Цель: уцелеть

О том, что целое больше суммы частей, говорили многие мыслители. И всё же «отцом» этой мысли принято считать Аристотеля. В чём же может быть практическая ценность этой формулы? Вопрос целостности волнует тех, кто ищет смысл жизни, стремится к зрелости и развитию, пытается понять непостижимый мир другого человека. Сегодняшняя жизнь как никогда ранее расколота, показушна и фрагментирована, а целостное восприятие жизни становится наградой за труд в нелёгком деле «быть».

Стоп-кадр

Жан Бодрийяр, французский философ, обновил идею Аристотеля и объявил наше время временем симулякров. Симулякр — это копия, которая не имеет оригинала в реальности, репрезентация того, чего в реальности не существует. Сам философ полагал, что немалая заслуга развития симулякров принадлежит картинкам, которые мы наблюдаем с телеэкранов, не имея возможности сопоставить их с реальностью. В качестве примера симулякра мыслитель назвал войну 1991 года в Персидском заливе: в новостях мелькают картинки, которые телезритель принимает за реальность, не имея опыта соприкосновения с настоящей реальностью. Современная культура симулякров делает своё дело, предъявляя нам на экране телевизора, рекламных вывесках, в социальных сетях и приложениях счастливых, здоровых, смеющихся людей. «Значит, счастье есть», — думает про себя человек, огорчаясь, что есть оно у всех, а у него — нет. Утрачивая интимное, личное пространство в пользу социальных игр, знакомые и незнакомые нам люди счастливо улыбаются нам со своих сетевых страничек. И мы им верим: мужчины, женщины, старики и дети — все поголовно, видя глянцевую, отполированную сторону реальности, ставят под сомнение нормальность себя и своей жизни, в которой болезни атакуют, нервишки шалят, с друзьями не ладится, в семье конфликты, непонимание и отчуждение. Фото со счастливыми лицами — это лишь кадр, мгновение; что происходит, когда камера выключена, — никто не знает. Но жизнь сужается в одну точку: они счастливы и успешны, я — нет. И начинается невротическая гонка за собственными счастливыми кадрами, фразами, масками: я не хуже, у меня тоже такое есть. Но человек становится лишь более и более тревожным — себя не обманешь, даже если на мгновение показалось, что счастливая маска приросла к лицу. Гонки за показушным счастьем развивают инфантильность со свойственным ей желанием что-то доказывать, казаться, а не быть. В погоне за позитивом мы отрицаем другие важные части жизни, нутром чуя, что обманываемся сами и обманываем других. Мы становимся у`же, меньше, и... несчастливее.

Сказать жизни «нет»

Фёдор Михайлович Достоевский сказал однажды, что необходимо любить жизнь больше, чем смысл жизни. Мыслители отмечают, что философия прошлого века была жизнеутверждающей, а сегодняшнее «да» жизни звучит, скорее, как «да» вседозволенности. Когда психолог Виктор Франкл писал свой уникальный труд «Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере», слова книги звучали как ода жизни, как радость от возможности жить. Полнота бытия содержит в себе два главных слова: «да» и «нет»; вседозволенность не способна слышать «нет». Войны, потери, опасность, страх и тревога, охватившие мир в ХХ веке, научили человека любить жизнь за саму возможность видеть, слышать, говорить, думать, чувствовать, познавать, дышать. Философия нашего времени не довольствуется такими «простыми» чудесами, воспринимая их как должное. На первый план выводятся жизненные блага, приобретения, успех, ради которых необходимо вести постоянную невротичную борьбу. В этой суете мы утрачиваем самый важный дар — жить.

Позитивная (но вовсе не жизнеутверждающая) психология говорит, что не стоит думать о плохом, «чтобы не притягивать к себе». Есть психологи, которые предлагают различные аффирмации, аутотренинги и внушения на тему счастья, свободы и прочего. Мысли же о чувстве долга, потерях, болезнях, смерти — недопустимы. Человек, избравший подобную философию, уподобляется ребёнку, который забрался на высокий турник и посмотрел вниз. Испугавшись головокружительной высоты, он разжимает руки, чтобы закрыть ладонями глаза и не видеть пугающей картины... Карабкаясь по жизни, мы неизбежно встречаемся с тревожной и порой пугающей реальностью, но разжать руки, чтобы закрыть глаза и уши, — это самообман, который может привести к гибели. Запрет на страшные, больные, печальные темы порождает в душе тревогу и страх быть отвергнутым в случае болезни, быть непонятым, покинутым, уличённым в слабости. Именно поэтому общество весёлых и общительных людей характеризуют как общество одиноких, разобщённых, тревожных индивидуумов с огромным количеством страхов и комплексов. Массовыми уже стали такие психологические немощи как панические атаки (необъяснимые приступы очень сильного страха), хроническая усталость, депрессии и другие расстройства. Ни одному человеку ещё не удалось избежать старения, смерти, болезней, одиночества, непонимания, предательств. Но когда весь мир говорит, что сейчас время успеха и радости, человек со своим горем или печалью остаётся выброшенным за борт.

