Как общаться с людьми, которые пытаются поддержать вас в горе, но делают только хуже

Меган Девайн — бывший психотерапевт, которая пережила внезапную смерть любимого человека. В книге «Поговорим об утрате.Тебе больно и это нормально» она объясняет, что не так с восприятием горя в обществе, почему горюющего человека так сложно хорошо поддержать и как он сам может хоть сколько-нибудь уменьшить свои страдания, пусть даже боль все равно не уйдет.

Ниже приводим фрагмент книги, в котором Девайн объясняет, как помочь окружающим, которые что-то делают не так, хорошо тебя поддержать.

Объяснять или игнорировать?

Скорее всего, как и большинство людей, испытывающих горе, вы постоянно вынуждены выслушивать комментарии, которые в лучшем случае являются неуместными, а в худшем — оскорбительными, унизительными и грубыми. В начале книги мы говорили о глубоких корнях осуждения и стремления избегать боли в нашей культуре. Не менее важно привнести это знание в вашу личную жизнь, помочь себе понять, почему поддержка окружающих столь неуместна, и внести в нее коррективы.

Обесценивание, попытки развеселить вас, предложения «оставить это позади» — одна из основных причин страдания для людей, испытывающих горе.

Поддержка человека, столкнувшегося с утратой, — замкнутый круг: из-за того, что в нашей культуре не принято говорить о реальности горя, никто толком не знает, как помочь. А те, кто лучше всего знает, как помочь, — сами горюющие люди — не обладают достаточной энергией, заинтересованностью и возможностями, чтобы обучать других поддержке. Поэтому мы оказываемся в тупике: друзья и родственники хотят помочь, переживающие утрату люди хотят получать поддержку, но никто не достигает желаемого.

Если мы хотим научиться лучше поддерживать друг друга и добиться того, о чем мечтаем, — счастья любить и быть любимыми, — мы должны поговорить о том, что не работает. Это нелегко, но очень важно.

«Если вы объявитесь у меня на пороге через десять дней после смерти моей дочери с веселенькой пачкой печенья и посоветуете мне не грустить, глупо улыбаясь мне в лицо, вы не станете ближе моему разбитому сердцу. Если вы потребуете поддержки, потому что наши с вами отношения изменились после смерти моего ребенка, — я не смогу вам ее оказать. Когда я говорю вам, что не смогу прийти на людное мероприятие (то есть такое, где будет больше одного человека), пожалуйста, поверьте, что я сама знаю, что мне по силам, а что — нет. Моя инстинктивная потребность забиться в кокон, запеленать себя, как ребенка, посреди этого кошмара — то, что мне сейчас нужно. И я не могу этого делать, если вы вечно осуждаете меня, говорите, что я постоянно злая. Да, черт возьми, я злая! МОЯ ДОЧЬ УМЕРЛА! Так что приходите попозже, когда вы будете готовы сидеть молча, смотреть и слушать.

И еще кое-что: моя трагедия не заразна, вы не подхватите от меня детскую смертность. Я знаю, что вы не можете подобрать слова. Несколько месяцев назад я бы тоже не смогла. Хотите совет? Не говорите банальностей. Не начинайте предложения со слов „ну хотя бы“, иначе будете свидетелем моего превращения в Воина Горя. Я выплюну вам в лицо вашу теорию переживания горя, расскажу, что Кюблер-Росс недопоняли, что в горе нет никаких этапов, никакого определенного пути. Каждый сам по себе в этом мраке. Я попрошу вас: пожалуйста, поговорите со мной о моей дочери. О том, что я до ужаса боюсь, что ее забудут, что я сама ее забуду. Я напомню вам, что могу в любой момент начать всхлипывать или плакать, но это нормально: такова теперь моя жизнь. Я так существую, здесь-и-не-сейчас».

Лори Круг, участница курса «Писать свое горе», о смерти своей дочери Кэт

Но я просто пытаюсь помочь!

«Во всем есть смысл». Какое глупое, осуждающее, упрощающее, кошмарное высказывание — в любой ситуации, не говоря уже о горе. Какой у него вообще может быть смысл?

«У него была прекрасная жизнь, и тебе повезло, что он был с тобой столько, сколько смог. Будь благодарна и живи дальше». Как будто если жизнь была прекрасной, не страшно, что она оборвалась.

«Ты хотя бы знаешь, что можешь иметь детей. Я даже не могу забеременеть». В какой момент обсуждение смерти моего ребенка превратилось в рассказ о твоей жизни?

«Не грусти! Не может быть все так плохо, как тебе кажется». Почему незнакомые люди настаивают на том, что я должна выглядеть счастливой?

Такие слова мы говорим друг другу, настаивая на том, что пытаемся помочь.

