Сила церковной молитвы

Зачем мы стоим в храме? Что на длинной службе делать с разбегающимися мыслями? Как себя настроить на разговор с Богом и ощутить молитву по-настоящему? Тот, у кого половина жизни проходит на богослужениях, скорее всего, знает ответы на эти и многие другие вопросы...

Я прекрасно помню, как впервые попал в храм на богослужение. В последнем или предпоследнем классе школы друг пригласил меня просто приехать «послушать колоколá». Но, как я понимаю, то была с его стороны хитро спланированная операция...

Предыстория

Надо сказать, что и до этого в церкви я бывал достаточно часто. В семье моей, на то время нецерковной, к религии тем не менее относились хорошо. Несмотря на то, что отец был коммунистом, парторгом полка, о вере у нас всегда отзывались с уважением. В том числе, благодаря моим прабабушкам, людям глубоко верующим и благоговейным, которые смогли и нам — в первую очередь, примером своей высокой жизни — передать трепетное отношение к православию.

Например, такой штришок: у нас дома всегда висели иконы. В то время, в восьмидесятые годы, появилась мода на всё древнерусское, и иконы хоть и воспринимались как часть интерьера, но, тем не менее, были на виду, и никого это не смущало.

Когда к нам в Киев приезжали родственники и знакомые, мы с родителями вели их на традиционную экскурсию по городу. При этом обязательно посещали Владимирский собор, все ставили свечки, кто как мог молился. Так что я знал, как перекреститься, знал некоторые молитвы и по мере надобности обращался к Господу в каких-то своих детских нуждах. Но осознания того, что мне нужно быть в храме, как месте общей соборной молитвы, не было.

Началась Перестройка. Стали появляться публикации о Церкви, о вере, по истории нашей страны. Меня всё это очень интересовало. Даже как-то раз выменял у друзей — уже не помню на что — старинный молитвослов. Не могу сказать, что я его усиленно читал, но запомнилось, например, как поразило название: «Молитвы на сон грядущим». Всем известно выражение «на сон грядущий», но сейчас-то мы уже понимаем, что это молитвы не на предстоящий сон, а для тех, кто грядет ко сну.

Ещё в молитвослове удивило меня загадочное слово «тропарь». Мне оно показалось связанным с затерянными скитами, лесными тропами, которые ведут к чему-то загадочному и неизведанному. Как раз в то время был популярен фильм «Вечный зов», где фигурировали старообрядческие заброшенные скиты где-то в глуши Сибири. Вероятно поэтому и возникла ассоциация с чем-то дремучим, к чему нужно пробираться по тропам. (Надеюсь, те, кто читают сейчас эти строки, знают, чтó на самом деле обозначает слово «тропарь»...)

Кстати, стариной на то время я уже вовсю интересовался. Практически каждое моё лето проходило у прабабушки в далёкой деревне на Севере. И поскольку никаких развлечений там не было — телевизор отсутствовал, по радио единственный канал с новостями, — то вместе с такими же, как я, «отпускниками» и «каникулярниками» в поисках интересностей мы облазили все ближайшие чердаки. Находили по закоулкам всякую рухлядь: старинные керосиновые лампы, дореволюционное обмундирование наших прадедов, потрёпанные книги...

Помню, попался мне советский учебник 1930-х годов, в котором простым и доходчивым языком рассказывалось, что такое советская власть, зачем нужна была революция, что такое угнетение и эксплуатация трудящихся. Книга была достаточно объёмной, но написана так увлекательно, что я прочёл её от корки до корки. Читать я очень любил, а книг тогда особо не было, поэтому всё, что находилось на чердаках, прочитывалось тут же.

Мой выход

В старших классах школы был у меня друг, с которым мы много общались и дискутировали на различные религиозно-философско-мировоззренческие темы. Я знал, что он больше меня погружён в церковную жизнь, например, уже читал Евангелие, в то время как я ещё только слышал, что есть такая книга.

Прекрасно зная о моём интересе к истории и древностям, однажды он спросил: «Ты в курсе, где на Подоле находится Крестовоздвиженская церковь?». — «Конечно, — ответил я. — Рядом с ней стоит дом, где родился Михаил Булгаков». Как известно, писатель был внуком священника, в Крестовоздвиженской церкви его и крестили. Дом в целости и сохранности простоял до восьмидесятых годов, но затем по какой-то причине его снесли.

Друг дальше спрашивает: «Ты вообще слышал, как колокола звонят?». Отвечаю: «Слышал, на Доме профсоюзов». До трагических событий 2014 года на Доме профсоюзов на майдане Независимости были большие электронные часы, которые каждый час отмечали звуками, имитирующими звон колокола. Друг и говорит: «Нет, это не то. Приезжай к Крестовоздвиженской церкви, послушай настоящие колокола, это очень интересно».

И вот в оговоренное время выхожу я на Подоле из трамвая и действительно слышу колокольный звон. Никогда раньше мне не доводилось ощущать его во всей полноте! Я был буквально очарован... И хотя звон был достаточно простеньким, как я уже сейчас понимаю, но тогда он показался мне совершенно неземной музыкой.

