Лабиринты тела и духа

Взаимосвязь души и тела, влияние душевных процессов на физическое самочувствие и здоровье — проблемы, которые волнуют как ученых естественно-научной ориентации, медиков, психологов, так и богословов, теологов, философов и всех, кто как-то пытается понять себя в связи с собственным телом. В конце ХХ века необычайную популярность приобрела психосоматическая парадигма. И сегодня мы много слышим о психосоматике. Публикуется масса литературы по этой проблеме — от дешевых брошюр до внушительных академических изданий. Читаются лекции, ведутся споры, пестрят в интернете ролики многочисленных психологов и психотерапевтов. Околонаучные и псевдонаучные течения активно используют понятие «психосоматика», наполняя его собственным, часто близким к эзотерическому и не имеющим доказательной базы, содержанием. Такое многообразии может привести «неискушенного» человека, заинтересовавшегося этой проблемой, в замешательство, привить ложные представления. Чтобы разобраться в многообразии представлений о психосоматике важно, прежде всего, понимать, в рамках какого мировоззрения находишься. В разных культурах и разных религиозных традициях мы можем встретить существенные различия в понимании взаимосвязи души и тела, психики и тела. В кризисные времена, например, такие как нынешняя пандемия коронавируса, интерес к психосоматике растет. Поэтому мы решили обратиться за разъяснением к специалисту в этом вопросе, православному человеку, известному психологу, травматерапевту, телесно-ориентированному психотерапевту, преподавателю и основателю образовательного проекта «Психология для Церкви», автору многочисленных авторских курсов , лекций и публикаций, соучредителю Ассоциации Понимающей Психотерапии, ученице Ф.Е. Василюка — Марине Сергеевне Филоник.

Марина, как можно психологически объяснить связь физического состояния и душевного здоровья? В светском варианте чаще мы слышим такое выражение: «Все болезни от нервов». В среде верующих существует другое представление: «Искорени грех — болезнь уйдет». То бишь есть достаточно явные указания на то, что душа прочно связана с телом. Для людей естественно-научного склада, нерелигиозных, неверующих эта связь более понятна, поскольку речь идет не о душе, а о психике — биологически опосредованной и глубоко укорененной в физиологии мозга. Но для людей, в жизненном мире которых есть представление о душе — эта связь интуитивно чувствуется, но ее трудно представить и тем более объяснить. Довольно часто люди представляют себе эту связь как нечто таинственно-магическое, включается так называемое «магическое мышление». Можно ли все-таки как-то объяснить связь души и тела, не прибегая к такому архаическому способу мышления?

Если у людей есть магическое мышление — оно может проявляться в разных сферах, не только при разговорах о теле. Его очень много в религиозных пространствах, естественно. Но и не только, в любых других. Мы, психологи, знаем, что это достаточно детский тип мышления, но в чём конкретно проявляется магизм по отношению к тематике души и тела, я не поняла пока еще.

Если, например, рассматривать тезис: «Искорени грех — болезнь уйдёт», то к нему можно отнестись как с духовной точки зрения, так и с инструментальной. То есть рассматривать, например, покаяние как некоторое ритуальное действие, направленное на достижение здоровья. Таким образом, «покаяние» перестает быть духовным актом и превращается в некую манипуляцию. У людей, которые убеждены в том, что болезни даются человеку за его грехи, существует такое понимание процесса: «я искореняю грех и это гарантированно дает мне исцеление от болезни». В этом и есть определенный магизм.

Абсолютно ложная установка! Да, об этом я могу сказать: о болезнях и о грехах, о мифах в этой сфере. Наверное, важно шире посмотреть на эту тему. Сейчас я попытаюсь построить представление о том, как это может быть. Но, наверное, нужно разделить этот вопрос на две части: развести психосоматику и грех. Сама идея разделения на «дух, душу и тело» — любимая наша триада — это античное привнесение. Священник Александр Бойко в одной из своих лекций сказал, если я не ошибаюсь, что не было, в частности, в иудейской традиции, такого разделённого представления. Было более целостное, более холистичное отношение к человеку. Но мы уже очень давно унаследовали идею разделения. Неоплатонизм продвигал идею о том, что тело нужно ампутировать, и только дух должен «вознестись горе»!