«Неудобные» стороны жизни делают картину бытия целостной. В напряжённые моменты жизнь даёт нам уроки, а мы имеем возможность стать взрослее, мудрее, чище, добрее. Ведь, по сути, счастье, успех, достижения нас ничему не учат — эти моменты существуют для того, чтобы наслаждаться, радоваться жизни. Но незрело было бы думать, что жизнь дана человеку исключительно для этих минут. Наиболее невротичные, тревожные люди — те, кто ориентирован исключительно на достижение, удовольствие, благополучие. Те, кто стремится прежде всего к зрелости, целостности, подлинности, способны переживать тревогу, напряжение, страхи и скорби как неотъемлемую и нужную часть своей жизни.

Важнее счастья

Человек стремится к счастью. Это кажется естественным, к чему ж ещё стремиться? Но как быть, если практически утеряно понимание того, что же это такое? Когда просишь человека описать своё вожделенное счастье, то получаешь не более трёх минут перечисления благ и удовольствий. «И чтобы все были здоровы», — прибавит тот, кто по опыту узнал ценность здоровья. Становится очевидным, отчего так трудно достичь такого «счастья»: удовольствия и материальное благополучие не приносят подлинной радости — сколько за ними не гонись, оказывается либо не то, либо мало, либо не вовремя, либо не с теми. Всегда рядом кто-то болеет, умирает, страдает, уходит, что-то рушится, что-то теряется...

Погоня за иллюзорным счастьем и вера в то, что именно для него создан мир и человек, обесценивает другие важнейшие грани жизни. Вот что пишет об этом австралийский психотерапевт Хью Маккай: «...идея, что всё, что мы делаем, должно вести нас к счастью, кажется мне очень опасной. Из-за неё в нашем обществе появилась новая болезнь — страх печали. По-моему, все эти призывы — „напиши перед сном три вещи, которые сегодня сделали тебя счастливым“, „счастье — наше право от рождения“, „бодрись несмотря ни на что“ и всё в таком духе — звучит дико. Так мы учим детей, что счастливым полагается быть по умолчанию. Какой вздор».

Ликвидируя способность переживать печаль и боль, мы не можем с полнотой пережить и радость. Вместо того, чтобы отгоревать своё и испытать счастье сполна, мы застреваем в зыбучих болотах уныния и недовольства. Жизнь кажется нам чередой непрекращающихся несправедливостей и бед, а по сути, мы не можем плакать от души и радоваться так же от души, предпочитая находиться в состоянии «чистилища». Когда человеку делают анестезию, он не чувствует боли, но глупо предполагать, что обезболенная часть тела почувствует какие-то приятные импульсы. Обезболивая свою душу, мы попросту ликвидируем ту её часть, которая способна чувствовать и переживать. По сути, когда сегодня человек жалуется на качество своей жизни, одним из первых прозвучат слова «безразличие» и «пустота» — в противоположность слову «полнота».

Человечество прилагает максимум усилий, чтобы вытеснить из жизни всё, что не радует, не веселит, не приносит удовольствия. Но стоит вспомнить момент в жизни, когда ты был по-настоящему счастлив, и с удивлением можно обнаружить, что это тот миг, в котором сошлись самые противоречивые чувства и удалось пережить своё присутствие «здесь-и-сейчас». Моментом истины и счастья станет не момент ликования и триумфа, а момент полноты, целостности.

В моей жизни такие минуты счастья приходились на непростые для меня времена, и я даже удивлялась — может ли быть так, что я счастлива именно сейчас? Мои клиенты, а также знакомые и близкие люди делились подобным опытом переживания моментов подлинности и полноты, которые сами же и называли настоящим счастьем. И как знать, возможно, предел душевной или физической боли на самом деле есть не кажущийся конец жизни, а лишь начало, преддверие? Знакомый многим из школьной программы отрывок про небо Аустерлица из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир» понимаешь лишь с годами. Тот миг, когда конец окажется лишь началом качественно новой жизни, жизни, в которой есть место горю, но также и место настоящему счастью.

Люди, познавшие ценность и хрупкость жизни, сокрушаются о том, сколько времени тратили на пустое, на суету, гонки, борьбу, — часто с самим собой или с вымышленным, несуществующим врагом. А в какой-то момент вдруг кусочек неба, цветок, улыбка прохожего, глоток кофе, слово «здравствуй» неожиданно меняют твой мир, внося в него полноту и счастье.

