Новости

Придя в храм, мы подключаемся к небесной сети

12 жовтня 2021

Как звучит музыка Вечности? Какие духовные коды хранят древние песенные практики? Как и где научиться образу ангельского пения? Каким ключом можно открыть путь к Богу?

О церковном пении и его развитии, главном секрете Киево-Печерского распева, радостях и трудностях клиросного служения и о многом другом мы поговорили с многолетним регентом киевского Свято-Троицкого Ионинского монастыря, кандидатом богословия и кандидатом искусствоведения протоиереем Димитрием Болгарским.

СПРАВКА

Протоиерей Димитрий Болгарский — профессор Института искусств Национального педагогического университета имени М. Драгоманова, преподаватель Национальной музыкальной академии, доцент Киевской духовной академии и семинарии, Заслуженный деятель искусств Украины, кандидат искусствоведения и кандидат богословия. Член Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения. С 1992 года — регент киевского Свято-Троицкого Ионинского монастыря.

В 1993 г. окончил Киевскую государственную консерваторию по специальности «Хоровое дирижирование». В 2002 г. защитил диссертацию на тему «Киево-Печерский распев как церковно-певческий феномен украинской культуры».

В 1998 г. разработал и начал преподавать в консерватории дисциплины «Музыкальная литургика» и «История церковного пения». В 2004 г. открыл подготовку по специальности «Регент церковного хора» в педагогическом университете.

В 2003 г. был рукоположен в сан диакона, в 2016 г. — в сан священника.

— Как Вы пришли к вере? Где начинали своё клиросное служение?

— Господь говорит: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин. 15:16). Чем дальше я приобретаю некоторый малый опыт священнического служения, тем лучше я это понимаю.

Во мне — как оказалось — соединились две линии родового призвания. Мои предки по матери были священнослужителями. Так, в этом году исполняется 100 лет со дня кончины профессора Киево-Могилянской академии Леонида Александровича Соколова — моего прадедушки. И уже почти 30 лет я преподаю в Киевской духовной академии и семинарии, по сути — на той же кафедре. Я очень чувствую это наследие. Его два брата были священномучениками. Среди предков по линии отца — священнослужители и регенты. Сохранилось стойкое семейное предание о том, что был в роду священнослужитель, в 1930‑х пострадавший за веру.

«Богослужение — школа радости... Подлинное счастье — пение любящего и благодарного Богу сердца»

Я хорошо помню тот момент, когда Господь коснулся моего сердца. До этого я был человеком очень эмоциональным, открытым, ищущим, увлекающимся, как многие, восточной философией и практиками. Я учился в музыкальном училище. Был солнечный день. И вдруг внутренний голос спросил меня: «Если бы был Бог, ты хотел бы Ему служить?»

У меня несколько раз в жизни были подобные моменты, и я понимаю, что иногда мы можем слышать голос своего Ангела Хранителя. Главное просто не искать этого. И не пререкаться с ним, потому что он не будет повторять дважды.

Я очень удивился этому вопросу и ответил: «Да, я бы хотел». Я понимаю, что в жизни каждого человека есть момент выбора, когда его спрашивают, и он дает свое согласие. Никогда нет никакого насилия — это все совершенно свободно.

С тех пор потихонечку моя жизнь начала меняться. Я поступил в консерваторию. Это был год открытия Лавры — 1988‑й. Мы с другом начали ходить туда и во Владимирский собор к Михаилу Семеновичу Литвиненко*. А потом стали открываться храмы, и я год пропел в Крестовоздвиженской церкви на Подоле. Это были мои первые певческие шаги. Вскоре верующим отдали храм на Байковом кладбище, и мы начали его возрождать. Туда приходили молодые иеромонахи Лавры, в том числе отец Агапит (ныне митрополит Могилев-Подольский и Шаргородский). Я никогда не забуду проведенные там зимние службы… Сначала ты пробираешься в мороз через кладбище — а снега было по пояс! — к храму. И на службе ощущаешь парадоксальное соединение этого холода и сердечной теплоты.

Дальше были два сказочных года в возрождаемом Выдубицком монастыре. Там служил ныне покойный митрополит Нежинский и Прилукский Ириней (Семко) — тогда ещё иеромонах, иеромонах Феодосий (сейчас он епископ Сиэтлийский), там начинал свое служение известный клирик — архимандрит Алипий (Светличный). После раскола 1992 года в моей жизни началась эпоха Ионинского монастыря, где я уже почти 30 лет.

