От слов «возможно, это онкология» все молитвы из головы повылетали

Протоиерею Вячеславу Перевезенцеву диагноз «рак» поставили в мае 2019 года. Его лечение продолжается.

Когда начинаешь делать, что должно, страх отступает

— Человеку говорят: «У вас подозрение на рак». Что в этот момент делать? Как вообще собрать силы, когда накрывает страх, когда все молитвы из головы вылетели?

— Я не очень люблю абстрактные советы. Одни и те же, казалось бы, ситуации мы все переживаем очень лично, по-своему, каждый человек неповторим.

Когда с подобными вопросами ко мне обращаются конкретные люди, я всегда стараюсь индивидуально побеседовать, потому что в этот момент очень важно внимание к конкретному человеку, способность его понять. Понять, что именно он сейчас переживает, и, если это хоть немного у нас получается, человек может почувствовать облегчение. 

Страх в подобной ситуации абсолютно нормален. И если вы – человек верующий, страха тоже не нужно стесняться, бояться, считать подобную реакцию греховной.

Трудно не испугаться, когда мы стоим на пороге такого серьёзного изменения нашей жизни.

Но важно в этом страхе не утонуть, не дать ему нас парализовать.

Страх – не совсем эмоция, но при нём возникает такое эмоциональное состояние, которое может нас поглотить, в страхе можно увязнуть.

Но в то же время мы можем пройти с этим страхом через то, что пройти необходимо.

В детстве в деревне, где я проводил лето, у нас с мальчишками и девчонками была такая игра: мы ходили ночью на кладбище. Светила луна, завывал ветер, рядом был разрушенный храм, внутри которого с жутким грохотом летали летучие мыши. И, вот, надо было зайти в храм, а затем пройти через все кладбище. Не пройти нельзя, как жить с клеймом «труса»? Было жутко, но я заметил: когда ты начинаешь делать, что должно, страх отступает.

Так и с раком – да, в нашей жизни начался новый этап. Но в то же время мы знаем, что нам нужно и должно делать.

Необходимо пройти диагностику, чтобы понять, правильный диагноз, или нет. Если диагноз подтвердился, нужно продумать лечение.

Сегодня есть много онкологических заболеваний, вполне поддающихся лечению, особенно, если его вовремя начать. Да, это очень страшно. Но еще страшнее – в страхе затаиться, куда-то спрятаться, свернуться в калачик. Тогда этот страх тебя и правда парализует и будет еще страшнее.

А мы сейчас – есть?

Протоиерей Вячеслав Перевезенцев. Фото: Павел Смертин

— Ожидание страшного бывает иногда хуже самого страшного. Но почему?

— Каждый из нас боится по-своему, так же, как по-своему верит и любит.

Все мы знаем, что когда-нибудь умрём. Правда, мало кто в это верит, даже верующие. Это парадокс.

Парадокс и в том, что страх смерти может быть связан со страхом жизни. Мы боимся времени, когда нас не будет, мы боимся потерять себя.

Но ведь в этом спрятан вопрос – а мы сейчас есть? Зачем я живу свою жизнь? Да и живу ли я по-настоящему? Что оставлю после себя? Здесь таится много разных тем. Все они очень глубоки и предельно серьезны, а значит и прикасаться к ним нелегко.

И порой такой страх может взбодрить человека, помочь что-то изменить, помочь заглянуть в себя обратиться к Вечности. С самого рождения мы предназначены к вечности. Просто мы не умеем жить этим по-настоящему, и иногда об этом напоминает какая-то беда, какой-то очень крутой и неожиданный поворот нашей жизни.

Поэтому, например, если кто-то из сочувствующих в этот момент говорит: «Успокойся, все будет хорошо, не переживай, не думай об этом», — это неправильно.

Это страусиная политика, которая может создать только иллюзию решения проблемы.

Я могу поделиться своим опытом. Когда я  узнал о своём диагнозе, то подумал, что всё это промыслительно, не случайно.

Значит эта беда, постучавшаяся в мой дом, — не повод для ропота, поиска виноватых, тем более, отчаяния, а повод для того, чтобы духовно проснуться.

И надо сказать, что я почувствовал в это время какую-то особенную теплоту и близость Божью.