Целое Я

Имея опыт встречи с подлинным собой, человек уже не сможет довольствоваться меньшим и будет снова и снова искать путь к целостности. Расколотость, фрагментированность, сужение человека приносит много страданий как нам самим, так и тем, кто нас окружает. Конечно, хотелось бы жить в мире идеальных людей, у которых желания сверены с совестью, дело не расходится со словом, слово не звучит даром, а душу не разрывают противоречия и диссонансы. В определённой мере каждый из нас не целостен, но кто-то, несомненно, подошёл ближе к себе подлинному, а кто-то расщеплён патологически (например, человек, болеющий шизофренией). Путь к собственной целостности тернист и полон не самых приятных открытий о себе самом. Но совершенно необходимо попытаться принять ту часть себя, которая может ревновать, бояться, подозревать, завидовать, гневаться. Всё это может не нравиться, но от этого не перестаёт быть частью нас.

Когда болит зуб, реальность человека сводится к боли, он сам становится этой болью, и нелепо в этот момент говорить ему: «Успокойся, ты будешь ещё здоров и счастлив». Когда вся реальность сходится в одну болевую точку, человек утрачивает способность видеть жизнь и самого себя целостно, и чем настойчивее он будет пытаться эту боль игнорировать, тем сильнее она будет о себе заявлять, «отменяя» остальные сферы жизни. Больной зуб требует внимания, лечения и бережного отношения. А советы из области «отвлекись, развейся» предлагают как раз проигнорировать происходящее. Одна моя знакомая при зубной боли несколько недель кряду занималась самолечением и пригоршнями пила обезболивающее. Дошло до того, что её забрала «скорая» и ей делали операцию под общим наркозом, поскольку киста на корне зуба разрослась до неимоверных размеров. Так же бывает и с болью душевной, когда человек пытается её игнорировать и обезболивать.

Если болезненному переживанию пытаться запретить быть, оно никуда не денется, а будет постоянно напоминать о себе, а со временем попросту поработит, став навязчивым состоянием, которое подчинит себе всю жизнь. Если же принять себя со всеми своими потрохами, то человек сам становится хозяином своих чувств, переживаний и поступков — они не имеют власти над ним, но он сам ими владеет. У людей религиозных часто именно в этой точке происходит подмена понятий. Кажется, если отрицать свой гнев, ревность, зависть и прочее, то это будто бы откроет путь к святости. Но не знать о своих болезнях — вовсе не значит быть здоровым. Когда святые говорили, что считают себя грешниками, это не было самоуничижением. Это было принятие себя и знание о себе всей правды: ни одна часть не упускалась из виду, не игнорировалась. Только в таком целостном видении себя и своей жизни есть шанс взращивать в себе доброе и искоренять злое, побеждая свои страсти.

Иногда нам удаётся сквозь боль совершить этот прыжок в настоящее, и сделать это можно не тогда, когда мы бежим от боли или пренебрегаем ею, а тогда, когда принимаем, впускаем её в свою жизнь. Наглядно это показано в романе Эриха Марии Ремарка «Триумфальная арка», где герой открывает что-то неизмеримо большее, чем счастье.

«Он почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвёт, разрывает его сердце. Боже мой, думал он, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Жоан снова будет со мной, я опять потеряю её, и всё же моя страсть не утихает. Я анатомирую своё чувство, как труп в морге, но от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов всё пройдёт, но это мне не помогает. Невидящими глазами Равик уставился в окно Жоан, чувствуя себя до нелепости смешным... Но и это не могло ничего изменить...

Внезапно над городом тяжело прогрохотал гром. По листве забарабанили тяжёлые капли. Равик встал. Он видел, как улица вскипела фонтанчиками чёрного серебра. Дождь запел, тёплые крупные капли били ему в лицо. И вдруг Равик перестал сознавать, жалок он или смешон, страдает или наслаждается... Он знал лишь одно — он жив. Жив! Да, он жил, существовал, жизнь вернулась и сотрясала его, он перестал быть зрителем, сторонним наблюдателем. Величественное ощущение бытия забушевало в нём, как пламя в домашней печи, ему было почти безразлично, счастлив он или несчастлив. Важно одно: он жил, полнокровно ощущал всё, и этого было довольно!

Он стоял под ливнем, низвергавшимся на него, словно пулемётный огонь с неба. Он стоял под ливнем и был сам ливнем, и бурей, и водой, и землёй... Молнии, прилетавшие откуда-то из неведомой выси, перекрещивались в нём; он был частицей разбушевавшейся стихии. Вещи утратили названия, разъединявшие их, и всё стало единым и слитным — любовь, низвергающаяся вода, бледные сполохи над крышами, как бы вздувшаяся земля — и всё это принадлежало ему, он сам был словно частицей всего этого... Счастье и несчастье казались теперь чем-то вроде пустых гильз, далеко отброшенных могучим желанием жить и чувствовать, что живёшь».

Анна Лелик