— Что даёт Вам лично пение за богослужением? Какие есть в этом деле сложности?

— К Богу есть только один путь — это гимн, славословие любящего и благодарного сердца. В Откровении Иоанна Богослова есть замечательные слова об искуплённых, которые поют новую песнь Моисея и Агнца (Спасителя) (Откр. 14:3; 15:3). Этому пению Моисея и Агнца мы учимся на земле. И когда закончится наша жизнь, у нас с вами будет худсовет, прослушивание, для того чтобы мы вошли в этот хор вечности.

Античные философы выделяли три уровня музыки: музыка мира / космоса (mundana), музыка инструментальная (instrumentalis) и музыка человеческая (humana). Тема человеческой музыки перешла в Православие.

В богослужебном пении очень важен правильный настрой, твоё внутреннее состояние. В Ветхом Завете оно называлось хождением пред Богом. Его нужно освоить и стараться хранить. Чтобы научиться этому, нужны годы.

С маэстро Михаилом Семёновичем Литвиненко (1927–2020)

Это очень тяжело, потому что надо понуждать себя, смиряться, воспитывать себя.

Православие хранит правильный код Богопрославления, который является путем человека к Богу. Потому что ты живешь так, как молился вчера, и завтра будешь жить так, как ты молился сейчас. То есть по сути молитвенная жизнь является основой жизни православного христианина — это внутренний поиск Бога. А любой путь — это путь от количества к качеству, в случае молитвы — от бормотания слов молитв до действительно сердечной молитвы…

Ещё очень важна концентрация внимания. Надо собрать рассеянный ум. Ум — как смычок, тело — как скрипка. Если возникает это касание ума и сердца, ум и сердце соединяются, то сердце становится умным, а ум сердечным, и тогда звучит музыка вечности.

— Выходит, научиться этому может не каждый?

— Научиться может каждый. Но для этого нужен мастер — тот, кто помог бы ему научиться.

— А кто может стать регентом церковного хора? Обязателен ли для этого диплом консерватории? Может ли им стать светский хоровой дирижер?

— Опыт показывает, что без музыкального образования — никуда! Какого уровня? Кому как даст Бог. Кому‑то хватает музыкальной школы, он овладевает эстетикой церковного пения — и прекрасно выполняет свои клиросные задачи.

Если ты выходишь на уровень мастера, тебе надо пройти больше и периодически заниматься повышением квалификации: встречаться с единомышленниками, попасть в хорошую среду, где будут мастера. Например, когда я учился в консерватории, у нас были такие хормейстеры, как Павел Иванович Муравский, Анатолий Тимофеевич Авдиевский, я встречался в Беларуси с Виктором Владимировичем Ровдо… Это были большие мастера. Ещё я общался и кое‑чему научился у отца Матфея (Мормыля).

Плюс надо молиться, просить у Бога ключ разумения того, что надо делать. Потому что это всё богодухновенно.

Светский дирижер может стать регентом, но ему предстоит нелегкий путь от ветхой жизни к новой. Церковное пение имеет свою специфику, связанную с благочестием, нравственностью и опытом молитвы. У светского дирижера всё происходит на интуитивном уровне (попал — не попал). Кроме того, он работает во имя своего «Я», подпитывает своё тщеславие.

У меня это был долгий путь. Я помню эту «ломку», когда тебе после службы хочется аплодисментов! А тут все — раз, и быстро разошлись.

И я благодарен монастырской практике, потому что тебя здесь смиряют.

Так что дирижеру нужно проходить путь воцерковления и, как всякому человеку, стараться бороться со своими страстями.

— Но если человеку понравилось пение, стоит или не стоит подходить после службы к хору, говорить теплые слова?

— Стоит. Певчим важно понимать, что их труд, их служение находят отклик в верующих сердцах.

Мы не трудимся во имя своё, но — во имя Божие: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113:9). Как Богородица сказала преподобному Ионе Киевскому: «Ты лопата, грабли, кочерга…» — то есть — инструмент в руках Божиих. Так и регент: ты должен смиренно служить и ничего из себя не строить. А как регенту это сложно! Ему ведь дается определенная власть и, нередко он начинает ею неправильно пользоваться!