Это было удивительное состояние. Я больше тридцати лет в Церкви и из них почти тридцать лет священник, но такого духовного подъёма не испытывал никогда. Думаю, это состояние – некий Божий дар. Его нельзя ни заслужить, ни как-то специально «приблизить». И я думал, что так будет всё время, которое мне отпущено.

Но постепенно, хотя далеко не сразу, это состояние ушло, и жизнь стала «обычной». Я мог бы долго размышлять о том, почему это состояние отдаляется, но мне кажется, это неважно, важно, что оно было.

Можно мыть посуду – и думать о вечном

К. Петров-Водкин, «Утренний Натюрморт». Изображение с сайта infocentereurope.ru

— И как выстроить человеку в этом положении свою обычную жизнь?

— У всех нас есть свои обязательства. Мы связаны с Богом и людьми. Если человек верующий, он общается с Богом через молитву и таинства, но ещё он общается с людьми.

Сейчас, по мере сил, я стараюсь общаться с людьми, что-то пишу — веду такую же жизнь, которой я бы и жил, если бы этой болезни не было.

Помню, я читал книгу, где была история о средневековом католическом монахе, который играл в мяч. К нему подошёл игумен и сказал: «Не стыдно ли тебе заниматься такой ерундой, а вдруг сейчас случится конец света, и Господь застанет тебя за этим занятием».

Подумав, монах ответил: «Нет, мне не стыдно. Потому что если то, чем я сейчас занимаюсь, — дело недостойное, мне не стоит заниматься им никогда, даже если конец света наступит через тысячу лет».

Вот и нам стоит продолжать делать обычные дела, но помнить, «что Господь, близ, при дверях!»

Когда-то о. Серафим (Роуз), который тоже прошел через рак, говорил: «Сегодня позже, чем вы думаете». И это не ловкая манипуляция страхом, как может кому-то показаться, это тема бодрости и трезвения, которая проходит через все Евангелие.

Это отнюдь не значит, что, думая о вечном, мы должны замереть, перебирая чётки. Нужно жить обычной жизнью – мыть посуду, водить ребёнка в школу, читать с ним книги, сажать цветы – при этом понимая, что Господь может позвать в любой момент и потому дорожить и ценить каждый день, каждое мгновение жизни и быть готовым.

Если есть что-то тяжкое на душе, обиды, неразрешенные конфликты, нечистота, — надо просить Бога, чтобы Он помог все это разрешить, даровал бы мир и примирение, как со своей совестью, так и со всеми людьми, а значит и с Богом, потому что завтра мы можем не успеть.

«Теперь всё надо делать по-настоящему, время притворства прошло»

Пациент во время обследования в однофотонном эмиссионном компьютерном томографе. Фото: Юрий Смитюк/ТАСС

— А о чём молиться в это время обследования, неизвестности?

— И опять я могу просто поделиться своим опытом. Заболев, я не стал искать каких-то новых молитв, а просто продолжил читать обычное правило.

Правда, в этих молитвах, которые я давно знаю наизусть, стали открываться какие-то новые глубины. И мне нравится эти молитвы — я чувствую, что через эти слова я общаюсь с Богом.

Или можно просто взять в руки чётки и читать Иисусову молитву. Молиться можно о воле Божией, о том, чтобы Господь нас не оставил, о том, чтобы у нас были силы и для молитвы, и для служения.

И о том, чтобы наши близкие, которым намного тяжелее, чем самим болеющим, смогли выдержать; за них стоит молиться в первую очередь.

Конечно, можно молиться и об исцелении. Но нужно помнить о том, что молитву мы завершаем словами: «Господи, не как Я хочу, но как Ты».

Мы действительно не знаем Божью волю о себе; знаем только, что Господь хочет, чтобы все спаслись. А уж придём мы к этому спасению на инвалидной коляске, через боль или, наоборот, тихо и мирно, — этого мы не знаем.

Молитва – это наша связь с Богом, слова в ней не так важны. Это же не магическое заклинание, где мы должны произнести «нужные» слова. Кто-то может вообще сидеть молча, но с таким сердцем, что это будет самая искренняя молитва. Кто-то может читать акафист или псалмы – и это будет молитва, на которую непременно откликнется Господь и пошлет то, что сочтет нам нужным.

Каждый человек сам знает, когда он молится по-настоящему, а когда притворяется, правда, непонятно, для кого.

Теперь всё надо делать по-настоящему, время притворства прошло.

Источник