Баб Маню-то? Ее забудешь. Особенно ее жареную картошку. Мы собрались уезжать, а она за рукава нас и за стол. Чего ж, говорит, зря, что ли, ехали? Кстати, не пора ли и нам подкрепиться. Хотите чаю?

Я хотел.

– Из ваших чашек пить страшно, – сказал отец Даниил.

– Нормальные, рабочие чашки, – повел тот плечом.

Вадим отмыл стиральным порошком ладони. Отец Даниил заглушил ЗИЛ.

***

В подсобке тепло, шуршит радио. Пряники на столе. Чай в пакетиках. В арочном окне, между стеклами, застряли кленовые листья. Массивный чайник визжит тоненько, потом бурлит.

Отец Даниил, извинившись, убегает по делам. Ему еще нужно кипу бумаг согласовать, съездить в город, а потом служба. Ни минуты праздности. Мы остаемся с Вадимом и Владимиром перебирать карбюратор. Они хоть и простые механики, но тоже хотят управиться до вечерней службы. Тут в дверь по-хозяйски входит огненно-рыжий кот. И трется, мурлычет. Получает кусок колбасы. Нюхает и отходит. Потом сидит в луче солнца из окна и дремлет, качается.

– Огонек, – говорит коту Вадим, – шел бы ты отсюда, Огонек.

Кот забирается мне в капюшон лыжной куртки, и мы идем снимать виды. У кельи монах вытаскивает из-под капота стареньких «Жигулей» аккумулятор. Он щурится от солнца, а кажется – улыбается. И каждый встречный поступает так же. Хорошо вокруг, снег скрипит, жизнь продолжается, и пожары только в куполах, которым вот уже триста лет.

Источник