Я служу у преподобного Ионы. И если я перед службой подойду к его мощам и скажу: «Батюшка, прости меня, дурака. Помоги мне сегодня найти правильный образ пения. Помоги мне, чтобы это не было в суд и осуждение», — то служба проходит так, как надо. И потом я к нему подхожу и говорю: «Спасибо».

Так что надо молиться, и тогда Бог дает.

Пойте Богу нашему, пойте! Выступление на Киевском пасхальном фестивале
в Национальной музыкальной академии Украины, 2012 год. Фото из личного архива отца Димитрия

— А бывают проблемы на клиросе? С дисциплиной, например?

— Церковь — это лечебница, и на клирос в том числе приходят люди больные. Там создается особая среда, и регент, как руководитель, задает не только музыкальные тональности, но и смысловую наполненность. Он в начале службы должен сказать певчим: «Дорогие мои, телефоны не достаем. Настраиваемся на небесную волну, божественный режим. Поймите: богослужение размыкает время — отдайте его Богу. Дальше: вы приходите сюда для того, чтобы решать сложные задачи своей жизни, молиться, умилостивлять Владыку, просить прощение, заниматься самопознанием, Богопознанием, своим профессиональным ростом». Нужно понимать, что мы в храме, что здесь присутствует Бог. Также здесь важны смирение и послушание.

У меня в хоре проблемы с дисциплиной нет. Многие певцы — это мои ученики. Они меня раньше терпели, они терпят меня и сейчас. Я стараюсь поддерживать неформальную обстановку. И потом: у нас ребята благочестивые и верующие. Часть из них не получают денег — поют во славу Божию. Это очень важно.

— В Ионинском монастыре в будни поют исключительно в один голос, не так, как в большинстве храмов. Так же — если найти записи — поют на Афоне, но на греческом. Что это за пение? Расскажите о нём.

— У нас есть такая практика. Праздничные и бденные (когда совершается всенощное бдение) службы оформляет наш хор (он называется праздничный хор Димитрия Болгарского). Мы поем песнопения Киево-Печерского распева (это как основа) и «растворяем» его песнопениями разных композиторов.

В будни одну неделю на богослужениях поет мужской квартет (он исполняет песнопения Киево-Печерского распева, простые обиходные песнопения, монастырские гармонизации), вторую неделю — Владимир Шолох. Он со своими помощниками исполняет все песнопения афонским (византийским) напевом.

Что такое византийский напев? Если обобщить — это музыкальная богослужебная традиция, которая получила свое начало в Византийской империи и пришла к нам после Крещения Руси через греко-балканскую практику. Это образ ангельского пения на земле, данный людям для обож́ ения. В принципе, каждый вид богослужебного пения ведет к обожению, одухотворению, освящению, если человек принимает звучащую молитву сердцем. Но византийское пение особо убедительно: в нем найдены приемы, лучше которых невозможно ничего придумать.

Попадая в разные земли, этот напев всегда одевается в национальные краски. И когда он пришел к нам, со временем на Руси появился и стал существовать параллельно с ним знаменный распев. Но надо понимать: определенные климатические условия и, соответственно, психоэмоциональные особенности живущих в них людей накладывают на церковное пение свою печать. И потому одно дело — северный знаменный распев (то, как пели на Соловках и на Валааме), другое — Киевское пение… Наш знаменный распев просуществовал до конца XV — начала XVI веков.

Древнее пение — это мелодическое предание, в котором «закодированы» определенные психоэмоциональные состояния, с тем чтобы человеку эти состояния передать и через это вести его к святости. В его основе — трезвенный, мужественный образ, непрелестный. Многие же современные композиции написаны в определенном прелестном состоянии, прельщении. Поэтому византийское пение для нас остается мерой, каноном, критерием оценки правильного.

— Сегодня церковное хоровое искусство может развиваться или оно должно незыблемо хранить вековые традиции?