Православие очень глубоко впитало неоплатонические идеи. Об этом и игумен Петр Мещеринов говорил, и о. Вячеслав Рубский. Христианство впитало в себя очень многое из тех культур, в которых оно развивалось, что вполне естественно. Из греческой культуры оно унаследовало идею о душе и теле, как о чем-то таком, что существует раздельно друг от друга. И даже ставится вопрос: «так ли, что они связаны между собой?». До какого же градуса разделения мы дошли, что мы можем отвечать: «О! Ну, похоже связаны. Похоже, что существует психосоматика». То есть до какого масштаба идеи разделения нужно было дойти, чтобы теперь ставить вопрос: есть ли между ними связь? И если я правильно понимаю, хотя я в этой области недостаточно компетентна, что это такая, по своей сути нехристианская идея. Например, в Евангелии мы ее не найдем. Хотя есть контраргумент про то, что душа спасается, а что же с телом? При этом воскресать мы будем в теле. Это все к тому, что очень здорово все-таки мыслить человека более целостно, хотя нам это почти невозможно. И я тоже сейчас буду говорить про психосоматику с вами, и тоже буду использовать эти слова: «душа», «тело». Отдельно их мыслить. Но все-таки важно не слишком уж увлекаться этим разделением. Поэтому можно сказать, что «все болезни от нервов» и это будет почти правдой, а можно сказать, что человек страдает и болеет на разных уровнях. И проявляться это страдание и боль может на очень разных уровнях. И здесь важно сказать, хотя это может быть другой блок вопросов, что любая эмоция имеет свой соматический эквивалент. Просто так есть. И поэтому это разделение весьма условно. Сейчас много модных нейропсихофизиологических исследований. Все это стало страшно популярно. Даже на бытовом уровне мы стали говорить в шутку: «Пойду сейчас вырабатывать себе окситоцин», «у тебя дефицит дофамина». Много стало популярного в том, чтобы сводить душевную, эмоциональную, психоэмоциональную жизнь к физиологическим механизмам. И я здесь буду скорее против сведения к физиологии, но в том, что эта связь есть, эквиваленты есть — ну, кто бы с этим спорил? И дальше наука будет развиваться, будут развиваться нейроисследования и будет найдено еще больше физиологических эквивалентов.

Отдельный вопрос о том, что понимать под психосоматикой? Когда говорят о психосоматике, то имеется ввиду, что у человека имеются те или иные соматические симптомы, причины которых на медицинском уровне не найдены. Таких пациентов врачи будут склонны отправлять к психотерапевту, к психологу. Потому что будут считать, что эти симптомы из области: «все болезни от нервов». Таким пациентам врачи могут сказать: «Вам нужно разрешить свои психологические проблемы и тогда будет легче с астмой (аллергией, гастродуоденитом, язвой 12-перстной кишки, синдромом раздраженного кишечника и т.д.)».

Например, гуляющие боли в теле — довольно частый психосоматический симптом. И дальше мы упираемся в то, как нам это понимать. Вот такие странные психосоматические симптомы, которые вроде как несут под собой психологические причины. Здесь может быть так, что это, действительно, проявление, условно говоря, эмоционального напряжения: той самой избыточной тревоги, того, что было и есть сейчас в связи с коронавирусом. Что такое много тревоги? Это много напряжения в теле. Что такое много напряжения в теле? Это сжатие, нарушение кровообращения, спазм диафрагмы, это худшая регуляция вегетативной нервной системы и гладкой мускулатуры. А дальше — у кого что. Верно и обратное: если есть расслабление, чувство безопасности — сосуды расширяются, кровообращение улучшается, гормональный фон стабилизируется и т.д. Этот психофизиологический механизм есть. Нужно ли его называть психосоматическим?

Часто под психосоматикой имеют ввиду, когда есть какой-то психологический смысл симптома, условная выгода. Заезженный пример: я не люблю свою работу, не хочу на нее ходить. Личность не принимает решение, я как субъект не принимаю решения и болею, чтобы на нее не идти. То есть существует выгода какая-то в этом симптоме. Не принимая важных личностных решений, человек не идет навстречу реализации каких-то своих очень важных потребностей, желаний, ценностей, иными словами, человек живет против себя. В такой ситуации накапливается много лишнего напряжения, которое приводит к болезни. Человек не может сделать личностный выбор — уволиться с нелюбимой работы — и его тело начинает болеть для того, чтобы у него были основания не ходить на работу. И бывает так, что мы можем иметь какие-то психосоматические симптомы в контексте каких-то психологических выгод. И вот тогда обычно психологи, мне кажется, говорят про психосоматику. Но есть еще один очень важный момент, который психологами часто забывается в силу дефицита у них клинического образования (привет нашему Антону Марковичу Бурно) * Я давно занимаюсь телесно-ориентированной психотерапией и часто замечаю, что когда есть такие невнятные, гуляющие телесные симптомы, и когда врачи говорят: «Ой, у вас психосоматика! Идите-ка к психотерапевту или к психологу», — всерьез важно пойти именно к врачу-психотерапевту, потому что важно исключить форму так называемой маскированной, соматоформной депрессии. Когда нет привычной для нас картины депрессии: человек лежит сутками, апатичен, суицидальные мысли. Всего этого нет. Но есть непонятные блуждающие боли в теле, которые не лечатся симптоматически.