Вот что я чаще всего слышу от людей, переживающих утрату: окружающие ужасно с ними обращаются. Люди говорят самые бестактные и жестокие вещи человеку, испытывающему боль. Порой они делают это сознательно. Иногда люди ведут себя злобно, бестактно и жестоко просто потому, что они такие. К счастью, подобных людей легко игнорировать. Но как же быть с теми, кто действительно вас любит и отчаянно пытается вам помочь? С их словами и с тем, что они полностью игнорируют вашу боль, гораздо тяжелее иметь дело.

Мы знаем, что они желают нам только добра. Мы видим это по выражениям лиц, слышим по тону голоса: они очень стараются облегчить нашу участь. И неудача заставляет их лишь больше стараться.

Но им нельзя об этом говорить. Нельзя признаться, что они не помогают. Это только ухудшает ситуацию.

Просто будьте вежливы

Когда я говорю о том, как неумело мы поддерживаем тех, кто испытывает боль, я получаю два ответа. Один от людей в горе: «Спасибо, что сказали об этом!» Другой — от их близких: «Мы просто пытаемся помочь! Почему у вас такое негативное отношение?»

Это неизбежная реакция: «Люди желают вам добра! Они просто пытаются помочь», — и даже: «Вы просто неспособны понять глубокий смысл их слов». Самые злобные письма из тех, что я получаю, пишут люди, которые изо всех сил стремятся помочь своим близким, а я говорю, что они все делают неправильно: их слова почему-то означают болезненные, злые, унизительные вещи, хотя сознательно они стараются не причинять боли. Как я могу быть такой бессердечной, негативной, неспособной понять: они делают все, что в их силах? Они желают родному человеку добра. Мне следует сосредоточиться на хорошем, быть доброй и благодарной, а не такой злобной и язвительной.

Дело вот в чем: я говорю правду о том, каково это — чувствовать пренебрежение и отсутствие поддержки в тяжелое время. Я говорю правду о том, как мы предаем друг друга. Я не боюсь сказать то, о чем испытывающие горе люди по всему миру думают миллион раз в день. Я не боюсь сказать громко, чтобы все слышали: «Вы не помогаете».

Это не негативное отношение. Я просто говорю правду.

В нашем обществе действует подписка о неразглашении правды. Не только про горе, но и про то, с чем сталкиваются в нашей культуре люди, переживающие трагедию. Мы обучены быть вежливыми. Мы должны улыбаться, кивать, благодарить за заботу — когда на самом деле нам хочется кричать: «Да ты вообще подумал, прежде чем говорить мне такое?»

Каждый раз, когда я открываю новое отделение курсов письма, меня поражает количество тех, кто говорит: «Это первое место, где я смог быть абсолютно откровенным по поводу моего горя. Больше никто не хочет слушать о нем, и мне постоянно твердят, что я все делаю неправильно».

Многие люди, переживающие утрату, признаются: вместо того, чтобы сообщать близким о бесполезности их утешений, они просто переставали с ними общаться. Когда ты не можешь высказать правду, потому что она не нравится другим, это ощущается как огромная, абсолютно излишняя несправедливость, усугубляющая горечь вашей утраты.

Никому не нравится слышать, что он совершает ошибки. Но если мы не будем говорить о том, что мы чувствуем, когда горюем, то в чем тогда смысл? Если мы не можем произнести слова «это не помогает», не получая в ответ осуждение и критику, как люди узнают о том, что нам нужно? Если мы ничего не скажем, а будем улыбаться, кивать и прощать людей по той причине, что они «желают нам добра», то как что-то сможет измениться?

Когда от вашей правды отмахиваются, это неприятно. Мне не нравилось, когда так поступали со мной, и я ненавижу, когда так поступают с вами. От этого я впадаю в ярость.

Лично я верю в то, что мистики называют «праведным гневом», — злость, которая заставляет говорить правду. Она обличает несправедливость и замалчивание — и не для того, чтобы устроить сцену, а потому что она знает: настоящее сообщество возможно.

Такой гнев помогает высказать правду без оглядки на то, что это кого-то обижает. И, что не менее важно, его основной целью являются любовь, поддержка, родство, единение.

Я так долго рассказываю о неправильной поддержке в горе, потому что хочу, чтобы ситуация улучшилась. Она должна улучшиться ради вас, ради миллионов людей, которые придут в мир скорби после нас. Поэтому мы должны начать говорить правду.

Сказать, что «они желают нам добра», недостаточно. Человек, настаивающий на использовании обидных и обесценивающих слов, не может прикрываться желанием утешить.