Подхожу изумлённый к колокольне и вдруг вижу, что звонит мой друг, комсомолец! Это было настолько поразительно, что если бы я увидел его в программе новостей по телевизору в костюме космонавта, то и тогда, наверное, удивился бы меньше. Всё происходящее стало для меня настоящим откровением.

Тем временем спускается мой друг с колокольни, я смотрю на него, разинув рот, удивлёнными глазами. «Как?!! Что?!!» — приступаю с расспросами. Он и говорит: «Подожди, служба закончится, поедем вместе домой, всё тебе расскажу». А это было начало всенощного бдения...

Так я попал на первое богослужение, на котором присутствовал от начала и до конца. Да, изначально ехал не молиться, просто услышать что-то необычное, но Промыслом Божиим, мудростью моего друга получилось так, что остался на службе. До сих пор я благодарю Господа за то, что через этого человека Он привёл меня в Свою Церковь. А друг мой впоследствии тоже принял сан и стал священником.

Хорошо нам здесь быть

Тогда на службе я ничего не разобрал, кроме «Господи, помилуй!» и «Подай, Господи!». Песнопения на слух были совершенно непонятны. Но сама атмосфера, состояние, когда люди в храме одухотворены и объединены одним порывом в молитве к своему Создателю, — всё это увлекло меня как поток, как быстрая река... Ведь когда человек заходит по колено в горную реку, его начинает понемногу сносить, но стоит зайти глубже, как течение подхватывает, и уже не можешь сопротивляться, движешься в этом потоке.
ак и мы. Если забегаем в храм «одной ногой» — свечку поставить, приложиться к иконе, — понятно, что ничего нас не подхватывает и не уносит. «Вода» протекает мимо. Но чем «глубже» погружаемся, чем дольше задерживаемся на службе с желанием помолиться, тем сильнее увлекает общая молитва. Ведь церковь — это место, где мы собираемся по слову Господа: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18, 20). И очень чувствуется в храме, что Господь — среди молящихся людей.

Да, все мы молимся по-разному. Кто-то более осознанно, кто-то менее; одни — с полным пониманием каждого текста и каждого слова, другие — улавливая лишь ключевые фразы. А есть такие, кто просто приходит в храм, потому что «здесь хорошо». Как апостолам на горе во время Преображения. В тот момент они ведь вообще не понимали, что происходит. Лишь позже им открылось, что Господь таким образом явил Свою славу, дабы они, когда увидят Его распятым и поруганным, понимали, что это Его вольные страдания. Что истинный Бог, Которого они видели во славе, взошёл на Крест ради спасения всех людей. Но в сам момент Преображения апостолы ничего этого не знали. Им просто было так хорошо, что они залепетали: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три палатки: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии (Мф. 17, 4). Про себя даже не думали... Так же и те, кто в совершенной простоте молится — наши старички-прихожане, часто ничего другого и не знающие, кроме «Господи, помилуй!»: Господь и их молитвы принимает.

Но одно дело — старушка, которая всю жизнь прожила в реалиях советского времени, с другими понятиями, убеждениями, практически никак не пересекаясь с православной культурой: постичь полноту богослужения ей, конечно, очень сложно. Она просто любит Господа и хочет быть с Ним. И совсем другой спрос будет с нас — кичащихся своим интеллектом, тем, как быстро соображаем, насколько чётко всё анализируем, усваиваем даже сложнейший материал: насколько мы пели Богу разумно?

Ведь написано: пойте Богу разумно, — к этому нужно стремиться. Прикладываем же мы усилия, чтобы освоить новый гаджет, или получить хорошие оценки на сессии в вузе, или пойти на курсы совершенствования английского языка... Подобным образом надо стремиться и к тому, чтобы как можно более разумно и сознательно петь хвалу Богу нашему. Пусть и не в качестве певцов или хористов, но славословить Господа сердцем.

Мы ещё молоды, всё нам дано — таланты, возможности, информация в любой полноте. Сейчас в интернете что угодно можно узнать в течение нескольких минут. А значит, с нас спросится, сколько усилий мы прилагали, чтобы узнать о своей вере, о православном богослужении, и, находясь на службе — в этом потоке общей молитвы, воспринимали осознанно каждую крупиночку, каждое зёрнышко богатства смыслов, которое подарила нам Церковь.

Так любитель музыки, слушая оперу в хорошем исполнении, радуется каждой знакомой музыкальной фразе, каждому удачному соло певца-исполнителя. Это трогает его сердце, и человек получает удовольствие уже чуть ли не на физическом уровне.

Тем более нам, молящимся, находящимся там, где добро есть быти, нужно научиться получать радость от пребывания на богослужении. Пусть вначале сможем различать на службе лишь «Господи, помилуй!», но со временем станем узнавать и «Трисвятое», и «Царю Небесный», и «Символ веры», и пятидесятый псалом, а за ним — и другие псалмы. Постепенно в ходе службы будем слышать всё больше знакомых мелодий и фраз, глубже и глубже погружаясь в эту удивительную красоту под названием православное богослужение.

Архиепископ Обуховский Иона