В том числе — синдром раздраженного кишечника. Об этом уже многие гастроэнтерологи знают, что, как правило, это признак вот такой соматоформной, скрытой депрессии. Синдром раздраженного кишечника прекрасно лечится легкими антидепрессантами. Подробнее можно узнать у врача-психотерапевта. Человек может бесконечно ходить по гастроэнтерологам и «можно» сказать, что он получает вторичную выгоду, что так он занимается собой, что так он говорит о своем переживании на языке телесной жалобы. Такому человеку многие психологи скажут, что у него психосоматика. Но грамотный врач-психотерапевт найдет там маскированную депрессию и легко полечит эту депрессию антидепрессантом. И это мы тоже будем называть, как правило, психосоматикой в психологическом сообществе. Поэтому, когда мы говорим про такие невнятные, гуляющие телесные симптомы, где врачи разводят руками — очень важно, мне кажется, подстраховаться, провериться, разочек сходить к врачу-психотерапевту и исключить депрессивный компонент. В частности, это важно в контексте коронавируса. Почему? Обостряется невротическая симптоматика. И недавно была конференция в Ассоциации понимающей психотерапии, где были доклады психиатров о том, что в это время статистика психиатрических болезней никак не изменилась (и мы знаем, что, например, в войну статистика заболеваемости шизофрений не меняется), но частота и выраженность невротических симптомов стала больше. Это та самая тревога, которая у каждого по-своему проявляется, потому что базовый уровень безопасности не обеспечен. Плюс сидение дома, обострение в связи с этим внутрисемейных и внутриличностных конфликтов; ситуация, когда человек оказывается сам перед собой, вместо того, чтобы быть включенным в работу 24/7. Или просто от того, что есть тревога в связи с угрозой жизни. Конечно, у людей, у которых есть склонность к депрессии, которые были прежде включены в активную жизнь и депрессия никак у них не проявлялась, — сейчас у них многое может обостриться. И, в связи с этим, легкие формы тревожно-депрессивного состояния сейчас цветут пышным цветом. Таким образом, с одной стороны, тело может как-то реагировать, а с другой — то, что мы называем психосоматикой может проявляться латентно-депрессивно. И важно это различать.

В любом случае нужно заниматься эмоциональным состоянием. Вопрос только в том, в какой мере им нужно заниматься? Либо нужны лекарства, либо достаточно каких-то психологических, духовных средств совладания с тем, чтобы по возможности пытаться быть в большем мире там, где объективно это сложно.

Это был такой заход к тому, как мы вообще можем мыслить психосоматику. Хотя чаще говорят в контексте психосоматики, все-таки, про выгоды. Но тоже важно понимать, что соматический симптом как психологическая выгода — это прерогатива людей с определённым типом характера. Есть люди, у которых есть характерологическая предрасположенность «демонстративно» болеть. И эта болезнь будет настоящей. Она не будет какой-то вымышленной, человек не притворяется — он болеет на самом деле. А есть люди, которые характерологически к такому типу совладания — справляться с какими-то психологическими задачами через болезнь — не особенно склонны. Это не отменяет общего фона тревоги, которая, повторюсь, очень влияет на здоровье. Сейчас в период коронавируса общие факторы, провоцирующие тревогу, обсуждались уже много раз: сидение дома, конфликты дома, когда ты вдруг оказался со своими детьми круглосуточно или с женой (мужем), которую ты раньше мало видел. Разводов много произошло за этот период, в том числе и в церковной среде. Все это имеет место быть. А главное — базовый уровень безопасности. Угроза жизни, которую мы переживаем. А это очень серьезно и тело, конечно, реагирует на ситуацию, когда есть угроза жизни. Оно не может не реагировать. И одно дело, когда это острый стресс: короткое время — тело мобилизуется. Другое дело, когда это длится несколько месяцев и невозможно быть на таком высоком соматическом уровне мобилизации так долго. Поэтому будут включаться какие-то защитные механизмы. И у кого, как говорится, «где тонко — там и рвется», и мы опять придем к теме «все болезни от нервов».

В целом мне кажется, что в этой части про психосоматику не хватает структуры и ясности мысли. Может быть я ошибаюсь, но мне казалось, что в первой версии текста ясности было больше.

А теперь можно сказать что-то о мифе «искорени грех — болезнь уйдет». Если мы мыслим грех как наследие от Адама и Евы, как некую поврежденность природы, что мы стали смертными, что мы несем на своем теле общий отпечаток испорченности мира — тогда мы можем так сказать, что болезнь — следствие греха. Но у нас же это обычно про личный грех говорится: «будешь жить менее развратно и исцелишься». Но жизнь совершенно не подтверждает этот тезис. Она не подтверждает его дважды. С одной стороны, мы знаем примеры святых, которые очень тяжело болели, и даже у них есть именование «многоболезненные», например, Амвросий Оптинский. Святые болеют и болеют тяжело, и как тогда с этим быть? И в то же время мы знаем обратное — всякие негодяи, люди, не живущие совершенно ни духовной, ни церковной жизнью, какие-нибудь «разбойники-прелюбодеи» — не имеют особых проблем со здоровьем, иногда даже имеют очень хорошее здоровье. И поэтому я против мании величия некоторых психологов, которые, к примеру, очень убежденно говорят, что причина онкологии — это аутоагрессия, нежелание жить — и точка! Ребята, знаете, что — нельзя все вот так брать и подводить под один знаменатель. Главное, проверить это никак нельзя, потому что если взять и начать проводить исследования, то мы почти у любого человека в жизни найдем какие-то примеры аутоагрессии и нежелания жить в той или иной мере. И эти мифологические суждения никак нельзя верифицировать. Так что тезис не подтверждается.