Если кто-то действительно хочет вам помочь в вашем горе, он должен быть готов услышать о том, что вам не помогает. Он должен желать ощутить неудобство незнания: что говорить, как говорить. Он должен быть открыт для обратной связи. Если же нет, то он на самом деле не помочь хочет, а только казаться помощником. Это разные вещи.

Никто не знает, что надо сказать. Поэтому важно вести такие беседы. Не для того, чтобы говорить правильно, а для того, чтобы говорить лучше.

Решить, на кого тратить заботу и усилия

Рассказывать людям о реальности горя очень важно — но порой вам не под силу заботиться о том, понимают они или нет. Иногда легче просто перестать объяснять, по крайней мере большинству. Важно решить, кто стоит затраченного времени и усилий, а кого можно игнорировать без особых последствий. После того как вы решили, кто стоит вашего внимания, попробуйте помочь им помочь вам — но так, чтобы не перегрузить свои разум и душу.

Все это нелегко.

Если мои слова помогут вам проинформировать и обучить добрых, чутких, благоразумных людей из вашего окружения, тогда просто замечательно.

Но если у вас нет никаких сил, позвольте мне сделать это за вас. Используйте настоящую и следующую главы (а также статью «Как помочь другу в горе» в приложении), чтобы помочь близким людям хоть самую малость понять, каково жить после трагической утраты. Вместе мы сможем рассказать им об этом.

Допущения. Их делают все

Сколько раз вам говорили: «Ты, наверное, чувствуешь себя так-то». Или: «Я видел, как ты стоишь в очереди и думаешь о своем муже — это было сразу понятно по твоему взгляду в пустоту».

Бывает, что через несколько дней или недель после трагического события вы обнаруживаете: кто-то обиделся на вас, потому что вы ему как-то не так ответили; либо ему показалось, что вы не хотите с ним разговаривать. Причем вы вообще не помните той встречи.

Или люди пускаются в долгие разглагольствования о том, что именно вам следует сделать, дабы избавиться от боли, и что они делали, когда с ними случилось то-то или то-то. Это так странно — слышать, что вам надо пойти на танцы после смерти вашего ребенка, поскольку говорящий так поступил после развода.

Я помню, как люди, не имеющие отношения к моему горю, бесконечно твердили о том, что я должна найти кого-то нового, что однажды моя жизнь наладится и что Мэтт хотел бы для меня именно этого. Они устраивали целые мотивационные выступления, подолгу решая мои проблемы за меня — проблемы, о которых я им не говорила и которых у меня даже не было.

Очень часто, когда мы горюем, люди, не испытывавшие наших переживаний, рассказывают нам, что они означают, как ощущаются, как должны ощущаться. Они анализируют собственный опыт и представление о наших переживаниях и предлагают нам поддержку, основанную на своем видении ситуации. Люди принимают наши реакции — или их отсутствие — на свой счет, приписывая им некий смысл и не удосуживаясь проверить истинность своих допущений.

Делать допущения — это нормально. Все их делают.

Но наша повседневная жизнь и проживаемая нами реальность обычно сильно отличаются от того, что предполагают насчет нее другие люди. В горе такой разрыв между допущением и действительностью еще шире. Во всем этом так много непонимания, а у пережившего утрату человека так мало интереса и энергии, чтобы вычислить и исправить подобное непонимание. Это лишь утяжеляет и без того изматывающий опыт горя.

Так же как и до трагедии, в вашей жизни наверняка есть самые разные люди: от по-настоящему добрых и любящих до безразличных, поглощенных собой и странных. Есть люди, которым наплевать на вашу боль, и люди, стремящиеся лишь выглядеть полезными, а не приносить реальную пользу. Травма и утрата также вызывают в некоторых людях вуайеристские импульсы, особенно если ваша трагедия освещалась в новостях.

Все эти люди, даже самые хорошие, ведут себя странно и неуместно перед лицом горя. Они просто по-разному это проявляют.

Иногда хочется просто списать их всех со счетов: никто не понимает меня и никогда не поймет. Жизнь после трагедии может ощущаться как переезд на другую планету — или вызывать такое желание.

Было бы так замечательно иметь возможность без слов передавать людям знание о реальности вашей утраты. Чтобы они могли хотя бы на тридцать секунд почувствовать то, что вы несете в себе каждую секунду каждого дня. Это бы смелó столько непонимания, уничтожило бы столько вредной «помощи» прежде, чем она достигнет ваших ушей. Но такой возможности у нас нет. У нас есть слова, описания и бесчисленные попытки понять и быть понятыми.

Чрезмерная, неотступная потребность описать свое горе или опровергнуть предположения окружающих, чтобы они смогли по-настоящему поддерживать вас, — это еще один жестокий груз для переживающих утрату.

Источник