— Оно должно развиваться в рамках канона. Ведь в принципе, приемы найдены. Вот как в иконографии: есть канон, и есть реалистичный стиль, который требует от художника большого мастерства (он должен быть портретистом, пейзажистом и т. д.). Так и с церковным пением: существовало византийское пение, знаменный распев, потом в конце XIX — в начале ХХ века были найдены приемы, как облекать мелодическую ткань в многоголосную одежду. Над этим потрудились представители московской певческой школы — П. Г. Чесноков, А. Д. Кастальский, С. В. Смоленский, — Санкт-Петербургкая придворно-певческая капелла (там А. А. Архангельский и другие мастера трудились). Ярчайшие представители киевской школы — Н. Д. Леонтович, А. А. Кошиц, И. М. Яциневич, К. Г. Стеценко…

— Вы бывали с концертами в разных странах, в том числе исполняли и песнопения т. н. Киево-Печерского распева. Что это за особый распев? Как его воспринимала аудитория?

— Киево-Печерский распев примирил, казалось, непримиримые культурные парадигмы Средневековья — с его аскетизмом и выражением в мелодическом (музыкальном) предании Церкви опыта правильной молитвы и умозрения — и Нового времени. Он воцерковил многоголосие, при этом оставив принципы монодического (одноголосного) пения и тем самым дав его современному человеку. Он принял эстетику украинского барокко — именно в аспекте радости человека о Боге, Спасителе своем, и сохранил распевность, присущую музыкальному чувству украинского народа.

Этот напев — выразитель молитвы. Принцип распевности означает раскрытие слова сердцем, через интонацию. И тут, конечно, вопрос, кто исполняет эти песнопения. Я уверен, что на концертах, которые у нас были с хором семинарии и монахами Киево-Печерской Лавры в Швейцарии, Германии, Израиле и других странах, была именно передача духа. А передача сокровенного всегда воспринимается очень хорошо.

Киево-Печерский распев и сейчас вызывает живой интерес. Но в среде музыкантов его мало кто понимает по‑настоящему… А воспринимать его нужно через призму знаменного и византийского пения — только тогда он открывается.

Сейчас я ухожу от подобных выступлений, потому что самая главная наша площадка — это клирос. Только здесь можно найти правильное внутреннее состояние, которое связано с ощущением радостнопечалия — радости о Воскресшем Господе и сокрушенного и смиренного сердца. Это единство Креста и Воскресения, Страстной и Светлой седмиц.

— К сожалению, для большинства приходящих в храм людей богослужение, как правило, делится на два сменяющих друг друга «режима» — «что‑то читают» и «что‑то поют». Как это исправить?

— Нужно учиться. Учиться — это счастье. Церковь — школа. Надо найти силы и время и изучать богослужение. Сейчас в интернете масса материалов. Также прошу всех: начните молиться по часослову! Отставьте на время утренние и вечерние молитвы и утром читайте утреню и (в идеале) изобразительны, вечером — вечерню. Эти псалмы и другие тексты быстро выучиваешь на память, и когда приходишь в храм, происходит узнавание. И тогда станешь слышать больше — заметишь «смену декораций», которая происходит во время богослужения, — переход от печали к радости надежды, любви. Ведь богослужение — это школа радости.

— Другая крайность: человек приходит в храм только чтобы послушать красивую церковную музыку.

— Пускай это будет первая ступенька. Сейчас душа зацепится за красоту пения. А потом человек еще раз придет, и пообщается со священником, и перейдет на другой уровень. Пусть это будет важным этапом на его пути к Богу.

— А где можно научиться церковному пению? Как попасть к Вам, например?

— У нас есть клиросная школа при Ионинском монастыре, есть при Зверинецком. В Зверинецком занятия проходят по выходным, в Ионинском — в будни, тут преподаю и я. Мы готовим и певчих, и регентов. Обучаться можно с нуля. Скоро мы запустим свой сайт. На нём можно будет найти множество материалов о богослужебном пении, начиная с самых азов.

Конечно, церковное пение должно быть осмысленным: ум нужно заключать в слова молитв, сердце должно сочувствовать, то есть откликаться на них, и пение — стать выражением того, что у тебя в сердце («От избытка сердца говорят уста», Мф. 12:34).

Богослужение обновляет в человеке образ Божий, обновляет в мире присутствие Божие, а это уже важнейшая миссия человека. Если каждый из нас будет это делать — мир будет другим.

Через звук выражается энергия сердца. Эту энергию надо развивать. Мы, православные, должны развивать свое сердце и помнить, что к Богу только один путь: славословие. И подлинное счастье — пение любящего и благодарного Богу сердца. Потому что, когда оно поет, оно уже не принадлежит этому миру.