Но чем он так выгоден, почему его так любят, почему хочется думать, что «искорени грех и болезнь уйдет»? Это дает иллюзию власти над телом, дает иллюзию власти над болезнью, что, на самом деле, я могу сделать так, чтобы я не болел. Человек думает: «Вот сейчас я правильно почищу свою «карму», душу, покаюсь правильным способом — и тогда я исцелюсь». Я не хочу сказать, что я не верю в исцеления. Я верю в Евангелие, и мы знаем, что какие-то чудеса происходят. И мы знаем очень много примеров из практики работы врачей, например, в реанимациях, в онкоотделениях, когда человек хочет жить, когда у него есть эта мощная жизненная энергия и человек выздоравливает. Мне буквально на днях сказал один онкогинеколог: «Сколько женщин приходит, у которых первая стадия и они себя уже похоронили — и эти женщины быстро умирают». Он мне это лично сказал! И сколько людей приходят на более поздних стадиях, и они очень хотят жить, есть большая энергия, большое желание жить — эти люди дольше «положенного» срока живут. И те врачи, которые работают в сферах, где много терминальных больных, где люди борются за жизнь, подтвердят, что там очень много таких примеров. И это никак не коррелирует с верой. Вспомним Виктора Франкла. Скорее со смыслом это будет коррелировать. Смысл может вдохновлять человека жить. И это прямо не связано с религиозностью. Выздоравливать могут совершенно неверующие люди. Поэтому бьётся этот тезис о реальность, но он очень выгодный, потому что, повторюсь, есть в таком убеждении иллюзия власти.

В чем опасность психосоматического мышления, «мании величия» психологов, которые категорично и буквально интерпретируют психосоматический симптом? Они могут настроить человека таким образом, что он начнет думать: «Если я «правильно» исцелю свои психологические проблемы, «правильно» исцелю свои травмы, осознаю свои внутриличностные конфликты — я телесно исцелюсь». В какой-то мере — да, а может быть вообще и — нет. Но есть особый пафос, я встречала лекции таких психологов, которые убежденно говорят: «Так и только так! Вы болеете, потому что вы…», — и дальше идет объяснение. И я очень против такого понимания и такой подачи.

Тоже самое с грехом. Совершенно неважно, что мы подставим туда — человеческую проблему или грех, что примерно может быть одно и то же. Здесь та же самая идея, что у тебя в руках есть власть и ты можешь «правильно» покаяться и тогда будешь исцеляться. Знаете, что здесь еще плохо? В этом всем совершенно не нужен Бог. Я буду своими руками заниматься покаянием или чем-то еще, и буду таким способом исцеляться. Это еще одна большая опасность — зачем мне во всем этом Бог? Даже если мы ее здесь не обсуждаем, важно о ней сказать. В лучшем случае Бог становится функцией, обслуживающей мою задачу исцеления. Это в лучшем случае. И как сказал бы отец Вячеслав Рубский, — не знаю, корректно ли здесь на него ссылаться, — это хотя бы такой способ, через который человек вступает в контакт с Богом. Это лучше, чем ничего. Хотя бы он делает Бога объектом задачи по исцелению тела. И это уже способ вступить с Ним в контакт. Рубский говорит об этом в контексте борьбы с грехом. В нашей аскетической традиции мы знаем, что очень важно заниматься борьбой с грехом и это самое главное, чем нужно заниматься. Хотя бы через это тебе становится нужен Бог, ради борьбы с грехом. Хотя бы через это ты какой-то контакт устанавливаешь, ты Его зовешь в соработники в борьбе с грехом. Это лучше, чем ничего, Он тебе хотя бы зачем-то становится нужен. Это не я сказала — это о. Вячеслав Рубский. Я — согласна. Борьба с грехом как способ установления хоть каких-то отношений с Богом — лучше, чем ничего. Но, повторюсь, есть здесь «мания величия». Понимаете, это совершенно психологический механизм, как про невротическую вину: выгоднее считать, что я виноват и что-то не сделал, чем признать свое бессилие. Это как стадии вины при утрате, то же самое: я не могу принять, что человек умер и буду чувствовать вину. Это выгоднее, чем принять, что я ничего не мог сделать. Классическая закономерность в стадиях горевания. Так и здесь включается механизм пустого усилия (по А. М. Бурно), основанный на глубоко укорененном и часто неосознаваемом ощущении всемогущества: я начинаю думать, что могу исцелить себя сам, или как-то, ну, хорошо, мы скажем: «с помощью Божьей».

Ну, конечно, душа и тело связаны. Не то чтобы связаны, а существуют «неслиянно и нераздельно».

Марина, скажите, а уместно ли вообще задать такой вопрос: как связаны душа и тело, и что это за связь такая? Чем они связаны?

Мне кажется это про то, «сколько ангелов на кончике иглы». Но, поскольку я не антрополог, здесь мне трудно что-то сказать. Я за холистичность. И тогда у нас вообще снимается вопрос по поводу связи. Потому что вопрос про связь рождается из идеи разделения. А если мы говорим про холистичность, то тогда нет задачи мыслить и как-то пытаться понять эту связь, потому что там нет разделения.

