Быть человеком Божиим

«Крыши нет, холодно, голодно. Приходится не столько служить, сколько восстанавливать… Это были самые замечательные годы моей жизни». Так когда-то в интервью сказал о начале своего монашеского пути главный редактор «Отрока». Как можно ощущать счастье в нищете и разрухе и что вообще делает человека счастливым по-настоящему — ищем ответы на эти вопросы, следуя за темой номера.

Раб. Наёмник. Сын?

Мне кажется, счастье не в наличии тех или иных бытовых условий, а в присутствии, как сейчас модно говорить, мотивации. Всегда, когда человек делает что-либо ради высшей цели, а у нас всё-таки высшая цель — Христос и Царствие Небесное, то какие-то внешние трудности не воспринимаются как непосильные, наоборот, только радуют. Вроде бы парадокс, но мы знаем слова Христа: иго Мое благо и бремя Мое легко (Мф. 20, 30). И «иго», и «бремя» — слова, казалось бы, с не очень позитивным оттенком, но Господь говорит о благости и лёгкости. Почему? Потому что люди на многие лишения готовы пойти, если знают, для чего это делают.

Святые отцы отношения человека с Богом описывают тремя состояниями: раба, который работает из страха наказания; наёмника, ожидающего оплаты; и сына, который трудится из любви к своему Отцу. В первых двух случаях человек думает, что, как бы ни было тяжело сейчас, он потерпит, но зато потом получит всяческие блага и будет веселиться в райских кущах. Согласитесь, не самое лучшее состояние. Жизнь достаточно длинная, и если тебе двадцать лет, а некое воздаяние ты рассчитываешь получить лет через пятьдесят-шестьдесят, выдержать такое маловероятно даже не в духовном отношении, а чисто психологически.

Поэтому нужно сразу себя настраивать на иные, более высокие отношения с Господом — на отношения сыновние. Когда мы из любви к нашему Небесному Отцу стремимся сделать что-то доброе, чтобы и Его порадовать, и самим порадоваться. Ведь любое дело, приятное в очах Божиих, сопряжено с утешением, даже если мы чего-то себя лишаем ради служения Ему.

Интерьер храма. 1999 год

Когда в 1993 году Ионинский монастырь начал восстанавливаться, у нас не было ни питания, ни нормальных бытовых условий. Даже помыться негде. Помню, я ходил пешком в Киево-Печерскую Лавру, просился в душ, если там была вода… Но всё перекрывала радость от того, что мы возрождаем святыню, дом Божий. Это очень вдохновляло.

Жизнь вообще была весёлой. Все братия молодые, горячие, имеющие силы и желание служить Господу и людям. Сложно даже вспомнить, омрачало ли что-то наше пребывание в монастыре. Наоборот, трудности и теперь воспринимаются с благодарностью Богу — что именно так всё было: без всякого комфорта и предстояло достаточно долго повкалывать, чтобы и храм восстановить, и себе жильё построить.

Первые годы мы жили в старой башне с часами. Когда наш первый наместник отец Агапит (ныне митрополит Могилёв-Подольский и Шаргородский) позвал меня в Ионинский, здесь проживал только студент сельхозакадемии по имени Андрей. Как парню верующему, ему было значительно удобней поселиться не где-то в общежитии, а при монастыре. К тому же хорошо, что хоть кто-то находился ночью при храме, хотя вооружённых грабителей студент бы не остановил. Надо сказать, что и в самые первые годы, несмотря на то, что у нас вообще ничего не было, храм пару раз пытались ограбить. Один раз даже взломали сейф, откуда стащили три бутылки кагора, и тем добыча похитителей ограничилась.

Постепенно собиралась братия. На первом этаже башни с часами мы оборудовали кухню и трапезную, где по воскресеньям могли собраться и перекусить, потому что вначале готовили не систематически. На втором этаже жили, а себе я сделал келью на третьем, где находился часовой механизм. С появлением новых насельников второй этаж постепенно уплотнялся, а моя комнатка оказалась настолько крохотная, что подселить туда кого-либо уже не было возможности, так что я оказался в уединении.

Со временем приспособили для жилья одно из помещений в притворе храма, под левым куполом, где круглое окно. Затем построили братский корпус и потихонечку обустраивали всё необходимое для существования монастыря.

Литургия на улице. 1994 год

Только в книгах о таком читал

В храме, когда мы только пришли, царила полная разруха. Крыша вся в дырах, через которые затекала вода и залетали птицы. Несколько лет помещение вообще не отапливалось, и зимой в нём было холоднее, чем снаружи. За ночь при 10-15 градусах мороза храм промерзал полностью, и если днём воздух на солнце хоть немного нагревался, то внутри всё равно стоял леденящий холод, и мы выходили греться на улицу.