Продолжаем тему психосоматического мышления. Мы знаем, что существует масса литературы, зачастую околонаучной, например, книги Луизы Хей, где довольно категорично говорится о связи психосоматического симптома с каким-то, если можно так выразиться, «промахом» человека. Например, если у тебя болит сердце — это ты не можешь выражать любовь, если насморк — это твои нерастраченные слезы, «внутренний плач» и т.д. Я встречала людей, в том числе из церковной среды, которые не просто не успокаиваются таким объяснением своей болезни, но и впадают в чувство вины. Чувствуют себя виноватыми в том, что заболели.

В том-то и дело — это мания величия психологов и некоторых верующих. Но это совершенно не «фишка» религиозных людей. Это просто потребность думать, чувствовать, быть в иллюзии, что я могу этим управлять. Вместо того — вспоминаем первый шаг 12-шаговой программы — чтобы признать свое бессилие. Вместо того, о чем говорит А. М. Бурно * — убрать пустое усилие и дать Богу действовать. Вместо этого идея о том, что я там чего-то могу. И обязательно после этого мы попадаем в вину. Я очень много говорила в разных лекциях о Луизе Хей и иже с ними. Это как сонники: тебе приснилась швабра в пятницу — и это означает… не знаю, что. Так и здесь. Действительно, очень много конкретных интерпретаций: печень — гнев, поджелудочная не переваривает — непринятие и т.д. Но если внимательно посмотреть, то все будет вокруг одного и того же. Набор неприятных, «негативных» чувств: гнев, обида, зависть, невротическая вина. Еще у Гиппократа было сказано, что боль в печени связана с гневом. Наверное, в этом есть какая-то правда. Но, снова и снова, — я против таких категоричных связок. Не только потому, что это вгоняет человека в вину, но и потому, что за этим непонятно какая правда стоит. И дальше не совсем понятно, что с этим делать. Все-таки мне ближе подход феноменологической, клиент-центрированной, процессуальной работы в работе с телом, когда мы идем за клиентом и пытаемся раскрыть его индивидуально-личностные смыслы. То, что мы в понимающей психотерапии делаем, в частности. Пытаемся понять жизненный мир человека. И очень может быть — и так обычно бывает — что один и тот же симптом, например, типичнейшая вещь — пережатое горло — чаще всего это обида или невыраженные сильные чувства. Человек чувствует ком в горле и пережатость. Невыраженные чувства, невысказанные, человек не мог прокричать что-то или он что-то не мог сказать. Но никогда мы не можем сказать: «Ребята, у всех, у кого пережало горло — у вас у всех невыраженная обида». Ничего подобного! Я очень часто с этим работаю. В терапии довольно часто приходит такое ощущение, когда человек вспоминает какие-то болезненные переживания и это один из частых симптомов. Тоже один из частых симптомов — человеку трудно дышать, спазм диафрагмы, сдавленность в грудной клетке.

Что касается Луизы Хей, я не знаю, на каком основании она выводила все эти закономерности жестких связок, были ли какие-то исследования проведены ею? Но, даже если глубоко не вникать в ее представления, мне ближе позиция феноменологическая, индивидуальная, субъективная, про личностный смысл. Я это усиленно вижу в опыте — один и тот же телесный симптом у разных людей будет означать совершенно разное. И нам важно раскрыть смысл конкретного симптома у конкретного человека. Работая с одним человеком, с его переживанием детской травмы, ему придет: «А меня никогда не слушали, я никогда не мог сказать. Меня всегда затыкали: «Кто ты такой? Молчи!». И у него при этих воспоминаниях пережимает в горле. Тогда у него спрашиваю: «А что хочется тебе, когда ты прислушиваешься к своему зажатому горлу? Хочется ли кричать? Можешь сейчас кричать или представить, что ты кричишь?» И что там? А там много текста, который был не выражен. И мы видим по динамике тела, которое не врет, — главная «фишка» тела, что оно не врет, — что симптом уходит. Человек высказывает это все накопившееся, выражает, и симптом уходит. А у кого-то там будет сдержанная обида, часто многолетняя. Потому что обиды склонны костенеть.

Или колики в животе. Я понятия не имею, что означают эти колики! Или, например, травмы сексуального характера, с которыми связывают боли внизу живота или боли в половых органах. Совершенно мы не знаем, что там на самом деле было. И мы идем в ощущения. Я говорю: «Направь внимание на область, которая болит, продолжай чувствовать эти ощущения, продолжай наблюдать и смотри, что приходит». У каждого свое. Очень разные вещи приходят. Понятно, что в целом есть общие психофизиологические механизмы, не связанные с содержанием переживания, как например, сжатие-раскрытие. Или три механизма реагирования на опасность: бегство, замирание, нападение. Это общие механизмы, которые есть у всех нас, которые достались нам от животных. В любой стрессовой ситуации будет реакция сжатия, не будет расслабления и раскрытия. А дальше есть индивидуальные аспекты. У кого-то ответственность на плечах, у кого-то обида в горле, у кого-то тревога в животе. Кстати, тревога может локализоваться не только в животе, но и в груди. Когда я говорю «локализуется», я имею в виду по ощущениям самого человека. Никакой мистики и магизма. Мы спрашиваем: «Как ты чувствуешь тревогу?». Человек говорит: «Я чувствую, как у меня в груди сжимается. Чувствую, что сейчас тревога в области сердца». Или может сказать, что в области живота или желудка. Но чаще всего так. Мало кто может сказать мне: «У меня тревога в левой ладони». Не встречала я ни разу такого ответа. А почти все будут говорить про грудь и живот. Это знают и массажисты, и остеопаты и мануальщики — все, кто хоть как-то более-менее глубоко работает с телом. Такие специалисты тоже понимают, что чувства локализуются в теле, и где именно чаще всего.

Еще раз хочу сказать, что я очень против жестких связок и прямых интерпретаций. Человек и так страдает, допустим, у него онкология. А ему говорят: «Ну, конечно, у тебя аутоагрессия, ты не хочешь жить». А что, это как-то поможет ему сейчас? Но здесь тоже такой момент — допустим, что даже такой психолог прав, и человек оказался депрессивный, суицидальный и т.д. Знаете, что? Идите в психиатрическую клинику, в отделение, где лежат суициденты. И вы там найдете не так много онкопациентов. Давайте будем честными, не будем натягивать интерпретацию на симптом. Если бы было все так, как пишут в этих книжках, тогда бы была статистика, связь: человек не хочет жить — у него онкология. А сколько мы имеем примеров из жизни святых людей, очень светлых людей, и почти каждый читатель наверняка вспомнит какого-нибудь знакомого чудесного светлого батюшку, который был с Богом во взгляде, и он при этом тяжело болел, и часто это была онкология. Просто сейчас очень много онкологии! У нас в храме чат организовали для прихожан и там они пишут списки молитв. Прихожане молятся за прихожан. И постоянно там: онкология, онкология, онкология, коронавирус, онкология, коронавирус… Каждый день я это читаю! Ничего другого особо не приходит. Ну, кто-то рожает иногда, просят помолиться. А в основном — очередная химия, химия, коронавирус. Даже не знаю, чего больше сейчас. Мне кажется рака гораздо больше. Но я по чату прихода сужу. Пожалуйста, такая выборка есть. Прихожане — несколько сотен человек, от них постоянно это приходит. И что, они все не хотят жить? Но, даже если это и так, даже, если мы не знаем, и это действительно проявление нежелания жить. В конце концов, желание жить, конечно же, влияет на здоровье в широком смысле слова. Но будет ли это помощью для человека, который сейчас претерпевает страдания. Он узнал о диагнозе, а ты ему ролик скидываешь какого-нибудь психолога, который бодренько, уверенно и красиво, с горящими глазами и блестящей улыбкой вещает: «Ребята, как вы были все неправы! Вам надо полюбить жизнь и тогда вы все исцелитесь». Тошнит просто. Это какая-то антиподдержка вообще. Я даже со своими друзьями спорю, которые впадают в разные психосоматические идеи: «Это поддержит человека? Ты задался вопросом, что сделает с человеком эта информация, которую ты ему дал?». Так что, вот так.

Марина, Вы сейчас рассказали о вашем приходском чате, где огромное количество сообщений и просьб помолиться о болеющих онкологией прихожанах. У нас много профессий, в том числе врачи, социальные работники и волонтеры кризисных центров, священники — люди, которые постоянно по долгу службы находятся в таком поле, где бесконечно происходят какие-то тяжелые ситуации, где люди умирают, тяжело болеют и умирают маленькие дети, в том числе и от онкологии. То, с чем они каждый день встречаются, даже при адаптации (насколько она возможна), не может не вызывать чувства страха. Что-то внутри все равно сжимается от мысли: «сегодня они, а завтра на их месте могу оказаться я или близкие мне люди». То же происходит сейчас со многими людьми, которые погружены с головой в статистику жертв ковида. Если говорить о страхе как пусковом механизме, который запускает изменения в организме, в иммунитете, — можно ли сказать, что страх провоцирует болезни? И второй вопрос, вслед — что в человеке может противостоять страху?