Тяжелее всего приходилось священнослужителям, поскольку под облачения много одежды не наденешь, да и руки всегда открыты. Я сам видел, как священник после Херувимской ставил Чашу на Престол и левой рукой с усилием разгибал пальцы правой руки, потому что они буквально примерзали к Чаше. До того я только в книгах о таком читал.

Мне же было значительно проще — я тогда пономарил. Надевал фуфайку, кто-то подарил унты — сапоги для полярных широт. Нижняя их часть — кожаная и хорошо утеплена, верхняя часть — меховая. В унтах ноги не мёрзли, а руки я держал в карманах телогрейки.

Зимой совершали богослужения по субботам и воскресеньям, а когда появилась возможность храм отапливать, в 1994–1995 годах, начали служить постоянно. Отопление вначале сделали только в правом, Троеручицком приделе — собственно, потому он и отгорожен стеклянной перегородкой от основного объёма. Всё помещение прогреть было невозможно, да и незачем, ведь людей тогда приходило на службы очень мало.

Когда началось восстановление монастыря, на участки, где требовались профессионалы, мы нанимали специалистов, а остальные трудные и опасные работы выполняли сами. Причём вдохновителем и руководителем всегда выступал наш первый наместник отец Агапит. Например, из-за нарушения режима влажности в храме обрушились потолки, но остались старые деревянные трухлявые перекрытия. Эти балки предстояло демонтировать, а на их место установить металлические швеллера. Мы одолжили у сотрудников ботанического сада бензопилу — классическую советскую «Дружбу», тяжёлый механизм, который нужно крепко держать двумя руками, — и этой пилой отец Агапит пилил балки, стоя прямо на них. Когда под ногами они начинали похрустывать, он отходил и допиливал сбоку. По-другому не получалось.

Ещё запомнилось, как ручной лебёдкой поднимали стальные двутавровые балки, чтобы установить их на место прежних перекрытий. Как-то раз подняли практически до потолка, как вдруг цепь не выдержала, лопнула, и балка с высоты грохнулась вниз. Одним концом она была привязана к верёвке, которой мы заводили её в предназначенное гнездо, и как раз я с помощью веревки её и направлял. Поэтому, когда балка сорвалась, прежде чем я успел разжать руки, верёвка какое-то мгновение с силой протянулась у меня в ладонях, так, что остался ожог.

Но даже такие случаи сейчас вспоминаются с радостью.

На строительстве братского корпуса. 1995 год

Какие бывают искушения

В начале 1990-х людям в принципе тяжело жилось, и в монастыре у нас питания как такового не было — ели то, что прихожане приносили на панихиду: в основном хлеб и ещё, почему-то, варенье. Хлеб мы в воскресенье разрезали на куски и сушили. На неделе нагревали сковороду, клали на неё эти сухари, предварительно смочив их в воде, несколько раз переворачивали, чтобы хлеб размягчился и появилась корочка, и получалось достаточно вкусно. Варенье разбалтывали в воде и пили, потому что на чай денег тоже не хватало.

Но однажды привалило мне сказочное счастье: кто-то подарил баночку растворимого индийского кофе. Сейчас словосочетание «индийский кофе», наверное, читателям ни о чём не говорит, а тогда это было круто.

С этим кофе произошло настоящее искушение. Я тогда много читал, а у меня есть вредная привычка — во время чтения пить чай или перекусывать. И вот, с книжкой в руках я вскипятил в литровой банке воду. Причём нормального кипятильника нельзя было достать, и я соорудил такой, как в местах лишения свободы делают: две металлические пластины подключил к проводам, и они мгновенно нагревали любое количество воды. Не отрываясь от книжки, наливаю кипяток, но не в чашку, а в открытую банку с кофе! Когда я это увидел, то испытал буквально ужас: только что у тебя была целая баночка ароматного кофе, и в один миг её не стало! Помню, очень по этому поводу расстроился.

Правда, я не растерялся и тут же выставил жестяную банку на мороз. Содержимое замёрзло, и дальше по мере необходимости я откалывал от него обледеневшие куски, растапливал в воде, и получалось что-то, похожее на кофе.

Как раз тогда к нам приехала группа паломников из Москвы, из Свято-Филаретовского института, созданного духовными чадами известного священника Георгия Кочеткова. У слушателей института есть особая практика катехизации, которая погружает людей в глубины и поднимает на высоты богословия, однако в каких-то бытовых вещах из жизни православия они тогда были не особо сведущи.

Я рассказал гостям о монастыре, показал храм, после чего с горящими глазами паломники у меня спрашивают:

— Скажите, а где живёт братия?

— Вот здесь, в башне с часами, и там, в храме, где круглое окно.

— Нет, вы не поняли. Где кельи?

— Говорю же, вот здесь в башне и там в храме.

— Да нет! Пещеры ваши где?