Мы знаем Евангельский ответ. Но ты попробуй это реализуй! Я имею в виду — любовь. Конечно, мы знаем этот опыт, когда мы чувствуем близость Бога, действие благодати, прикосновение Божие, проявление Божие в своей жизни — в этот момент все уходит. И не только страх, а, мне кажется, вообще все психологические проблемы. Но часто ли мы можем прибывать в этом? И это отдельная задача — прямо не связанная, может быть, с темой нашего разговора — что, конечно же, надо искать то, что тебя вдохновляет. Надо искать то, что приближает тебя к Богу. Что-то, где ты можешь быть более живым, где можешь быть больше собой, где больше жизни. Потому что Дух Святой — Жизнодатель. И там, где больше жизни, там больше Бога. И это связанные вещи. Неважно как — психосоматически, духовно — но там, где я хочу жить, где у меня горят глаза. И неважно, что я при этом иду делать: иду волонтерить в ковидную больницу или дома вышиваю крестиком — совершенно неважно. Это будет хорошей поддержкой себя, в том числе, в плане соматического здоровья и важной духовной практикой одновременно. Но можно ли пренебрегать какими-то психологическими техниками поддержки себя в противостоянии тревоге? Здесь мы имеем очень много всякого разного психологического контента. Различные методики, лекции. На портале Предание.ру мы делали поддерживающую лекцию по преодолению тревоги в пик волны коронавируса. И также у коллег было много лекций на эту тему. Материала очень много. Любые средства, которые помогают быть в большем спокойствии — хороши. Например, средства соматической заботы о себе: здоровое питание, какие-то простые вещи, как например, температура дома. У меня сейчас дома холодно, и я включаю обогреватель. Недостаточно этого в плане заботы о себе, но при более высоком градусе невроза, я бы, наверное, терпела холод. Говорят, что такое бывает. Порой, такую невротическую реакцию принимают за ложное смирение. Любые способы заботы о себе — всегда очень важны и особым образом необходимы сейчас. Когда испытываешь тревогу можно спрашивать себя: «Чего бы мне сейчас хотелось? Что я сейчас чувствую?». Я бы также назвала среди психологических средств — медитацию. Страшное слово для православных, но за ним стоят разные психологические техники, использующие работу воображения. Когда я себя отправляю в ресурсное место, вспоминаю что-то приятное и работаю с этим приятным воспоминанием. Мы предлагаем человеку вспомнить приятное место, где ему было хорошо, безопасно и просим его там какое-то время находиться. Направлять внимание на те ощущения в теле, где приятно. Например, обнаружить в теле место, где находится тревога (допустим, она в животе), потом спросить: «Есть ли у тебя в теле место, где нет тревоги?». Человек говорит, что, например, в «левой пятке» нет тревоги. Хорошо, тогда мы просим его направить свое внимание в условную левую пятку и продолжать наблюдать свои ощущения. Много таких техник существует, можно подробнее с ними в соответствующей литературе ознакомиться.

В целом можно сказать, что очень важно слышать потребности своего тела и о них заботиться. Как о ребеночке маленьком заботится мама. Есть в психологии такой термин «достаточно хорошая мать», которая правильно слышит и распознает потребности ребенка. Когда ребенок кричит она понимает — либо его нужно покормить, либо у него колики, либо у него режутся зубки, либо его нужно помыть, и она это распознает. Нам важно также обходиться с собой. Потому что мы часто путаем, чего нам в данный момент хочется. Например, мы испытываем сейчас голод или жажду? Общая идея: больше прислушиваться к своим желаниям, потребностям, — в том числе, на телесном уровне, — учиться быть в контакте с телом, развивать контакт с телом. Такое распознавание может не сразу начать получаться, но нужно стремиться. Идея интуитивного питания также относится к практике распознавания: что я сейчас конкретно хочу съесть (не что у меня есть в холодильнике, а что именно я хочу). Я-то съем то, что в холодильнике, но чего я хочу? Хочу сейчас погулять или почитать, или встретиться с подружкой? Это вообще широко, не только про тело. Но контакт с телом, чувствительность тела очень важно развивать!

ОЧень важный для меня вопрос хочу Вам задать. У апостола Павла в посланиях мы находим немало упоминаний о важности тела, о его святости. В частности, — «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор. 6:19). Что значит относиться к своему телу как к храму Святого Духа?

Это хороший вопрос про храм Духа Святого. Мне тоже очень нравится такое отношение к телу. Потому что оно восстанавливает, реабилитирует тело. Вот оно — евангельское отношение к телу, а не неоплатоническое. Как там: «каждый свою плоть, греет, кутает ее…и т.д.». Вот оно — благоговейное отношение к телу, как к святыне, я бы сказала. Потому что тело — это место, где присутствует Бог. Если это храм Духа Святого — «Царю Небесный, Утешителю… прииди и вселися в ны…» — я должен быть носителем лампады, в которой горит свет Господа, носителем Духа Святого. Дух Святой должен жить во мне. Мы, православные, молимся Духу Святому, но совершенно как бы в это не верим. Мы просим: «Дух Святой, приди и вселись в меня, и останься там, очисть меня от всякой скверны…». Приди и вселись в меня! Мы вообще понимаем, о чем мы просим? Верим ли мы в это? Я — это кто? Что такое мое тело? Мое тело — это то, где живет Дух Святой, мое тело — то, как воплотился Сам Господь. Оно имеет большое достоинство и заслуживает большого уважения. То, что у нас, к сожалению, почти утрачено, и во многом благодаря влиянию неоплатонизма.

Если так, по прикладному, буквально, возможно в конкретных образах — что значит относиться к своему телу как храму Духа Святого?