Я понял, что у гостей представление о монашестве — на уровне учебника советского времени, где жилище монаха изображалось как сводчатое помещение с зарешеченным окошком на уровне земли, с лавкой, лучиной и заплесневелыми стенами. Конечно, пришлось рассказать, что так тысячу лет назад жили преподобные Печерские, и то потом вышли на поверхность, а в пещерах уже только хоронили.

Беседа продолжалась.

— Вот, вы в такой глуши… У вас, наверное, бывают искушения?

— Да, — говорю, — как раз недавно одно такое случилось.

— Правда? Расскажите!

Пришлось поделиться своим горем:

— Пропала у меня целая банка кофе…

Конечно, такое «искушение» их не впечатлило, и гости выглядели явно разочарованными, ожидая, наверное, описания картин в духе «Искушения святого Антония» кисти знаменитого Босха.

Интерьер храма. 1993 год

Терплю ради Господа

Оглядываясь на те времена, я понимаю, что до сих пор по-настоящему счастлив. И благодарю Бога, что Он привёл меня сюда, на это место. Счастье, как я уже говорил, не в наличии или отсутствии бытовых или внешних вещей. Это состояние, когда мы стремимся к тому, чтобы любить Бога и пытаться жить по-Божьему, хотя бы озвучиваем Господу своё желание исполнять Его заповеди. Знать Бога, вкушать Его Тела и Крови, видеть, что Он благ, что Он нас любит, что Он для нас по-настоящему любящий и любимый Отец, понимать, для чего мы живём, — это и есть настоящее счастье.

Но что если ты не выбирал жизнь, которой живёшь, и вынужден считаться с обстоятельствами, тебе не подвластными? Можно долго рассуждать, отчего так бывает и почему: за грехи или, наоборот, для нашего совершенствования — судьбы Божии нам недоступны и неизвестны. Однако если тяжело, или одиноко, или настигли скорби и лишения, не стоит размышлять, кто виноват, но значительно важнее понять, что делать.

Всегда нужно стремиться к тому, чтобы любую ситуацию принимать как из рук Божиих. Если обстоятельства зажимают со всех сторон, я всегда советую держать в уме слова одного преподобного: «Терплю ради Господа». Знаете эту историю?

В одном из древних патериков описано, как в некий монастырь пришёл новый монах. Через какое-то время братия стали замечать, что он ведёт себя необычно и странно. Если кто-то ему досаждает, он не раздражается, не гневается, не препирается, но отходит в сторонку, достаёт из-за пояса какую-то бумажку, читает и дальше ходит весёлый и благодушный. Хотя в монастырь люди приходят ради Христа, но они такие же слабые и немощные, и человеческие взаимоотношения тоже складываются по-разному. Случаются и конфликты. А тут во всех конфликтах новый монах как-то необычно себя вёл.

Некоторые братия стали его подозревать, пришли к игумену и говорят: «Такой-то брат занимается колдовством. Он носит в поясе заговор». Игумен был человек мудрый и говорит: «Возьмите ночью у него пояс и принесите в общее собрание. Мы прочитаем при всех, чтобы открылась и посрамилась всякая неправда». Так они и сделали. Когда монах после трудов прилёг отдохнуть, пояс забрали и принесли игумену. Тот утром созвал братию, достал записку и отдал дьякону прочитать во всеуслышание. Дьякон разворачивает и читает громогласно: «Терплю ради Господа». Так человеческие измышления, приписывающие этому брату мерзости, были открыты и всякая неправда действительно посрамилась.

Такую бумажку — «терплю ради Господа» — каждый из нас должен носить в своём сердце. Если одолевает тяжесть, или, как пел архидиакон Роман (Тамберг), когда «сердце как стальной пружиной сдавит», нужно вновь и вновь вспоминать эти слова.

Мы знаем наставления апостола Павла: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За всё благодарите (1 Сол. 5, 16–18). Легко их исполнять, если на душе хорошо и весело. Но в испытаниях и проблемах тоже надо за всё благодарить и терпеть ради Господа — с упованием, что это даётся нам для того, чтобы мы стали лучше, чтобы мы изменились. Ведь зачастую Господь-Сердцеведец видит, что иными способами исправить нас, отвратить от греховного пути невозможно. Сколько знаю случаев, когда именно болезнь или скорби помогали человеку избавиться от каких-то прегрешений, от укоренившихся греховных привычек.

Что делать? Задуматься о своей душе, о том, чего ещё мне недостаёт, чтобы быть Божиим человеком. Правильно ли я ко всему отношусь, благодарю ли Бога? Или эгоистически принимаю от Него только подарки? Если с терпением и благодарностью смотреть на всё, что ниспосылается нам в жизни, и делать выводы из ситуации, Господь обязательно отнимет от нас скорбь, Сам нас утешит и укрепит.

Текст – архиепископ Обуховский Иона, журнал "отрок"