Буквально — значит надо нормально есть и спать. И что вообще-то это нормальное, взрослое, субъектное отношение к себе. Когда я насилую себя все время недосыпанием из-за трудоголии, порой мне даже кажется, что это — грех. Есть же у нас грехи против тела, курение туда относится или чревоугодие. Если ты объедаешься, то в чем проблема? Ты вредишь своему телу. Если, например, ты каждый день ешь гамбургеры с картошкой фри, и это твое основное питание — осознанно или неосознанно ты вредишь своему телу. Если ты мало спишь, не заботишься о своем теле в плане здоровья — ты вредишь телу. Потому что у людей, перенесших серьезные психологические травмы, бывает отсутствует опция заботы о собственном теле. Такие люди вообще не ходят по врачам и потом имеют тяжелые последствия. То есть — нормально заботиться о здоровье, ходить, когда необходимо к врачу, давать телу всякие приятности. Например, может нравиться какая-то ванна, сауна, ходить периодически на массаж, возможно, какие-то телесные практики. Но обычно у нас принято говорить про спорт, что он нужен. И я знаю, что сейчас во многих семинариях спорт стал очень популярен, хорошие спортзалы строят. Можно искать любые формы движения, которые тебе подходят: гулять, дышать воздухом. Но здесь очень важна интенция. По факту, это нужно делать любому человеку безотносительно верующий он или нет. Это обычная естественная вещь. Как, например, то, что мы в наше время спим на чистом постельном белье, а не на грязном коврике. В спальном мешке люди дома обычно не спят. То есть существует какая-то культура. Едим мы из посуды обычно, и, как правило, не из алюминиевой. Так и здесь — это очень простые обычные вещи заботы о теле, которые утрачиваются порой по различным причинам. В православной среде есть страх греха заботы о теле, нездоровый, мне кажется, страх. Но если мы говорим про храм Духа Святого, то делать мы можем то же самое, но здесь очень важно с какой интенцией мы это делаем. Это как я могу кормить бездомного и при этом его тихо ненавидеть, а могу относиться как к тому, кто сейчас являет мне Христа. Но у меня нет такого отношения, а у Терезы Калькутской оно было. Я своей интенцией, своим прочтением вкладываю смысл в то или иное действие. Это может быть разный смысл. Я могу плавать в ванне и бегать по утрам, созерцать в парке разноцветные осенние листья и прославлять Творца через это. Благодарить Бога за то, как дивно и премудро устроено мое тело: «Дивны дела твои, Господи! Благодарю тебя за тело, которое Ты мне дал. Возможно, Ты сам хочешь в нем прибывать? Дивны дела Твои!». С такой же интенцией я могу пить утром вкусный чай и тоже благодарить Творца за то, что у меня есть вкусовые рецепторы, а не было бы их — я бы не чувствовала всей этой палитры вкусов. Нам же даны эти органы ощущений и удовольствий зачем-то? Ну, зачем они нам даны, если это грех и зло?

Есть замечательная книга об этом у Филипа Янси «Ты дивно устроил внутренности мои».

Да, да! Сейчас активно обсуждаются недавно сказанные Папой Римским слова о том, что сексуальные удовольствия тоже даны нам Богом. И эта новость очень бурно обсуждается: «Сексуальные удовольствия дал Бог? Какой ужас!». Ну, а как иначе? Кто нам это дал, если мы так созданы? Точно так же, как и все остальное, все другие органы чувств. Поэтому своей интенцией я могу вкладывать духовный смысл в простое действие. Когда я ухаживаю за больным или просто ем — я могу это делать с разным уровнем и качеством присутствия. И в священнодействие я могу превратить любое свое действие, когда я внутренне зову туда Бога или делаю это перед Его Лицом, делаю из этого прославление, благодарение и т.д. Благодарение — великая вещь! Здесь даже не нужно быть верующим, любой психолог скажет, что благодарение — очень целительная практика, в том числе соматически исцеляющая. Один из рецептов — искать, за что я могу благодарить, даже в коронавирус. Есть много практик, они же могут быть как психологическими, так и духовными: каждый вечер выписывать хотя бы по 5 пунктов, за что я сегодня благодарю. Светские психологи просто скажут: «за что я благодарю», а мы скажем: «за что я благодарю Бога». Пробовать искать простые вещи. Здесь ведь очень важно на чем центрируешься. Стакан наполовину пуст или наполовину полон — то, чему даешь внимание, то и растёт. Если я с утра и до вечера читаю новости про коронавирус — не надо их читать много, достаточно выделить себе время в неделю или в день, не нужно это делать 24 часа. Если я центрируюсь на том, как все плохо, то внутри меня так и будет. Переживание того, как все плохо, как мир катится во ад, люди умирают, и т.д. По плодам можно смотреть, что это со мной делает. Если культивирует мою тревогу — может быть, не надо этим заниматься? Это не значит, что нужно закрыться, ничего не читать и впасть в ковид-диссидентство. Вопрос в пропорциях и в акцентах. А, может быть, я могу перенастраивать свою оптику и внимание, и в том числе искать, за что я могу сейчас благодарить. В конце концов, за дар жизни, за безопасность в моей квартире… И это будет замечательная практика, если я свою душу, как скрипку настраиваю на правильную волну, на правильное звучание, на божественное звучание, на синергию, на голос Духа Святого, а не на страх.

Интервью с психологом Мариной Филоник

журнал "Фамилия"